Валерий Елманов - Сокол против кречета
– Мне страшно в него заглядывать, – отозвался Святозар. – Теперь для меня каждое «завтра» будет хуже, чем «сегодня». Даже если «сегодня» и без того тяжелое.
– Напрасно ты так говоришь, – упрекнул его темник. – Ты просто не знаешь того, что ждет тебя завтра. Но для этого ты должен помочь мне сегодня. Ведь ты знаешь всех своих воинов, которые умеют обращаться с огненным боем. Этим ты тоже не предашь – только укажешь их мне, и все. Даже наоборот – ты их спасешь от смерти. Совсем хорошо, если бы ты помог мне уговорить их, но об этом я пока не прошу. Пускай. Сам займусь. Главное – укажи. Пойми, что этим ты лишь поможешь справедливому делу. Разве честно будет, если против туменов Вату, которые не имеют пушек, выйдут тумены твоего отца, у которых они есть? И тогда Бату посадит тебя… – Склонившись поближе к пленнику, он радостно выпалил: – На царский трон!
Плевок князя оказался точен, а Бурунчи нерасторопен, слишком поздно отшатнувшись. Выкрикивая ругательства, темник вскочил на ноги, выхватил из ножен саблю, но в последний момент сумел себя сдержать, остановив руку на замахе.
Святозар разочарованно вздохнул. Долгожданная смерть вновь обошла его стороной. Значит, надо пытаться вновь.
– Я вижу, что ты пока еще не остыл после вчерашнего буйства, – зло заметил темник. – Это ничего. Время все лечит. Пока полежи. Потом я вновь приду за ответом. Моли Вечное Небо, чтобы этот ответ оказался правильным, потому что если ты продолжишь упрямиться, то хуже от него станет только тебе и никому больше. А то, что нам нужно от тебя, мы все равно получим, хочешь ты этого или нет.
С этими словами он вышел из темницы, оставив Святозара наедине с его думами.
Лишь через несколько часов князь понял, что именно он должен сделать, чтобы хоть как-то искупить вину за все, что случилось.
«Пушкари, говоришь, нужны, – мрачно размышлял он. – Что ж, будут тебе пушкари».
Однако вначале предстояло все как следует обдумать. Подозрительность врагов никоим образом нельзя сбрасывать со счетов, иначе ничего не получится. Даже соглашаться на предложение темника нужно не сразу, иначе тот вмиг почует неладное.
Хитрить Святозар был непривычен. Всегда и всюду по жизни он шагал ровной широкой поступью, поэтому размышления на тему: «Как обмануть половчее?» давались ему с трудом. Наконец к утру план был в общих чертах разработан, и князь, мстительно ухмыляясь, забылся в недолгом тяжком сне, который почти не принес ему облегчения.
Когда Бурунчи вновь зашел к Святозару и опять принялся уговаривать его помочь, то он с некоторым удивлением заметил, что князь на этот раз слушает его гораздо спокойнее, да и вопросы задает не те, что поначалу.
«Не иначе как и впрямь одумался, – порадовался темник. – А если он еще и поможет мне уговорить пушкарей перейти на службу к Бату, то будет совсем хорошо».
Правда, сомнения в истинности княжеских намерений продолжали оставаться, но Бурунчи разрешил их просто: «Приставлю к нему десяток воинов и велю им не спускать с князя глаз. Вот и все. Из их рук он не вырвется, а даже если и попытается, то тревогу поднять они все равно успеют. Лишь бы он помог мне с пушкарями».
Однако князь попросил отсрочку.
– Сегодня пред своими воями я предстать не смогу. Тяжко, – печально произнес он. – Надо грех отмолить. Завтра приступлю, а пока помолиться хочу да исповедаться. Или вы и попа зашибли?
– Жив он, – довольно заулыбался темник, радуясь, что хоть чем-то может угодить князю.
Не прошло и часа, как Святозар шел знакомой дорогой через площадь, где все еще валялись непри-бранные трупы, в небольшую церквушку, где как раз в это время служил обедню отец Анастасий.
Увидев князя, священник вздрогнул, костяшки пальцев на его руке, сжимавшей крест, мгновенно побелели. Да и взгляд его, устремленный на Святозара, был совсем не пастырский. Кротости да незлобивости в нем не было и в помине.
По церкви, о чем-то весело переговариваясь, бродили несколько монголов, с жадным видом разглядывающих ризы[109] икон, блистающие желтизной.
– Мы ничего не тронули, – похвастался Бурунчи. – Я поставил стражу у дверей.
– Не тронули, говоришь, – с тоской протянул князь. – А вон, а вон, и там тоже, – принялся указывать на разоренные ряды святых и угодников.
Часть икон и впрямь отсутствовала, а на их местах некрасивыми дырами зияли светлые пятна известковой побелки.
