Хиллари Родэм Клинтон - Тяжелые времена
Во время моей работы в сенате было несколько республиканцев, мнение которых я высоко ценила. Одним из них был Джон Уорнер, сенатор от штата Вирджиния. Ранее, при президенте Никсоне, он занимал пост министра ВМС и был высокопоставленным членом сенатского Комитета по делам вооруженных сил, в работе которого я также принимала участие. В 2002 году он голосовал за резолюцию по Ираку, поэтому, когда в конце 2006 года он вернулся из поездки в Ирак и заявил, что, по его мнению, война теперь идет «вкривь и вкось», эти слова произвели сильное впечатление на его соратников по партии и за ее пределами. Джон Уорнер не стал высказываться со всей откровенностью, но уже одна только эта фраза являлась обвинительным заключением и требованием решительных перемен.
Где бы я ни появлялась, я везде слышала, что люди были настроены категорически против войны и, как следствие, проявляли разочарование во мне. Многие были против этой войны с самого начала, другие стали негативно относиться к ней по прошествии некоторого времени. Тяжелее всего было видеть страдающие семьи военнослужащих, которые мечтали о том, чтобы их близкие вернулись домой, ветеранов, которые беспокоились о своих друзьях, продолжавших службу в Ираке, и американцев из всех слоев общества, которые были убиты горем в результате утраты на войне молодых мужчин и женщин. Они были также разочарованы в войне в связи с тем, что она ослабила позиции нашей страны в мире, оказалась неоправданной и подорвала наши стратегические интересы в регионе.
Хотя многие никогда не обращались к истории, чтобы уточнить, как именно я проголосовала в 2002 году, вне зависимости от того, что я сделала или сказала, мне следует как можно скорее выразить свое сожаление в этой связи, причем прямо и без обиняков. В какой-то мере я уже сделала это, заявив о своем сожалении по поводу того, как президент Буш использовал свою власть, и подчеркнув, что, если бы мы знали, чем все это обернется, мы бы никогда не голосовали за такое предложение. У меня имелись возражения против слова «ошибка». Это не было вызвано политической целесообразностью. В конце концов, во время праймериз на меня оказывали давление и электорат, и средства массовой информации, вынуждая меня поступить именно таким образом. Когда я в 2002 году голосовала за использование силы, я подчеркнула, что это было, «вероятно, самым трудным решением, которое мне когда-либо приходилось принимать». Я считала, что действовала с благими намерениями и приняла лучшее решение с учетом той информации, которой я располагала. И я была не одинока в принятии ошибочного решения. Но все же суть заключается в том, что я ошиблась. И я заявляю об этом прямо и без обиняков.
В нашей политической культуре признание в том, что вы совершили ошибку, часто воспринимается как слабость, тогда как на самом деле это может быть признаком силы и развития как отдельных людей, так и целых народов. И это еще один урок, который я извлекла и который обогатил меня как госсекретаря.
Поскольку я занимала должность госсекретаря, я также несла свою долю ответственности за отправку американцев в опасное место в интересах защиты нашей национальной безопасности. Когда я была первой леди, я видела, как Билл мучился в связи с необходимостью принимать подобные тяжелые решения. Когда я в качестве сенатора принимала участие в работе Комитета по делам вооруженных сил, я в тесном взаимодействии со своими коллегами и военными руководителями осуществляла соответствующий жесткий надзор. Но ничто не сравнится с той ответственностью, когда, сидя за столом в Ситуационном центре Белого дома, ты обсуждаешь вопросы войны и мира, а затем сталкиваешься с непредсказуемыми последствиями каждого твоего решения. И ничто не сравнится с осознанием того, что те, кого ты отправил служить в опасное место, могут не вернуться домой.
Как бы мне этого ни хотелось, я уже не могла повернуть историю вспять и проголосовать по Ираку по-иному. Однако я могла бы попытаться помочь нам извлечь правильные уроки из этой войны и учесть их в Афганистане и в других районах, обеспечение безопасности в которых отвечало нашим коренным интересам. И, сталкиваясь в последующем с необходимостью сделать трудный выбор, уже обогащенная бóльшим опытом, большей мудростью, бóльшим скептицизмом и смирением, я была полна решимости поступать именно так.
* * *Генералы Петрэус и Маккристал предлагали применить в Афганистане противоповстанческую стратегию. Однако, чтобы сделать это, им было нужно больше войск, как и в Ираке. Наряду с этим было необходимо учитывать, что на этот раз может и не быть аналогичного Ираку «суннитского пробуждения». Может быть, полученный нами в Ираке опыт было ошибочно применять здесь?
