Владислав Конюшевский - Основная миссия
– Почему пропадет? Там остался управляющий, который будет следить за домом и за всем остальным. Мы уже прикинули, что на несколько лет нам во Францию путь заказан, поэтому мсье Лямонж будет распоряжаться всем хозяйством и переводить деньги в один из банков Цюриха. Так что мы вовсе ничего не теряем, а только приобретаем свою старую-новую Родину. Да и на первое время, чтобы начать свое дело в России, – тут Мишка на секунду замялся и поправился: – В СССР, у нас сбережений вполне хватит!
Я улыбнулся:
– Молодцы! Сразу видно деловую хватку!
Кравцов в ответ тоже сверкнул зубами в улыбке:
– Ну ведь не совсем же тупые, тем более к отъезду давно начали готовиться, а появление англичан просто чуть-чуть его ускорило и немного изменило маршрут. – Сказав это, собеседник протянул руку и добавил: – Вон, где дерево с сухой верхушкой, съезд с основной магистрали. Нам туда.
Кивнув, я притормозил, вписываясь в поворот, и уже хотел было спросить, каким именно маршрутом Кравцовы изначально думали выбираться, как машину подбросило на выбоине, и вместо вопроса,чуть было не прикусил себе язык. Выругавшись сквозь зубы и сосредоточившись на дороге, я возмутился:
– Что за похабщина? Вот блин, Европа называется – шаг в сторону и по колено в дерьме!
Михаил, который, подлетев вместе со всеми, приземлился на автомат Гека, шипя и по новой раскладывая вокруг себя тубусы гранатометов, пояснил:
– Сейчас эта дорога закончится, мы выедем на грунтовку, которая идет через поля. Так до Линсона ближе всего получится. Просто если ехать дальше по шоссе, то большой крюк выйдет. А тут я позавчера на велосипеде за два часа доехал…
– Понятно… Мне только вон те кюветы не нравятся. Если что – автобус не развернется.
– И что здесь может быть? Немцы ушли, союзники еще толком территорию не освоили, местные по домам сидят.
– А… – Я махнул рукой. – Не обращай внимание. Это так – профессиональная паранойя.
Марат, слушавший наш разговор, хохотнул:
– Точно подмечено! Мне один знакомый летун рассказывал, что он как нормальный человек передвигаться уже не может. Куда бы не пошел, постоянно на землю смотрит и отмечает все камешки, веточки, кочки, пучки травы.
Я удивился:
– Почему на землю? Они вроде через плечо каждые сорок секунд поглядывают…
– Так то истребители, а я про штурмовиков говорю. Вот такой и идет, взгляд не поднимая, – все ориентиры пытается засечь. И ему уже разницы нет – в воздухе он или на земле. А самое главное, что все остальные летчики полка ведут себя так же.
– Да-а… долго народ еще будет очухиваться и к мирной жизни привыкать…
Мы помолчали, думая каждый о своем, а потом Кравцов неожиданно сказал:
– Знаешь, Илья, когда я окончательно поверил твоим словам про перемены в России?
Я пожал плечами.
– Когда тебя «кровавая гэбня» не к стенке поставила, а обедом накормила?
Мишка фыркнул:
– Нет. Когда этот самый обед принес пожилой ефрейтор, у которого помимо советских медалей на гимнастерке был солдатский «Георгий» четвертой степени. Я ведь помню рассказы отца, как красные к царским наградам относились… А тут вдруг в военной контрразведке встречаю человека, который носит награду Российской империи! Честно скажу – был потрясен. Потрясен и обрадован! Ведь даже такая мелочь может показать, насколько далеко зашли перемены в СССР!
Хе, услышав эти слова, я вспомнил, как сам был потрясен, когда в «Правде» появилась фотография Буденного, на которой хорошо было видно, как среди советских орденов очень органично разместились четыре солдатских «Георгия». И статья с постановлением СНК СССР служила словно пояснением к этому фото.
До этого царские награды за Первую мировую войну люди иногда носили, но, разумеется, явочным порядком. Командование этому не препятствовало, только комиссары, превратившиеся впоследствии в политруков, периодически вякали против, но и то без души, а так, чисто для проформы. А постановление Совета народных комиссаров все расставило на свои места. В нем говорилось о преемственности боевых традиций и сохранении должного уважения к героям, громившим немцев в империалистическую войну. Говорилось, что подвиги, совершенные при защите Родины, остаются подвигами, невзирая на существующий строй. И последней точкой постановления было то, что георгиевские кавалеры приравнивались к кавалерам ордена «Славы», со всеми положенными им льготами[17].
