Василий Звягинцев - Мальтийский крест. Том 2. Черная метка
Валькирии охотно начали собираться. Сидеть в четырёх стенах и слушать неинтересные разговоры им основательно надоело. А прогулка в эту Москву сулила массу новых впечатлений.
Обоим Ляховым казалось непонятным, что там Сильвии «приводить в форму», она и так способна покорить любого мужчину на Земле, если не за счёт внешности, так опыта — точно.
Однако, увидев леди Спенсер после подготовки, дружно признали, что женские таланты безграничны.
Настроив на предельный уровень своей компетенции взятый наугад девчоночий Шар, вполне способный в заданном режиме заменить СПВ в пределах планеты, Сильвия дождалась момента, когда от президента вышел посетитель, а следующего в приёмной не было.
Полутораметровый экран телевизора, стоявший в кабинете больше для антуража, — смотреть его хозяину было некогда, а в основном и незачем, сам собой засветился.
Президент не очень удивился, третий раз — не первый. Но когда вместо прежнего «пирата» он увидел изысканно-прекрасную женщину, мило ему улыбающуюся, ощутил сильный дискомфорт. Не совсем понимая его причину.
— Здравствуйте, — поздоровалась дама, в её мелодичном голосе ощущался неуловимый и непонятный акцент. — Не затрудняйте себя посторонними мыслями — отчего вдруг перед вами я, а не он. Темпора мутантур, эт нос мутамур ин иллис. Перевод нужен?
— Нет. Кое-что из латыни и я помню.
— Прелестно. Люблю эрудированных мужчин. Проще будет разговаривать. Вас наверняка нервировал мой предшественник. Ведь правда? Президент непроизвольно кивнул.
Мы тоже так подумали и решили временно отстранить его от переговоров. Он был излишне резок. — Сильвия снова улыбнулась, но так, чтобы стало понятно: резкость «Александра Александровича» ничуть не хуже её очаровательности — Себя — не назовёте?
— Сильвия. Меня зовут Сильвия. Вы поняли, что я имею в виду?
— Конечно. «Бонд. Меня зовут Джеймс Бонд». Отдаёт безвкусицей, вам не кажется?
— Отчего же? О «безвкусице» стоило бы говорить в случае вашего превосходства, в том числе и ксательно «вкуса». Пока у нас другая ситуация. И то что вы подразумеваете под «вкусом», — наша пререгатива. Но, может быть, хватит пикировать — Перейдём к сути?
— Попробуйте. Собираетесь поговорить о том, что случилось минувшей ночью?
— Об этом вам явно интереснее говорить, чем мне. Или вам — об этом? — Сильвия умела играть словами, как немногие. Больше сотни лет, проведённых в кругах, где изящество риторики зачастую ценилось выше грубого смысла, сказывались. — Что же касается минувшей ночи — это как раз образец нашей новой тактики. Сначала мы сделали ставку на случайности. Вы ведь до сих пор думаете, что первые четыре смерти — следствие нашего злого умысла. Это хорошо. Так подумали вы, тут же и пресса поддержала, пресловутую «Чёрную метку» вспомнила…
— На самом деле — нет? — сохраняя выдержку, спросил президент.
— Конечно же! Обычный карточный фокус. Вы загадали бубновую даму, вам её из колоды и выбрасывают. В тот факт, что мы способны общаться с вами внепространственно, вы уже поверили. Теперь попробуйте поверить в возможность предвидения будущего, пусть в пределах всего нескольких суток. Вот и всё. Сначала наши специалисты, маги и некроманты, просчитали, кто из более-менее заметных личностей должен покинуть этот мир такого-то числа. Потом аналитики выбрали из мартиролога лично известных вам людей, с отчётливо криминальной биографией. Александр Александрович, ничего не говоря прямо, намекнул вам, всего лишь…
Она подождала реакции собеседника. Её не последовало. Умеет человек владеть собой, ничего не скажешь.
— Теперь — о вчерашней ночи. Я уверена — вам уже доложили, во всех подробностях, и сюжет, и фабулу, и внешне незначительные, но существенные детали. В том числе и «послужные списки» пострадавших. Наверняка вы задумались — что связывает (связывало) столь разных по служебному положению и роду занятий людей. Каким образом и отчего на месте происшествия оказалось почти полсотни боевиков, в том числе и состоящих на действительной государственной службе, до зубов вооружённых, готовых и способных сражаться друг с другом буквально «до последнего патрона». Я права?
