Александр Антонов - Распущенные знамёна
— Танки, как я это понимаю, — продолжил меж тем Заславский, — больше нужны для прорыва обороны противника, в том числе глубокоэшелонированной, а FT-17 для этого малопригодны. Тут нужны мощные машины, наподобие британских МК-1, но более манёвренные, лучше вооружённые, с крепкой бронёй, и, как бы это поточнее выразиться, более прижатые к земле. Я так понимаю, Николай Иванович, в этой войне нам танки не понадобятся?
— Правильно понимаете, Владимир Иванович, — улыбнулся я. — Но через год я хотел бы видеть опытный образец первого российского танка!
— Вы его увидите! — заверил Заславский.
— Хорошо, — подвёл я итог заглавной части беседы, — поговорим о делах насущных. Что у нас имеется, и что мы сможем дать фронту в течение ближайшего месяца?
— Начну с бронепоездов, — приступил к докладу Заславский. — На сегодняшний день в действующей армии суммарно по всем фронтам и в резерве Генерального штаба насчитывается сто двадцать два бронированных подвижных состава. К концу месяца прибавим к ним ещё тридцать.
— Сто пятьдесят два бронепоезда? — подсчитал я. — Неплохо!
— Это не считая установленных на железнодорожных платформах сорока шести осадных орудий, — добавил Заславский, — которые находятся в резерве Генерального штаба.
— Помню, — кивнул я. — Что у нас по колёсным и гусеничным машинам?
— Все мотопехотные полки – на разных фронтах их от одного до трёх – полностью укомплектованы техникой. Сейчас в форсированном режиме готовим боевые машины пехоты. К концу месяца рассчитываем довести их число до пятидесяти – все в резерв Генерального штаба.
— Отлично! — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Будем прощаться, Владимир Иванович. С удовольствием поговорил бы с вами ещё, но в приёмной уже толкутся артиллеристы.
Заславскому про то было знать не положено, но значительная часть резервов, о которых мы только что говорили, будет, скорее всего, придана Северо-Западному фронту, в командование которым вот-вот вступит Васич. Васич… Не так давно он пророчил мне пост наркома оборонной промышленности, и был недалёк от истины. Уже принятое решение изменили в последний момент. Всё одно ведь на оборону будут в той или иной мере работать большинство наркоматов, и это не считая науки. Потому и сочли более разумным создать при Совнаркоме комиссию, которая станет координировать их усилия в этом важном для страны направлении. Так я стал не наркомом, а председателем комиссии. Впрочем, ввиду важности, мой теперешний статус приравнен к заместителю Председателя Совнаркома.
МихаилНе успел остыть след от колёс автомобиля, увозящего на вокзал Васича, как пришёл мой черёд. Перед началом наступления Ставка направляла на фронты и на флоты комиссии во главе с высокопоставленными офицерами Генерального штаба. Во главе той, которая отправлялась в Севастополь, я попросил Духонина поставить меня. Должность помощника Председателя Совнаркома требовала моего присутствия в коллегиях ВЧК, ВОК и некоторых наркоматов. Числился я и при Генеральном штабе. Звание у меня подходящее, потому в просьбе не отказали.
На посиделки по случаю моего отъезда собрались все свои: Ольга, оставившая маленького Глеба на попечение няньки, и Ёрш с Наташей. По правде говоря, в проводинах никакой нужды не было: я ведь отправлялся в командировку, даже не на фронт. Но Маша почему-то очень сильно переживала, видимо, ввиду своей беременности, — да, да! — и я просто боялся оставаться с ней один – на людях она сумеет собраться.
Посиделки подходили к концу, когда ко мне подошла Наташа.
— Ты ведь увидишься с Вадимом? — спросила она.
— Видимо, да, — ответил я. После Моонзунда Берсенев был награждён, повышен в звании и получил назначение на Черноморский флот.
— Я тут приготовила маленькую посылочку, и в ней письмо. Передашь?
— Если она у тебя с собой.
— Да, она здесь, в прихожей, — засуетилась Наташа.
Подошёл Ёрш.
— Машина пришла, — сказал он.
— Ну что, друзья, будем прощаться? — нарочито бодрым голосом предложил я.
Уже у двери успел шепнуть на ухо Ольге:
— Присмотри за Машей.
— Будь спок! — кивнула она.
ОльгаКогда Глеб объявил о своём новом назначении, я ему прямо сказала: «Без дела я одна с ума сойду. Возвращай меня на службу!» Робкие попытки мужа шантажировать меня Глебкой успеха не имели. Пришлось ему уступить. Няню долго не искали, в Питере с работой, особенно для баб, нынче туговато. Так я вернулась к начальству над курсами по переподготовке офицеров спецназа, которым ребята дали острое название «Штык».
