Сергей Артюхин - 80 лет форы. Часть вторая
- Война… - чье-то философское высказывание разъярило Андрея чуть ли не сильнее, чем вся предыдущая речь.
- И что? Это что, оправдание? Подвел под топор молодых пацанов, сам живой - и что, нормально? Война, сволочь, все спишет? А может надо по уму действовать, а? По правилам? Артиллерию вызвать, летунов, издалека проутюжить, в ловушку заманить и поджарить безбоязненно. Так ведь нет, смотрите какие мы храбрые!
Есть отличная фраза, которая хоть и превратилась уже в банальный штамп, но все еще соответствует здравому смыслу. Наша цель - не умереть за свою страну, а сделать так, чтобы вражеский ублюдок умер за свою. Это не значит, что жертвовать собою не надо. Или что не надо геройствовать. Но жертвы и герои появляются тогда, когда кто-то что-то не додумал, когда кто-то где-то ошибся, тогда, когда другого выхода нет. Как тогда, когда с немцами воевали.
Голенко сделал паузу и глубоко вздохнул. После чего гораздо спокойнее продолжил:
- Нам нужна победа, и победа не Пиррова. А будете лезть куда-то без всякого плана или без приказа - я вас наказывать не буду. Вас враг накажет. И ваших товарищей вместе с вами.
Полковник врезал кулаком по карте и мрачно закончил:
- Мы должны перерезать эту чертову железку. И при этом сохранить как личный состав, так и матчасть. Потому что, думается мне, так просто империалисты сдаваться не будут. А отбиваться от их армий с одним танком на руках я не собираюсь. Так что с новыми американскими колымагами - осторожно. Я понятия не имею, что это за хрень и насколько она сильна. Увидели - отработали. Без выпендрежа и выкрутасов.
Вы, в конце концов, не первый день воюете - так что учить вас очевидным вещам не собираюсь. А теперь отставляем всю эту лирику в сторону и работаем. Двигаться будем в следующем порядке…
1 февраля 1947 года.
Область Суэцкого канала.
Старший сержант Степан Нетудыхата воевал не первый день. И даже не первый год.
Первый свой бой он провел еще в Зимнюю войну тридцать девятого. И этот же бой тогда едва не стал для него последним - его Т-28 налетел на подарок от финских артиллеристов. Из экипажа выжил только лишь молодой рядовой.
Потом была Советско-Германская сорок первого - сорок второго годов, на которой он водил уже «тридцать четверку». А сейчас, в Великую Освободительную, он уже был командиром танка, причем не абы какого-то, а самого настоящего «Р-45».
И до нынешнего момента «Рокоссовский» сержанта полностью устраивал. И с точки зрения огневой мощи, и бронезащиты и прочих важных и не очень ТТХ. Но сейчас абсолютная уверенность Степана в его железном коне несколько пошатнулась - на его глазах выстрел нового американского танка пробил лобовую броню машины однополчанина Нетудыхаты. Пусть только лишь с семисот метров - но все равно стало как-то не по себе.
«Привыкли уже бить их безнаказанно, - командир покачал головой, не прекращая высматривать танки противника. - Вот и начинаем потихонечку по башке получать».
- Цель, спра…
- Вижу, - не дал договорить наводчику Степан.
- Короткая… огонь!
Бронебойный подкалиберный снаряд, с огромной скоростью преодолев разделяющее противников расстояние, с легкостью пробил броню некстати вылезшего из укрытия «Першинга».
Неожиданно танк вздрогнул и загудел, словно по нему ударили огромной кувалдой.
- Откуда? - проорал Нетудыхата, пытаясь высмотреть невидимого врага.
Наводчик ничего не ответил, сосредоточенно пялясь в прицел.
«Шерман», выехавший из-за невысокого пологого холма, успел выстрелить еще дважды, прежде чем «Рысь» сержанта ответила. Высокий силуэт американского танка не позволил ему вовремя укрыться, а потому первое же попадание оказалось для него фатальным. Мощнейший «лом» пробил «Светлячка» практически насквозь, оставив в корпусе огромную уродливую дыру.
- Фугас давай… - и, дождавшись грохота досылателя, старший сержант выстрелил в замеченный им бронетранспортер, ссаживающий солдат в полутора километрах от столкновения.
Невдалеке, один за другим начали вырастать облака разрывов - в дело вступила американская артиллерия.
- Урраааааааа! - рев атакующей советской пехоты, под прикрытием танков и тяжелых БМП приблизившейся к позициям войск Альянса, был слышен даже сквозь канонаду.
Мощно ухнули орудия тяжелых самоходок, посылающих снаряд за снарядом в направлении выявленных батарей.
