Евгений Токтаев - Неугасимый огонь (СИ)
-- Женская красота? -- догадалась Анхнофрет.
-- Да. Он предложил Александру создать картину. Афродиту Анадиомену, выходящую из морской пены. В качестве модели он видел лишь одну женщину.
-- Кампаспу?
Птолемей кивнул.
-- Подругу царя. Апеллес предложил Александру нарисовать её обнажённой и тот согласился.
-- Что же было потом?
-- Потом? Апеллес влюбился в свою модель, и та ответила взаимностью. Их связь раскрылась, но Александр не причинил художнику вреда. Более того, он уступил ему Кампаспу.
-- Уступил? -- удивилась посланница, -- ты же сказал, что гетеры свободны.
-- Да. Но все же она была любовницей царя.
Анхнофрет некоторое время молчала.
-- Значит, он чужд ревности?
Птолемей подумал, покачал головой.
-- Не думаю. Александр ревнив. Но ревнив к чужим подвигам, к славе. Он должен быть первым среди мужей, но не стремится к этому в делах любви. Сказать по правде, царь довольно равнодушен к женщинам. Когда он был юношей, то совсем не интересовался ими, все время проводил в воинских упражнениях или беседах с нашим учителем, Аристотелем. Родителей царевича это беспокоило, и тогда царь Филипп заплатил большие деньги гетере Калликсене, чтобы та научила его сына всем премудростям любви.
Птолемей усмехнулся.
-- Калликсена очень старалась, да и Александр вовсе не избегал её объятий. Но он познал лишь плотскую любовь. Сердцем его Калликсена завладеть не смогла. Как и Кампаспа. Да и никто до сих пор. Когда мы отправлялись в поход, Парменион, Антипатр и Олимпиада, мать царя, умоляли его жениться. Говорили, что царству нужны наследники. Он отказался наотрез.
-- Он так и не назвал никого своей царицей?
-- Не назвал. Но, возможно, ты удивишься, если я скажу тебе, что сейчас у царя есть женщина.
-- Вот как? -- действительно удивилась Анхнофрет, -- уже месяц, как я живу среди вас, но и подумать не могла...
-- Она не показывается на людях. Её зовут Барсина и она вдова Мемнона. Самого опасного из наших врагов, к счастью, покойного.
-- Вдова врага? Так она, вероятно, наложница?
Птолемей кивнул.
-- Я думаю, он считает Барсину своим трофеем. Царь редко наведывается в её шатёр. Он не из тех людей, кто дня прожить не может, чтобы не выгулять свой...
Птолемей покосился на Анхнофрет и смущённо кашлянул. Хранительница ничего не ответила, погруженная в свои мысли. Всю дальнейшую дорогу до македонского лагеря они молчали.
Пророчество, как всегда вышло туманным, даже ремту поняли не все, а эллины и подавно, но все же некоторые слова чрезвычайно обеспокоили Эвмена.
"Бесстрастно взирают мёртвые глаза..."
Неужели те, нарисованные возле таранов, что придают боевым кораблям эллинов сходство с дельфинами.
"Звезда катится в бездну. Лучи-иглы напоены кровью. Шестнадцать игл..."
Шестнадцатилучевая звезда украшала македонские щиты. Это она катится в бездну?
Кардиец сразу задал прямой вопрос:
-- Царица видела битву? В ней участвовали наши корабли? И... египетские?
Фараон покачал головой.
-- Она видела сражение, это верно. Но вряд ли там были эллины. Мерит видела Ири-Херу. Много лет назад Ипи и Мерит были объявлены Вместилищами Душ Херу и Маат. Когда Мерит видит Ири-Херу, она знает, что это её брат. Но мой побратим не мог встретиться с эллинами этим летом, ибо он отплыл на дальний юг.
-- Прости, Величайший, -- перебила его Анхнофрет, -- мы не успели сообщить тебе в суматохе подготовки к празднествам. Ипи уже вернулся в Бехдет, от него прилетела сова.
-- Какую весть она принесла? -- нахмурился фараон.
-- Я не знаю. Сообщение читала царственная. Она была встревожена. Я спросила её, что случилось, но она не пожелала рассказать мне.
-- Проклятье! И уже десять дней нет вестей от Нимаатра. Он собирался идти в Пер-Маат, что же могло его задержать? Нимаатра сообщал о схватке с кефтиу, но она завершилась нашей победой.
-- Может быть, царица сможет рассказать больше, когда придёт в себя? -- спросил Эвмен, -- она помнит видения?
-- Помнит, -- тихо промолвил фараон.
К кардийцу он проникся большой симпатией и уважением, и потому спокойно говорил в его присутствии о вещах, которые совершенно невозможно было открыть иным чужестранцам.
-- Тогда подождём, -- сказала Анхнофрет.
Однако Мерит, проснувшись, дала понять, что не горит желанием обсуждать видение даже с супругом и уж тем более с эллинами, хотя принесла кардийцу и Птолемею искренние слова благодарности. Она явно была встревожена, кусала губу, но все же старалась держаться с обычным спокойствием и достоинством.