— Правы, — согласился президент. Обаяние Сильвии действовало на него даже через телеэкран. Примерно, как на генерала Врангеля, когда она устроила тому сеанс «восточной медицины».[73] — Я уже дал все необходимые поручения…
— Вот здесь мы и можем найти точку соприкосновения. Никто из нас не собирался учинять в стране кровавую вакханалию. Вы этого тоже не хотите…
— Да, уж я-то — меньше, чем кто-либо…
— Поэтому мы, всего-навсего, накануне сообщили погибшим во вчерашней разборке абсолютно достоверную информацию о том, кто кого, когда и как именно «кинул», кто перевёл на собственные счета половину «общака», кто из воров «стучит» в уголовку, кто — в МГБ. Наоборот — тоже. О вариантах намеченной «стрелки» и о том, вопреки договорённости, «кореша» едут в сопровождении своих лучших боевиков, и о том, что живым оттуда сможет уйти только один. Кто именно — вы догадываетесь…
Понятное дело — печальный исход был неизбежен, принимая во внимание психологию названной публики. Нас же можно обвинить только в разглашении врачебной тайны. Или, в самом худшем случае, в доведении до самоубийства… — Слова её прозвучали деликатно, безукоризненно серьёзно, но с явной насмешкой, как принято было обмениваться колкостями в лондонском высшем свете рубежа позапрошлого и прошлого веков.
— Допустим. Но я так и не понимаю до конца — чего, даже принимая во внимание вышесказанное, вы хотите от меня? Обладая неограниченными возможностями — зачем вам вообще обращаться к моей скромной персоне?
— Вы просто не хотите понять, возможно, не отдавая себе отчёта. — Сильвия сделала капризно-расстроенное лицо. Будто не с президентом великой державы говорила, а просто с приятным мужчиной, плохо поддающимся её чарам. — Наша организация, я готова сказать, как она на самом деле называется: «Комитет по защите реальности» — ставит себе именно эту цель. Никакой другой, поверьте. Вам ведь уже демонстрировали — мы можем всё, но на это самоё «всё» — не способны. Почти физически.
Только вообразите: через этот экран я могу вас застрелить, похитить, подменить неразличимым двойником. Одновременно мои соратники сделают то же самое со всеми главами великих и не очень держав. Завтра я выступлю на всех мировых каналах и объявлю себя «Царицей мира». И приведу неопровержимые доводы в пользу своей абсолютной безальтернативности на этом посту. Думаете — возникнут возражения?
— Скорее всего — нет, — немного подумав, согласился президент. — В предложенных обстоятельствах если возникнут, то немного. И вы их немедленно подавите…
— Какие-то меры принуждения использовать придётся, — чуть ли не в стиле Мерилин Монро улыбнулась Сильвия. — Но строго в пределах необходимой достаточности.
— Очень может быть, что на первых порах так будет, — ответил президент, отводя глаза в сторону. Но что ему это признание стоило — отдельный вопрос.
— Слава богу, — облегчённо вздохнула леди Спенсер. — Прогресс наметился. Значит, следующий тезис тоже не должен вызвать возражений. Имея неограниченную возможность установить неограниченную власть, мы, тем не менее, хотим хоть в этот раз избежать потрясений. Пройти по лезвию бритвы, как определил Ефремов, Иван Антонович. Глубоко изучив «материалы дела», сочли, что вы на своём посту достаточно профессиональны, адекватны, отвечаете «народным чаяниям». То есть — и нашим тоже. Только мушкетёрской отваги и решимости немного не хватает. Ничего, оно, пожалуй, и к лучшему. Проще говоря, мы всесильно, всемерно поможем вам исполнить исторический долг перед Россией…
— Не слишком ли помпезно? — президенту приходилось говорить хоть что-то. Молчать — глупо. Возражать по сути — нечему.
— Ничуть. Исторический долг — категория безусловная. Качество исполнения — особая статья. Хотите пример? Когда Сталин назначил Кагановича, с его двумя классами образования, наркомом путей сообщения, количество аварий и катастроф на транспорте за один год упало в сотни раз…
— Какой ценой?
— Этого вопроса я ждала, — без улыбки на этот раз кивнула Сильвия. — Сами себе и ответьте. Человек сто, от стрелочников до начальников дорог, пошло под расстрел. Тысяч пять получили лагерные срока. Но железнодорожный транспорт начал работать почти без жертв в мирное время и обеспечил нигде в мире не виданную эффективность в военное. Что спасло миллионы жизней и, в итоге, обеспечило Победу. Сделайте за год в стране то, что Лазарь Моисеевич на вверенном ему участке… Разумеется — строжайшим образом соблюдая «социалистическую законность», в чём, как мы знаем, товарищ Каганович не был силён.
