Валерий Елманов - Алатырь-камень
У Константина сложилось впечатление, что какие-то неизвестные личности, по всей видимости тоже из мертвых волхвов, протащили волоком здоровую, не меньше метра в диаметре, трубу. Причем до этой транспортировки труба явно побывала в каких-то ядовитых отходах. То ли ее туда окунали, то ли она там некоторое время лежала – трудно сказать, да оно и не важно. Гораздо интереснее другое. Что это были за отходы и зачем эту трубу тащили? К тому же под конец – от усталости, что ли? – эти труженики просто зашвырнули ее в болото. Именно там обрывался след.
– Золото в этих местах, – спокойно сказала Мстислава. – Полоз зря елозить не стал бы. Следок приметь и прикажи своим людям копать по правую его сторону. Беспременно найдут!
– Это же сказка Бажова, – растерянно сказал Константин. – Это же… – и замолчал, не зная, что сказать.
– Верно, сказки [100] ,—охотно согласилась Мстислава. – Не знаю, какой такой Бажов их тебе рассказывал, но издавна подмечено, что полоз тянется к той земле, в которой имеется золотишко. Само-то оно ему без надобности, но, видать, таится в ней еще что-то, что ему потребно.
А чуть позже, на привале, она попросила поподробнее рассказать, если это не тайна, конечно, про этого самого Бажова. Вот тут-то и зашла речь про «Каменный цветок» и уж, как водится, про обитательницу здешних мест.
– Когда я тебя впервые увидел, то и впрямь подумал поначалу, что передо мной сама Хозяйка медной горы стоит. Очень уж ты красивая, – простодушно сознался он, совершенно не обратив внимания на затуманившийся взор девушки.
Он и дальше ничего не замечал, до самого последнего дня так и оставался пребывать в темноте неведения. Царь и Великий князь всея Руси и вовсе ничего бы не подметил, если бы она сама не отважилась на откровенность.
Странное это было объяснение в любви. Весьма странное, если не сказать больше. Да и выглядело оно скорее не объяснением, а просьбой. Просьбой… подарить ей ребенка.
– Ты уедешь и все позабудешь, – шептала она торопливо, сама пугаясь собственной дерзости. – У тебя и сын есть, и жена любая. Все имеется. А у меня же… Мне ведь всего-то памятка от тебя надобна живая.
Константин пытался было говорить в ответ какие-то утешительные банальные слова о том, что все образуется, все наладится, что она непременно встретит другого мужчину, которого полюбит и выйдет за него замуж.
– В нашем роду любят единожды, – горько заметила она, и Константин не выдержал, уступив ее настойчивой мольбе.
Принуждать себя не пришлось. Она и без того ему нравилась, даже очень. Такое ведь сплошь и рядом бывает – любишь одну, но когда находишься в долгой отлучке, а перед тобой вдруг оказывается такая женщина, которая готова на все, да еще и обстановка располагает…
«Ну кому от этого будет хуже?» – задал себе вполне резонный вопрос Константин и получил не только вполне логичный ответ: «Да никому!», но еще и напоминание о том, что если женщина просит…
Ее тело так охотно отзывалось на его ласки, что Константин оставил ей даже не одну, а несколько памяток о себе. Уснул он, когда уже начало светать. Едва проснулся, как тут же обнаружил, что Мстиславы рядом нет. Примятая трава, на которой лежала девушка, уже стала распрямляться, так что Константин с грустью понял, что ушла она давно, едва дождавшись того момента, когда он уснет. А может, и не дожидалась, поскольку он смутно вспомнил, что, когда только погружался в сон, ощутил ласковое прикосновение нежных девичьих губ и услышал короткое и тихое, как шелест ветерка: «Прощай».
И ушла она, по всей видимости, навсегда.
Так вот, после всего, что между ними произошло, не могла она так хладнокровно врать. Не из тех Мстислава, ох не из тех. Он ведь и здесь, рассуждая с Данилой о пустой земле, не сам говорил – ее слова повторял. К тому же она его изначально предупредила, что здесь жила лежит чуть поглубже, чем в других местах. Просто очень уж удобно она была расположена, совсем рядом с поселением, можно сказать, под боком.
Жилу не нашли и к исходу второго дня. Правда, углубились не очень, всего-то метра на три, – мешал каменистый грунт. В ответ на робкие предложения рудознатцев поискать в других местах Константин так рявкнул, что больше вопросов ни у кого не возникало.