-- Что-то случилось с Ипи? -- допытывался фараон.
-- Нет, с ним все в порядке. Как и с Нимаатра.
-- Значит, ничего плохого не случилось?
-- Нет, случилось. Но я пока не хочу говорить об этом. Надо многое осмыслить, слишком многое.
-- Мерит, -- рассердился фараон, -- не забывай, кто я! Меня начинают раздражать ваши с братом тайны! Я ношу Двойную Корону, а вы пытаетесь меня уберечь от плохих вестей, как ребёнка!
-- Прости меня, Тутимосе, -- правительница устало прикрыла глаза, -- если бы Владычица Истин позволила мне видеть ясно... Но все в тумане. Наши ладьи сражались с эллинскими. Что произошло? Я не знаю. Рассказать об этом сейчас? Во время священного перемирия эллинов? У них в гостях? Кто кого обвинит в нарушении перемирия? Я знаю Ипи, он никогда не нанёс бы удар первым...
-- Это знаю и я, -- заявил фараон, -- как и то, что сейчас невыгодно ссориться. Причём я уверен, что и Александр думает так же.
-- Вот именно, как в такой ситуации можно кого-то обвинять? Напали эллины? А можем мы это доказать? Александр не поверит. Посмотри на его поведение, он спокоен, расслаблен. Так ведут себя злоумышленники?
-- Ну, некоторые царьки фенех весьма преуспели в лицемерии, -- недобро усмехнулся фараон.
-- Величайший, мы слишком хорошо помним, к чему привели переговоры на Пепельной Пустоши. Что произошло на сей раз? Ничего не известно. Но Ипи жив и он прибудет сюда. Пока мы должны стараться сохранять спокойствие. Любое моё слово, при том, что я сама не могу понять половины, может вызвать войну. И сорвёт все, что мы готовили несколько лет. Не будет доброго соседства с сильным царством. С людьми, которых даже наши жрецы и некоторые снобы из высокородных признали ровней себе. Поставили выше Нахарина и Хатти. Вместо того, чтобы обратить свой взор на Бабили, как планировали, мы втянемся в войну с Александром. И неважно, кто победит -- замысел Нефер-Неферу в любом случае будет обращён в прах. Мне он становится все более и более очевидным.
-- Ты права, сейчас всплеск страстей не нужен. Но если видение истинно, значит, он всё равно случится.
-- Случится. Нам надо быть готовыми. А пока сохранять спокойствие.
-- Да будет так, -- подытожил фараон.
В пентатлоне и гоплитодроме (беге в полном вооружении), совершенно чуждых видах состязаний, египтяне участия не принимали. Правила эллинский борьбы были им незнакомы. Кулачный бой, где не использовались ноги и не разрешались удары ниже пояса, тоже не практиковался. Поэтому второй день состязаний, полностью остался за эллинами. Третий день Игр был посвящён "всесильному искусству", панкратиону.
Эллины любили панкратион. Он появился из-за частого нарушения правил в пюгме, кулачном бою. В новом виде единоборства разрешались любые удары и захваты, любые болевые приёмы. Запрещалось лишь кусаться и выдавливать глаза. Ни одни Игры не обходились без увечий панкратиастов. Любой удачно проведённый удар или захват мог сломать руки, ноги, ребра, а то и шею. Нередко бой оканчивался смертью одного из атлетов. Птолемей рассказал Анхнофрет, что некоторые бойцы, пользуясь вольностью правил, убивали намеренно. И никто не лишал их венка.
На одной из Олимпиад случился курьёзный и трагический случай. Противник атлета Аригиона душил его, обхватив шею бёдрами. Аригион сумел сломать ему щиколотку и тот, не выдержав боли, признал поражение. Когда же он отпустил Аригиона, оказалось, что тот мёртв, победное усилие стоило ему жизни.
-- Значит, победителя не было? -- спросила Анхнофрет.
-- Нет, -- ответил Птолемей, -- победителем признали Аригиона.
-- Мертвеца?
-- Да. Венок одели на голову покойнику.
Ремту с особым интересом следили за своими соотечественниками, воителями Нейти[89], молодым Хуни и опытным Абуусером, которому перевалило за тридцать разливов довольно давно. Тайные исполнители приказов Дома Маат были в Священной Земле первыми бойцами. Что не удивительно -- для исполнения задания им не раз приходилось проникать туда, куда входа с оружием нет. Никто из них пока не подвёл, они одерживали победу за победой и проходили в следующий круг состязаний.
Анхнасир беспокоился за старшего Хранителя, которому наверняка достанется Диоксипп, но переживал больше не из-за размеров и силы эллина -- жилистый и лёгкий леопард вполне способен загрызть буйвола. Оторопь вызывала какая-то бессмысленная жестокость, которую эллинский боец уже успел проявить пару раз, нанеся увечья поверженным соперникам.
