Михаил Ланцов - Русский медведь. Царь
Маньчжуры же, несмотря на натуральную мясорубку, продолжали упорно переть вперед.
Вот они преодолели отметку триста метров. Вот – двести. Вот уже совсем приблизились к сотне. Казалось, что еще немного, и они ворвутся на позиции русских и отомстят за все. Но в этот момент Владимир кивнул главному инженерному офицеру, и тут случилось то, чего никто не ожидал. Оказалось, что фортификационные работы перед лагерем имели своей задачей не только «нарыть канавок», дабы затруднить продвижение противника. Нет. Это как раз было факультативом. Главной задачей являлось минирование подходов. Достаточно глубоко заложенные фугасы, дабы их взрывы мин не могли достать, ухнули от электродетонаторов так, что даже русские солдаты попадали на землю, укрываясь от летящих в них кусков земли, камней и прочего.
А для маньчжуров это стало последней каплей. Соломинкой, переломившей хребет верблюду. Ну… крепкой такой соломинкой. В два обхвата. Ведь у любого мужества, даже совершенно безумного, есть свой предел. И они дрогнули. Те, что оказались между позициями русских и рвом, бросились в эту канаву, стараясь укрыться от губительного стрелкового огня. И гибли там от разрывов минометных мин. А те, что оказались дальше, развернулись и побежали обратно в город. Получая вдогонку «подарки» от стомиллиметровых минометов и пушек. Награждающих их частыми и чудовищными взрывами.
– Ну что, друзья… – улыбнувшись, произнес Владимир, – пожалуй, теперь можно и в город входить.
– Ваша милость, – робко заметил Евдокимов. – Но ведь их отступает изрядное количество. Бой в городе неизвестно чем закончится.
– Сейчас они испуганы и деморализованы. И не способны сражаться. Если мы дадим им время на приведение себя в порядок, то снова будет бой. Или того хуже – они малыми отрядами разбредутся по степи и станут нам гадить. Нет, этого допустить нельзя. Вы с нами? – поинтересовался герцог у представителя хань.
– Конечно, – с почтением кивнул тот.
– Генерал, трубите атаку.
– Есть! – козырнул тот и передал приказ дальше по этапам…
Император Канси стоял в небольшом неприметном домике на краю города и каким-то стеклянным взглядом смотрел на поражение. Дымы. Трупы. Бегущие солдаты его армии… и вышедшие цепи русских, идущие следом. Жидкий треск выстрелов. Время от времени кто-то в цепи наносил удар милосердия раненому противнику. Ибо все понимали – оказывать тому медицинскую помощь некому и некогда. А значит, умрет. Почти наверняка умрет, только в мучениях от заражения или просто от потери крови.
– Демоны… – тихо произнес Император. – Они не люди, а какие-то демоны…
– Отец…
– Мы проиграли.
– Но мы можем отступить и…
– Чтобы бесславно погибнуть в степи, убегая от них? – горько усмехнулся Император. – Пришло наше время.
– Отец… но…
– Ты хочешь продолжить борьбу. Но с кем? За это лето мы потеряли почти всех своих воинов. В кочевьях только дети, старики да женщины. Им нужно вернуть хоть немного мужчин. Хотя бы тех, что пережили эту бойню. Пойми, сын, речь не о том, победим мы или проиграем. Нет. Мы уже проиграли. После этого чудовищного поражения мы еще очень долго оправиться не сможем. Если вообще когда-нибудь сможем. Речь идет о том, какова станет плата за разгром… Погибнем только мы с тобой или заберем с собой еще и наш народ. Ты понимаешь, сын?
– Да… отец… – совершенно подавленно ответил сын Иньти – лучший военачальник Императора Канси.
Глава 10
11 апреля 1709 года. Москва
Война на востоке закончилась. И для России наступило перемирие. Нет. Не мир. До него еще было далеко. Но несколько лет покоя появились. Как раз столько, чтобы привести себя в порядок и встретить новую опасность лицом к лицу.
Меньшиков вошел в небольшой зал с тихой камерной обстановкой. Новая полевая форма, три года как утвержденная, сидит безукоризненно, радуя густым миртовым цветом[74] и латунными пуговицами. Сапоги блестят. Да и вообще – орел. Хоть портрет пиши. А в помещении его ждут. Ну – те, кого Государь пригласил для беседы: журналисты и несколько придворных литераторов.