Самым активным противником предложений Пентагона был вице-президент Джо Байден. По его мнению, идея усиления американского военного присутствия в Ираке была ошибочной. Афганистан не был Ираком. Масштабные усилия по «национально-государственному строительству» на основе неразвитой инфраструктуры и некачественного управления были обречены на провал. Он считал, что победить талибов было практически невозможно, и расценивал отправку дополнительных американских войск жертвенным жестом. Вице-президент полагал, что вместо этого следовало сократить наше военное присутствие в Ираке и сосредоточиться на борьбе с терроризмом. Генерал Джонс и Рам Эмануэль выразили аналогичную обеспокоенность.
Проблема заключалась в следующем: если бы талибы продолжали захватывать другие районы страны, то было бы намного сложнее проводить эффективные операции по борьбе с терроризмом. В этом случае у нас была бы весьма ограниченная разведывательная сеть, которая позволяла бы нам выявлять террористов и их базы, с которых организовывались террористические акты в Афганистане и за его пределами. «Аль-каида» уже получила убежище в Пакистане. Если мы позволим талибам установить контроль над большей частью Афганистана, то террористы обоснуются и здесь.
Ричард Холбрук также скептически относился к идее отправки дополнительных войск в Афганистан. Мы знали друг друга с 1990-х годов, когда он был основным переговорщиком моего мужа на Балканах. В 1996 году Холбрук предложил мне посетить Боснию, чтобы встретиться с некоторыми религиозными лидерами, с представителями общественности и с женщинами, которые подверглись насилию. Это было несколько необычное предложение первой леди, но, как я уяснила для себя в дальнейшем, Ричард Холбрук, как правило, редко тратил свое время впустую.
Холбрук представлял собой крупную и внушительную личность, он был талантлив и амбициозен. После поступления на дипломатическую службу в 1962 году в возрасте двадцати одного года, полный идеалистических идей эпохи Кеннеди, он окончательно созрел во время работы во Вьетнаме. Именно там, непосредственно на месте, он узнал о трудностях борьбы с повстанцами. Ричард быстро поднялся по служебной лестнице. В администрации Картера, когда ему не было еще и тридцати, он стал помощником госсекретаря по восточноазиатским и тихоокеанским делам, помогая нормализовать отношения с Китаем. Он вошел в историю наряду с сербским диктатором Слободаном Милошевичем, приняв в 1995 году участие в подготовке Дейтонского мирного соглашения, которое положило конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине.
Мои отношения с Ричардом углублялись на протяжении многих лет. Когда он был представителем США в ООН в последние два года администрации Клинтона, мы вместе с ним работали над вопросами борьбы со СПИДом и глобальными проблемами здравоохранения. Я также сблизилась с его супругой, Кэти Мартон, журналистом и писательницей. Ричард и Кэти устраивали замечательные обеды. Никогда нельзя было предугадать, с кем ты там встретишься: с лауреатом Нобелевской премии, кинозвездой или, может быть, даже с королевой. Однажды вечером он подготовил для меня необычный сюрприз. Он как-то услышал, что я весьма благосклонно отозвалась об Армии спасения, и вот в середине обеда он подал знак, двери распахнулись, и появился оркестр Армии спасения, который пел и играл на трубах. Ричард просто сиял.
Когда я стала государственным секретарем, я узнала, что он готов вернуться на государственную службу, поэтому я попросила его взять на себя обязанность контролировать вопросы, касавшиеся Афганистана и Пакистана. Только человек с его неординарными талантом и качествами мог справиться с этими проблемами. Впервые Ричард посетил Афганистан в 1971 году, и это на всю жизнь зародило в нем любовь к этому региону. После поездки сюда в 2006 и 2008 годах в качестве частного лица он написал несколько статей, в которых обратился к администрации Буша с призывом разработать новую стратегию вооруженного конфликта, обратив особое внимание на Пакистан. Я согласилась с его анализом и поручила ему сформировать специальную группу, состоящую из лучших специалистов, которых он только мог найти в правительственных структурах и за их пределами, чтобы попытаться реализовать свои идеи на практике. Он смог быстро привлечь ученых и экспертов из неправительственных организаций, многообещающих талантливых сотрудников из девяти федеральных агентств и ведомств и даже представителей правительственных структур из дружественных нам стран. Это была эклектичная группа необычных, ярких и преданных своему делу людей (большинство из них были совсем молодыми), с которыми я сблизилась, особенно после смерти Ричарда.