Высоко в небе схлестнулись советские «лавки» и «мигари» с американскими «кобылами» и английскими «фуриями», расчерчивая синеву черным дымом от горящих обломков, трассерами многочисленных очередей и инверсионными следами реактивных двигателей.
Внезапно один из каменистых холмов, редко покрытых пожухлой, выгоревшей на солнце травой, буквально взорвался - союзные «Грады» и «Катюши», получив указания от передовых частей, нанесли смертельный удар по ДОТам и траншеям врага.
- Пулемету хана, - меланхолично прокомментировал заряжающий еще один удар по танку, заставивший вздрогнуть того буквально всем корпусом.
- На хрен! Фугас! Корот… к черту, будем с ходу, огонь!
- Цель! «Вася»!! - не успевший еще толком-то и появиться на фронте «Вашингтон» уже, однако, получил прозвище.
- Бронебойный! Быстро! Давай, давай, давай!! Ну!!
- Огонь… да мать вашу, промах! Еще! Млять, он нас попалил… быстро, быстро, давай…
Вылезший словно из ниоткуда (а на самом деле - из замаскированного капонира) американец управлялся опытным экипажем и второго шанса на выстрел не дал, всадив тупоголовый бронебойный снаряд прямиком в башню советского танка.
Расстояние было слишком мало, а потому даже крепкая броня «Р-45» справиться с такой вот «неприятностью» не смогла.
«Вася» провоевал недолго, попав под удар звена восьмых «Сушек», успев, однако, сжечь еще три БМП и пару бронетранспортеров, прежде чем оказался обездвижен близким разрывом тяжелого «чемодана» от советского «Зверобоя», разом став легкой жертвой летающих хищников.
Из экипажа старшего сержанта выжил лишь только механик-водитель, молодой парнишка из Таганрога, много лет спустя ставший знаменитым режиссером, прославившимся своими фильмами о войне…
2 февраля 1947 года.
США, Хьюстон.
- Мы проигрываем войну, - высокий худощавый человек мрачно посмотрел на своих… коллег, пожалуй.
Спорить никто не стал. Поражение следовало за поражением, отступление за отступлением, ситуация становилась все хуже и хуже.
Тяжелейшее положение войск Альянса на Ближнем Востоке буквально вопило: «Сдавайтесь!» - но признавать поражения в Вашингтоне не умели.
Но очередной успех советских и, в некоторой степени, немецких и даже китайских войск, был не столь болезненным, сколь успех армий Альверде. Президентэ, переломив ход сражения за Рио-де-Жанейро, фактически уничтожил последний плацдарм Альянса на своей территории, поставив временное правительство на грань катастрофы. Поражение от вчерашней полуколонии нельзя было объяснить обычными пропагандистскими штампами, а потому в головы простых людей все больше закрадывалась мысль о ненужности и даже вредности войны против всего мира.
О, здесь можно было бы возразить, вспомнив про Британию, Австралию, Новую Зеландию, Канаду и многочисленные колонии англичан, но только вот джентльмены из самой метрополии уже проклинали тот день, когда поддались на уговоры «кузенов» и позволили втянуть себя в войну.
«Скальпель» фактически отрезал Британские острова от внешнего мира, а регулярные бомбардировки методично уничтожали систему ПВО, промышленность и инфраструктуру. Масштабного голода там пока еще не было, но до его появления оставалось недолго.
Рано или поздно - причем скорее рано - но у Англии не останется иного выхода, как сдаться. И выглядит сомнительным тот факт, что ее доминионы будут сражаться в условиях капитулировавшей метрополии.
И тогда у США не останется союзников вообще.
- Мы еще пока можем сражаться, - наконец прокомментировал коротышка.
- Отбиваться, вы имеете ввиду. Нас даже Альверде отпинать умудрился, - худой старик горько усмехнулся.
- Только лишь потому, что наши лучшие войска застряли в Африке и на Ближнем Востоке, - коротышка, заметно сбросивший вес за последние несколько месяцев, не согласился.
- Это уже неважно. К тому моменту, как мы восстановим потери на Евроазиатском ТВД, этот бразильский мерзавец будет достаточно силен, чтобы мы оказались беспомощны. Уж поверьте, и немцы, и русские с радостью ему в этом помогут.
- Все равно нас им не достать.
- Сейчас. Но сколько мы продержимся? Да, мы можем стать «крепостью демократии», - явно передразнивая нынешнего президента, заметил старик, - и что? Мы продержимся сколько - десять лет? Пятнадцать? И это еще в лучшем случае. Что помешает коммунистам организовать плацдарм в Южной Америке и вторгнуться через перешеек? Природная стеснительность?