С ними вообще здорово было все придумано – к каждому отряду крупнее роты была приписана группа из журналиста, ведущего записи о событиях, и фотографа, стремящегося запечатлеть их на фотокарточках. А уж с дивизией и шхунами герцога шли вообще целые делегации. Даже умельцы с этими странными приспособлениями, что снимают длинные ленты фото…[75] Непонятно только, для чего.
Фотография. Двадцать лет назад о ней никто и слыхом не слыхивал. Довольствуясь лишь картинами, причем далеко не всегда сносными. Чтобы ты вышел узнаваемым – требовалась либо большая удача, либо еще большие деньги. Ведь шарлатанов криворуких было в избытке, а умеющих хорошо рисовать – по пальцам перечесть. Да и долго это. А сейчас в одной только Москве уже шесть публичных фотомастерских плюс одна государева. По всей России же их можно смело три десятка насчитать, ежели не учитывать потихоньку плодящихся энтузиастов. И их количество стремительно стало увеличиваться сразу после начала выпуска простого в использовании и дешевого фотографического аппаратика, который как две капли воды был похож на знаменитый Kodak Brownie 1900 года. Простой и дешевый. Так что теперь очень многим была по карману подобная «игрушка», стремительно увеличивая клуб фотографов.
Но это чудо было бы не так эффектно, если бы к его внедрению Петр не смог создать целую индустрию из семи ежеквартальных и двух ежегодных журналов, не считая расплодившегося сонма газет. Каждый город с подачи Государя держал пусть плохонькую, но газетенку, даже если все материалы умещались на одном листе, выходившем не чаще раза в месяц.
О да! Это был прорыв. Новый гражданский шрифт в этих изданиях, наряду с новыми гражданскими правилами русского языка, наряду с низкой стоимостью стали стремительно завоевывать аудиторию. В условиях низкой информационной насыщенности это было прорывом. А потом, когда Петр решил помещать в ежегодных изданиях еще и иллюстрации, часть из которых являлись фотографиями, так и вообще – получился натуральный бум. Каждый купец или дворянин, что имел на то средства, стремился выписывать или покупать.
Но и это еще не все. К 1709 году российские журналы довольно бойко выписывались состоятельными людьми буквально всей Европы. Даже Святой престол и тот уделял им внимание. Слишком уж они были хороши и интересны. Да еще с иллюстрациями толковыми (гравюрами) и фотографиями, что вообще по тем временам было чудом. Впрочем, содержание под стать. Какие только вопросы не поднимались в них. И политические, и социальные, и экономические, и промышленные, и научные, и прочие. Да как интересно, толково, без эмоций. Жаль только, что единственным языком, на котором ежеквартальные и ежегодные журналы в России издавались, был исключительно русским, так что приходилось учить. Но на эту тему мало кто горевал. Информация того стоила. Да и Петр свои дивиденды получал, не только подминая потихоньку информационное поле под себя, но и получая все больше и больше сторонников среди образованной элиты Европы. Что дорогого стоило.
Поэтому Петр в этом направлении особенно плотно работал. Деньги и информация – вот лучшие войска настоящего политика, способные не только города брать, но державы на колени ставить. Так что, когда Александр Данилович вошел в зал для пресс-конференций, как называл их Государь, то не удивился его заполнению. Пустовало только его место. Да царево. Все остальные были уже в сборе и с нетерпением ждали начала.
– …после того как ударил гонг, – продолжал Меньшиков свое повествование, – Владимир Петрович провел задуманный ритуал. Сначала Император Канси торжественно произнес формулу отречения от престола в пользу Чжу Юаня. Даже поклонился тому, передавая атрибуты Императорской власти. А потом…
– А как же все солдаты, построенные на площади, слышали его слова? – поинтересовалась Анна Росс. – Ты ведь говорил, что она большая.
– Рупоры. Владимир Петрович использовал рупоры и голосистых солдат, что стояли вдоль всего периметра на стенах и по отмашке флажком выкрикивали заранее записанные им тексты. Фрагментами. Сначала на русском, потом на местном диалекте китайского, потом на маньчжурском. После чего действо на трибуне продолжалось. Несколько движений. Пара фраз, и вновь оживали рупоры.
– Продолжай, – с мягкой улыбкой кивнул Петр. – Ему понравилось то, как выкрутился его сын.
– После Канси настала очередь Чжу Юаня, который, в свою очередь, выступил. Но бедняга едва слова произносил. Иногда путался. А местами и вообще мямлил. Хорошо хоть его речь заранее составили, а парни с рупорами оказались не такими клушами.
– Неужели он теперь станет Императором? – покачала головой герцогиня. – Как он удержит власть?