– Мне исповедоваться надо и грехи отпустить, – произнес чуть ли не шепотом Святозар – уж больно стыдно обращаться к врагу с просьбой, даже пустячной.
– А кто тебе не дает? – пожал плечами темник.
– Исповедуются наедине – я и священник, – терпеливо пояснил князь. – Исповедь должна быть тайной.
– Тайна не нужна, – энергично замотал головой Бурунчи. – Ишь чего захотел – только ты и твой шаман. Так нельзя. Хан велел глаз с тебя не спускать.
– Так я и не прошу церковь покинуть. Вон в сторонку отойди и все, – указал Святозар на противоположный угол.
Бурунчи немного подумал, затем важно кивнул, соглашаясь:
– Туда можно. Но гляди, князь! Мы и оттуда увидим, если что.
– Не боись, – слабо усмехнулся Святозар. – У тебя повсюду людишки расставлены.
– Это так. Отсюда никому выхода нет, – согласился темник и отошел в сторону, а Святозар направился к отцу Анастасию.
– Исповедоваться хочу, отче, – опустился он на колени перед молодым, тех же лет, что и сам князь, священником.
– Не может священнослужитель иудин грех отпустить, – сурово поджал губы отец Анастасий. – Оное токмо господу под силу.
– Невиновен я, батюшка, – вздохнул Святозар. – Сам поди ведаешь, любого человека можно так опоить, что он вовсе в безумие впадет. – И тут же попытался сменить тему: – Ты-то почему не ушел? Али нехристи про подземный ход проведали?
– Матушку свою пытался спасти, да не успел, – нехотя отозвался священник и вдруг встрепенулся: – А ты откуда про ход ведаешь?
– Так я же в Орске начальствовал, до того как меня в Оренбург государь поставил. Ходы же во всех крепостях в одном месте делались, да и сами они друг с дружкой как сестры-близняшки схожи, – грустно улыбнулся князь.
Крепости на Яике, да и на Волге тоже, и впрямь ставились на один манер. Подойди поближе и навряд ли сумеешь опознать – какая из них перед тобой. Отличия касались только строительного материала, из которого возводились стены. К примеру, Верхний Яик спутать нельзя было ни с какой иной – черный камень, которого в тех местах было в изобилии, сильно отличал эту крепость по своему виду от всех прочих.
Внутри и вовсе все сходилось. В центре каждой первым делом возводилась здоровенная башня, брать которую надо отдельным штурмом, даже если враг сумел овладеть всей цитаделью. В нее, хотя она и имела пристройки со всех сторон, причем тоже каменные, был всего один ход со стороны большой залы.
Каждый из пяти этажей башни соединялся с другими приставными лестницами, которые можно было в случае чего легко втащить за собой и наглухо захлопнуть люк. На этажах также имелись тяжелые металлические щиты, которыми эти люки закрывались сверху, после чего сами щиты придавливались камнями, заготовленными заранее. Проникнуть в башню через окна тоже было невозможно. Сквозь узкие бойницы не протиснулся бы и ребенок. Одним словом – твердыня. К сожалению, когда монголы въезжали в Яик, никого на башне не было, включая начальника крепости, вышедшего встречать князя.
Небольшой каменный храм располагался, как и положено, входом на запад, а алтарем на восток. О существовании подземного хода, который начинался под плитами левого притвора, где сейчас стояли монголы, терпеливо ожидавшие Святозара, знали немногие, в их числе и священник Анастасий.
Князь оглянулся на Бурунчи. Тот стоял как раз на том самом месте, где доски деревянного пола можно было легко поддеть, после чего поднять за железное кольцо каменную плиту и спуститься в небольшое квадратное отверстие, уходящее под крутым углом вниз. Далее же оставалось пройти по нему до деревянной дверцы, окованной железом. Снаружи дверца маскировалась дерном, плотно выложенным поверх нее.
«Вроде бы в этом месте пол еще не тронут», – отметил Святозар и вновь повернулся к священнику.
– Так знают поганые про ход или нет? – настойчиво спросил он.
– Нет, – ответил тот и с сарказмом добавил: – Если ты сам не успел их об этом известить.
– Не веришь, стало быть, – вздохнул князь и попрекнул: – А Христос разбойнику поверил и не токмо простил, но и в рай взял.
– Тот раскаялся, – неуступчиво заявил отец Анастасий.
– Не каялся он, – возразил Святозар. – Я помню, что в писании сказано. В евангелии от Луки говорится, что один из них унял злословие другого, да еще попросил Христа помянуть его, когда он вознесется к богу. О покаянии же и речи не было. Так ты что же, отец Анастасий, неуступчивее Христа решил быть?
– Он простил разбойника, – процедил священник и подчеркнул: – Разбойника, а не Иуду. Ты же не гостей торговых на дорогах обирал, а Русь продал, а это все равно, что спасителя.