А поутру, когда государь изволил продрать глаза и выйти из царского терема, представлявшего собой на самом деле всего-навсего домишко попросторнее, да с надстройкой, составляющей дополнительный этаж, то увидел у крыльца почти всех рудознатцев. Едва они заметили Константина, как низко, до самой земли, поклонились ему.
Было в этом поклоне не просто требуемое приличие – все-таки царь перед ними. В глубине души каждый мастер считал, что он-то званием повыше. Тем же князем можно просто родиться, и никаких особых усилий для этого прикладывать не надо, а вот стать рудознатцем… Тут не просто особое везение при рождении нужно, но и огромный труд. И даже не уважение они выказывали, как ровне, но – как к старшему. Оказалось, что Константин-то – рудознатец получше их. Потому и поклон был столь низким – дань почтения человеку, знающему то, что им не дано.
– Нашлась руда, государь, – возвестил все тот же Данило. – Твоя взяла.
Он же оказался и самым любопытным, настойчиво допытываясь у Константина, как называется трава, которая дает человеку столь волшебную и таинственную власть заглядывать в глубь земли и видеть насквозь, где и что лежит. Не старый еще мастер так настойчиво просил, а затем еще более настойчиво… молчал, умоляюще глядя на своего царя, что Константин не выдержал.
Когда через несколько дней новоявленный рудознатец указал пятое по счету месторождение, заявив, что тут придется пройти вглубь побольше, зато там таится серебро, и народ уже приступил к работе, Константин тихонько отвел мастера в сторонку и пояснил, что нет никакой травы, а на самом деле все это показал ему горный дух.
Он предстал перед Константином в образе красивейшей женщины, и только по металлическому отливу ее волос, да еще по сарафану, отливающему медной прозеленью, ему удалось догадаться, что эта незнакомка не из простых людей. Да она и сама этого не скрывала, назвалась Хозяйкой медной горы и сказала, что он ей приглянулся невесть почему. Вот она-то и показала ему все рудные места поблизости, причем даже пояснила, что именно и на какой глубине лежит.
«Вот уж никогда бы не подумал, что превращусь в первоисточник бажовских сказок, – думал Константин, глядя на обалделое лицо мастера, который от такого рассказа никак не мог прийти в себя. – Хотя нет худа без добра. Пусть лучше про Хозяйку-красавицу байки травят, чем про безголовых призраков».
Но самое главное было в том, что теперь можно ждать поступления металла. Оживленный Минька уже толковал Константину, что некоторые вещи, например те же стрелы для арбалетов, можно отливать сразу на месте, как и корпуса гранат-лимонок.
– Я накину пару дополнительных шкивов на мельницу, которую мы построили, и можно будет запросто еще и острия затачивать, так что к тебе станем отправлять готовые изделия, – похвастался он. – Да и заготовки для сабель и мечей тоже постараемся полосами прокатывать, чтоб потом кузнецам с ними возни поменьше было.
А Градимира царю еще раз повстречать не довелось. Даже забываться стало, что был между ними заключен уговор, а над самим Константином так и висит неведомый должок.
– И что же ты у меня забрать хочешь? – сразу перешел к делу Константин.
– Как и уговаривались – ненужное тебе, – усмехнулся Градимир. – Лежит у Плещеева озера камешек один. Тебе он ни к чему, а нам пригодится.
– Что за камешек? – не понял Константин.
– Небольшой, всего-то полторы сажени в ширину да две – в длину. И росточком тоже невысок. Его еще синь-камнем людишки местные кличут, – пояснил волхв.
– Это тот самый, к которому они молиться ходят? – припомнил Константин. – Бывал я там как-то, видел его. А не возмутятся они?
– Как возмутятся, так и угомонятся, – равнодушно ответил Градимир. – То – наша забота. А твое дело – повелеть, чтоб сколотили большие сани, погрузили его на них и прямиком к нам отправили. Как видишь, все согласно уговора – лишку не просим, а забираем только ненужное тебе.
– А могу я спросить – зачем он вам понадобился? – осведомился Константин.
– Спросить можешь. Отчего ж. За спрос гривен не берут. А вот ответ получить – навряд ли. Да и к чему тебе ответ-то? Из любопытства праздного?
– И что же это за камень такой? – задумчиво протянул Константин.
– А вот это я тебе сказать могу. Считай, что в благодарность за послушание, – усмехнулся старик. – Но с условием, что ты меня больше ни о чем не спросишь.