Не обошлось без сюрприза. Приятного. Накануне первого дня работы Мишка торжественно вручил мне пошитую по моему размеру форму с полковничьими погонами на плечах. «Носи, заслужила!» – сказал он. Я было открыла рот, чтобы возразить, но передумала и рот закрыла. А что, всё ведь верно – заслужила!
За Машу Мишка боялся зря – кремень-баба! Со своей минутной слабостью разобралась круто, теперь мне впору у неё утешения искать. Одного опасаюсь: как бы её крутизна ребёночку во вред не пошла. Ну, даст Бог, всё обойдётся! В конце концов, не она первая, не она последняя.
Что до Глебки, то его я вижу по пяти раз на дню, ведь курсы, как и прежде, располагаются на территории Петропавловской крепости.
Глава восьмая
Выплывающий из сизой дымки белый город был виден уже без бинокля. С крыла ходового мостика Берсенев отчётливо различал округлые очертания Константиновского равелина (хотя правильнее называть это сооружение фортом), а чуть дальше – вход на Большой рейд Севастополя.
Стены форта окутались дымами, сразу после этого до ушей долетели звуки артиллерийского залпа. Это главная военно-морская гавань на юге России приветствовала прибытие самого крупного линкора Черноморского флота. Берсенев отдал приказ, и пушки левого борта дружно рявкнули ответное приветствие.
Отправляясь на Моонзунд, адмирал Колчак, к удивлению многих – да считай всех, поскольку сам Берсенев был удивлён не меньше других, — взял с собой в качестве флаг-офицера молодого кавторанга, за глаза называемого штабными офицерами «красногвардейцем», из-за его, пусть и короткого, комиссарского прошлого. По долгу службы Берсенев находился рядом с Колчаком, вплоть до его гибели.
В сознание Вадима навсегда врубились те, казавшиеся тогда отчаянно короткими, мгновения – от приказа Колчака «Лево на борт!» до столкновения двух торпед с «Громом». Он отлично помнил, что все находящиеся тогда в боевой рубке офицеры были озабочены не столько собственной судьбой, но тем, чтобы ни одна из торпед не прошла мимо. И когда первая торпеда попала в корму, по рубке успел прокатиться вздох облегчения, поскольку вторую торпеду «Гром» принимал точно по центру. А потом был взрыв почти под боевой рубкой, но это был ещё не конец. Конец наступил чуть позже, когда взорвался пороховой погреб.
После этого Берсенев помнит себя уже в воде. Он, раненый, одной рукой держится за какую-то доску, а другой рукой придерживает наваленное на ту же доску тело Колчака. Вскоре их подобрала шлюпка, спущенная с «Забияки». Ранение Берсенева оказалось не столь серьёзным, а Колчак умер, так и не придя в сознание, ещё в шлюпке.
Подвиг моряков «Грома», которые сполна исполнили солдатский долг на поле боя: любой ценой, пусть это и собственная жизнь, прикрыть командира (в их случае флагман «Аврору»), не остался незамеченным. Все выжившие офицеры и матросы были награждены Георгиевским крестом, и особым знаком, с выгравированным на нём силуэтом эсминца и под ним надписью «ГРОМ», который крепился к прямоугольной орденской колодке, обтянутой георгиевской лентой. В Главном морском штабе досрочно покинувшему госпиталь Берсеневу в торжественной обстановке вручили обе награды и погоны капитана первого ранга.
Тогда же произошёл случай, едва не выдавивший из глаз новоиспечённого каперанга слезу. Вперёд выступила присутствовавшая на церемонии вдова Колчака. Софья Фёдоровна подошла, и со словами «Вадим Николаевич, примите в память об Александре Васильевиче», протянула ему кортик адмирала. В глубоком волнении Вадим на несколько секунд, низко склонясь, припал к её руке, приняв оружие, поцеловал и его.
В тот раз он заехал в Севастополь лишь на короткое время, чтобы представиться командующему флотом – назначение он получил ещё в Петрограде. Из Севастополя Берсенев отбыл в Николаев, где у стенки Общества Николаевских заводов и верфей достраивался назначенный под его командование линкор «Адмирал Александр Колчак».
Эйфория от победы при Моонзунде перехлестнула внутренние противоречия. Грех было этим не воспользоваться, и как бы сама собой в различных слоях общества синхронно возникла патриотическая идея: а не организовать ли сбор средств на достройку кораблей для доблестного флота российского? В прессе тут же замелькали названия линейных крейсеров «Измаил» и «Бородино», за скорейший ввод в эксплуатацию которых так ратовал морской министр Колчак.