М-да, этот указ, как и все остальные нововведения, был очень в тему. Но остальные все больше касались мирной жизни, а здесь он напрямую относился к армии, и я сам видел, как седые солдаты не скрывали слез радости, размещая свои крестики на гимнастерке согласно статуту ордена. И теперь нередко можно было увидеть солидного старшину, полковника, а то и маршала, на груди которого с левой стороны поблескивали дореволюционные солдатские ордена.
Но я к этому уже привык, воспринимая как само собой разумеющееся, а Кравцова, получается, торкнуло по полной программе. Хотя, мне кажется, что при принятии постановления среди прочих резонов учитывалась и такая реакция.
Поэтому сейчас, видя волнение Мишки, я ухмыльнулся:
– И что тебя так удивляет? А насчет перемен… царские награды – это настолько малая их часть, что и говорить особо не о чем. Вот в Союз приедешь – сам все увидишь. Ты лучше расскажи, как вы жили после моего отъезда?
Кравцов, переключившись с впечатлившего его ефрейтора на свою семью, начал говорить, и под эту беседу мы незаметно доехали до Линсона. На холме перед въездом в город остановились. Первым делом я поинтересовался у подошедшего Жана:
– Что слышно?
– Разное, но про Берлин ничего.
– Жаль…
Выплюнув сорванную травинку, я достал свой «цейс» и присоединился к Марату, который уже внимательно оглядывал в бинокль раскинувшуюся перед ним панораму.
Мишка, стоя рядом, показал пальцем:
– Вон, видите красная крыша с флюгером в виде кораблика? Мы в этом доме остановились.
Кивнув, показывая, что его слова приняты к сведению, я продолжал рассматривать улочки и дома маленького городка. Вроде все тихо, и никаких следов пребывания посторонних, в виде трупов на улицах, беготни или догорающих автомобилей, не видно. А видна как раз таки обычная гражданская жизнь, особенно главный ее показатель: тетки, спокойно идущие по своим делам, и играющие детишки.
Кравцов, глядя из-под руки туда же, куда и мы, поинтересовался:
– Вы что? Патрули союзников высматриваете?
Досадливо дернув плечом, я ответил:
– При чем тут союзники? С ними мы разойдемся, просто козырнув друг другу. Ну если только они, увидев террор-группу, нашу униформу на сувениры не начнут выпрашивать.
Михаил поднял брови:
– А если начнут?
– Если начнут… Хм, в моей оружейной коллекции есть один пробел, так что, думаю, договоримся… Бр-р… – Тряхнув головой и избавляясь от заманчивого видения вороненого, с деревянными щечками, «кольта М1911A1»[18], я вернулся к главной теме: – Меня сейчас другое интересует: в штабе полка сказали, что последние бои в этих местах они вели в основном с эльзасским фольксштурмом и остатками двадцать третьей гренадерской дивизии, в которую входил семидесятый полк СС. Фольксов и эсэсманов наши расколошматили в пух и прах, но мелкие группы гитлеровцев до сих пор ночами просачиваются за Маас… Народное ополчение уже, конечно, разбежалось, а вот эсэсманы…
Шмидт, прислушивающийся к разговору, понимающе вставил:
– А съемдьесятый польк СС – этто потрасделение «Фаллония», ф котором польшиньство состафляют пельгийцы…
Кивнув, я поправил:
– Там разного европейского отребья хватало, но костяк, действительно, – бельгийцы. И меня терзают смутные подозрения насчет того, что эти козлы после разгрома на родину намылятся. Среди своих им проще будет затеряться. Значит, они сейчас не в тутошних лесах прятаться будут, а на север уходить, и поэтому не исключена возможность встречи.
Марат, оторвавшийся от бинокля, выразил сомнение:
– Здесь вряд ли пойдут – наши хоть и за рекой, но разведка местность контролирует. Да и днем из укрытий вылезать они ни за что не рискнут.
– Так о чем я и говорю. Убедились, что городок чист? Тогда – по машинам!
Рассевшись на свои места, мы начали потихоньку спускаться с холма, а потом, следуя указаниям Кравцова, поехали по узким улочкам городка к нужному дому. В том, что Линсона война совсем не коснулась, я убедился сразу, так как при виде вооруженных людей немногочисленные попадающиеся нам навстречу люди не стремились нырнуть в ближайший дом, а наоборот, останавливались и с интересом поглядывали на проезжающих. Наверное, пытались вычислить национальную принадлежность бойцов. Только вряд ли им это удастся – на машинах опознавательных знаков нету, а на камуфляже эти знаки тем более не предусмотрены. Но я не учел зоркости местной ребятни. Ехали мы медленно, и пацанва, умудрившись разглядеть зеленые звездочки на пилотках и фуражках, тут же завопила:
