Хизер Сноу - Любовь неукротимая
Однако, заперев перед сном дверь своей спальни накануне отъезда в Лондон, Пенелопа поняла: эта ночь будет совсем иной. Напряжение витало в воздухе – сладкое, пьянящее, но острое, от которого по коже Пен бежали мурашки.
Стоило щелкнуть дверному замку, Габриэль подхватил Пенелопу так резко, что она едва не вскрикнула. Одним легким движением он поднял ее на руки и отнес в постель, положив на середину кровати.
– Пен, – едва не прохрипел он, расстегивая пуговицы на брюках. – Ты нужна мне прямо сейчас. Ты не злишься на меня? – спросил он, задрав юбки ее платья и раздвинув ноги.
Она понимала его острое желание немедленно овладеть ею. Она тоже нуждалась в нем сейчас особенно сильно, ибо знала: несмотря на все приготовления, слушание может пройти не в их пользу. Они оба боялись, что эта ночь может оказаться для них последней.
– Иди ко мне, – подстегнула она его.
Он вошел в нее резко, настойчиво. Она застонала, сама не зная, от удовольствия или от боли, так как в этот раз была еще совершенно не готова к соитию. Он вошел глубоко, навис над ней, упершись локтями в матрас и тяжело дыша. Пен чувствовала себя под ним откровенно слабой, приспосабливалась к его движениям, все больше ощущая нарастающее возбуждение.
Пенелопа наблюдала за ним, видела, как напрягались его мускулы, когда он старался удержаться на весу, не рухнуть на нее. Габриэль протянул руку и начал ласкать ее внизу, теребя нежный бутон, награждая Пен желанным удовольствием. Его ласки вкупе с движением плоти внутри ее лона вскоре довели Пенелопу до пика наслаждения, захлестнувшего, казалось, все ее существо. А после Габриэль овладел ею безжалостными, резкими толчками, отчего кровать раскачивалась и с силой билась о стену. Пенелопа же жадно принимала – она хотела принять – все, что он сможет ей дать. И в завершение оба застонали громко, не скрывая чувств, одновременно получив сильнейшее удовольствие.
Габриэль обтер и Пен, и себя полотенцем, смоченным в теплой воде, оставшейся в кувшине. Пенелопа чувствовала себя утомленной – и не столько от их страстного совокупления, сколько от напряженного дня, – и быстро провалилась в сон, успокоившись в объятиях Габриэля. И лишь на самой границе между сном и явью она осознала, что на этот раз он излился в нее, и заснула с блаженной улыбкой на лице, представляя прекрасных темноволосых детишек со светло-карими глазами.
Сильный раскат грома разбудил Пенелопу на рассвете. Утро оказалось не слишком веселым, ибо солнечный свет едва пробивался через темные грозовые тучи. Пен выглянула в окно и сразу расстроилась: мрак окутал все вокруг.
Габриэль нежно обнял ее сзади, опустив подбородок на хрупкое плечико, и не более радостным взглядом окинул открывающийся за окном пейзаж.
– Ты все еще хочешь отправиться в путь? В такую погоду? – взволнованно спросила она, в смятении устремив взор куда-то вдаль.
Они решили ехать в город все вместе. Джеффри старался убедить Лилиан остаться дома – ведь их ребенок вот-вот появится на свет, но уговоры оказались бесполезными, она просто не слушала супруга. Лилиан знала, что на слушании может произойти любая неприятная неожиданность, и отказалась оставлять кузину в несчастье одну, как это случилось, когда умер Майкл. Но Пенелопа знала: никто в целом мире не сможет успокоить ее, если она потеряет Габриэля.
Они предположили, что поездка в Лондон займет около четырех дней, так как с Лилиан им придется ехать гораздо медленнее, чем без нее. Было решено, что в карете отправятся только женщины, а Джеффри и Габриэль будут сопровождать их верхом. Габриэль не терпел замкнутых пространств, да и Джеффри не радовала перспектива путешествия с двумя крайне обеспокоенными леди. Однако дождь грозил нарушить их планы – как они поедут верхом?
Они ждали несколько часов, однако дождь лил как из ведра, а небо и не думало проясняться. Понимая, что они жертвуют драгоценным временем, не говоря уже о риске завязнуть в грязи по пути, Габриэль приказал наконец подать карету Пенелопы. Он сказал, что не хочет доставлять неудобства Лилиан, так как в переполненном экипаже четыре дня провести очень нелегко, но Пен понимала: он просто не хотел, чтобы кто-то узнал о его слабости – боязни замкнутого пространства.
Пенелопа забралась в карету и устроилась на сиденье зеленого бархата, Габриэль последовал за ней. В отличие от повозки, доставившей их из Викеринг-плейс в Сомертон-Парк, карета Пен была предназначена для долгих поездок, снабженная широкими сиденьями и красивыми лампами – в целом интерьер напоминал маленькую уютную комнатку. Здесь были широкие окна, и Пенелопа раздвинула занавесь, пуская внутрь как можно больше света, чтобы облегчить положение своего спутника.
Но все же она чувствовала его напряжение. Он сидел скованно, почти неподвижно, и Пен заметила, как быстро и прерывисто вздымается от взволнованного дыхания его грудь. Когда карета тронулась, она нежно сказала:
– Запомни, Габриэль. То, что ты сейчас испытываешь, – всего лишь ассоциации, это ненастоящие чувства. Мы выясним, что именно в замкнутом пространстве вызывает у тебя такой страх, и искореним зло.
Габриэль кратко кивнул и закрыл глаза, но Пенелопа видела: он по-прежнему мучается. Следующие полчаса она беспрестанно о чем-то болтала, пытаясь отвлечь его. Проклятая погода все осложняла: гром гремел сильнее прежнего, а яркие вспышки молний пугали и ее саму.
После особенно сильного мерцания Пен услышала тихий стон. Габриэль так сильно впился руками в колени, что побелели костяшки пальцев. Пенелопа прикусила губу от отчаяния – все ее усилия оказались тщетны.
Она в спешке стянула с рук перчатки, сбросила с плеч накидку и расстелила ее на полу кареты, чтобы встать на колени перед Габриэлем. Пен гладила его руки, смотря в его широко раскрытые глаза.
– Шшш, – говорила она, умоляюще заглядывая в глубину его карих глаз. Он безотрывно смотрел на Пенелопу, и во взгляде его читалось отчаяние. – Все хорошо, – шептала она, поглаживая руками его бедра. – Смотри на меня. Вот так. Направь все свое внимание на то, что я делаю.
Не отрывая взора от глаз Габриэля, Пенелопа начала расстегивать пуговицы на его бриджах. Все его силы уходили на то, чтобы держать себя в руках, поэтому плоть его еще не отвердела, но Пен это не смутило. Она взяла его естество в руки, сперва нежно поглаживая, затем сжимая все крепче. Совсем скоро его плоть отвердела, и Габриэль застонал совсем по иной причине, нежели прежде. Взяв его в рот, Пенелопа знала, что теперь Габриэль не может думать ни о чем, кроме ее горячего языка и нежных щек. Он положил руку ей на голову, то сжимая, то расслабляя пальцы, пока наконец не излился, издав хриплый приглушенный крик.
Разумеется, Габриэль отплатил Пен тем же, отчего вся карета переполнилась ее томными криками, а после оба забылись в объятиях друг друга. Он успокоился, но длилось это недолго, ибо, когда они проснулись, прежнее напряжение вновь вернулось к Габриэлю. И все, что Пенелопе оставалось делать, – это крепко обнимать его и шептать теплые, успокаивающие слова.
С Лилиан и Джеффри они встретились во время ужина на постоялом дворе. Дождь так и не унимался, и передвигаться верхом не представлялось возможным даже небольшой промежуток времени. Габриэлю пришла в голову идея ехать с Пенелопой до Лондона без остановок – ему проще один раз потерпеть несколько часов быстрого мучительного пути, чем сидеть замкнутым в карете еще три дня. Пен, разумеется, согласилась, и они договорились встретиться со Стратфордами уже в городе.
Они мчались в Лондон очень быстро, меняя лошадей по возможности каждые три часа. С каждой милей Габриэлю становилось все труднее сохранять контроль над собой. У Пенелопы сжималось сердце каждый раз, когда она, закусив губу, смотрела на него, замечая, что лоб его усыпан капельками пота. Ей было невыносимо тяжело видеть его страдания, и Пен задалась вопросом, не навредит ли ему это мучительное путешествие. Многочасовое испытание замкнутым пространством! Прекратись сейчас дождь, Габриэль быстрее пули окажется на улице. А что, если с каждой минутой мучений его сознание уходит все дальше в мутное прошлое? Если бы только Пен могла знать, в чем именно кроется причина его страха, она сделала бы все, чтобы помочь ему и вытащить из паутины кошмаров.
В этот раз Габриэль с криком очнулся от очередного страшного сна, и Пен, не выпуская его из своих объятий, спросила шепотом:
– Скажи мне, что ты видел во сне. – Она приложила все возможные усилия, чтобы голос звучал как можно более гипнотически. – Не позволяй видениям покинуть тебя. Скажи, что ты видишь.
Он издал жалобный стон, вертя головой из стороны в сторону.
– Где ты? – спросила Пенелопа. – Что ты чувствуешь? Что ты слышишь?
– Кровь, – прохрипел он. – Смерть. Гниль.
Сердце болезненно сжалось в груди и, казалось, на какое-то время и вовсе перестало биться. Что же он видит?
