В. Бирюк - Фанфики
Очередной дедок водит носом вслед за кружкой в руках Акима и частит:
— Пойду-пойду, батюшка, пойду-пойду, родименький!
Бедняга рябиновский, которого я в писари определил, разворачивает новую бересту — на столе груда заготовленных договоров-рядов, писарь всю ночь мучился — корябал, вписывает туда имя-прозвище, дедок ставит отпечаток пальца, крест процарапывает и получает из рук, теперь уже своего господина, кружку с хмельным.
Один только и поинтересовался:
— А об чём ряд-то?
— А об твоей службе. Господин даёт корм, кров и одёжу.
— А корм-то хорош?
— Корм — по службе, служба — по надобности, надобность — боярская.
Конечные термины в цепи формулировки соединяются в сознании и закрепляются. «Корм»… — «боярский». Ну, кто ж от этого отказывать будет!
А за столом народ уже веселиться полным ходом.
Через час приехал сам тысяцкий, Бонята Терпилич. Со свитой. Дело-то… уж больно невиданное.
— Что ж это говорят, Аким, что ты над людями смоленскими измываешься? Правда штоль?
— Э, Бонята, врут всё сплетники. Не над людями, а над вшами. Вона, вишь — котёл с тряпьём кипит. Тама они, шестиногие. Сынок мой, Ванечка, вшу страсть как не любит. А ты, никак, заступаться прикатил, за вшей-то?
Бонята только хмыкнул. А свита его уже вокруг ямы кругами ходит.
— Вона-вона… Чего морду воротишь? Это ж ты по весне у суконщиков лабаз взял. А ну вылазь сюда по-хорошему!
К вечеру мы «новосёлов» — спать загнали, «отказников» — выгнали. Обиделись на нас городские. Ну и плевать. Завтра уходим.
Интересный у меня набор получился. Из баб — только две. Причём такие… я таких шмар даже у «Трёх вокзалов» не видел. Остальные, примерно пополам — старики и калеки, подростки и дети.
Как оказалось — юность не означает отсутствия криминальности.
Дело к вечеру, несколько мальчишек по двору крутятся, никак не угомонятся. Двое возле Акима присели, он им подкормиться даёт из объедков да расспрашивает о городских новостях.
Я как-то отвлёкся, вдруг мальчишки — ф-ф-р — в стороны. Аким в крик:
— Кошель! Кошель спёр! Хватай! Держи! Лови! Стой! Бей!
Ну и я, сдуру, крикнул, вслед за Акимом:
— Стой! Бей!
Сухан как сидел, так и метнул. Рогатину свою. Вороты открыты были, мальчишка до них и добежал. Рогатина его насквозь пробила и к воротине пришпилила.
Аким кудахчет:
— Я ж… ему ж… я хотел денежку показать. Ну, о монетах говорили, а у меня редкая есть. Только кису достал, только развязывать, а он хвать… А я с завязками-то… руки-то… а он… Вот же гнида! Всё урвать задумал!
Один — пришпиленный висит, подельник его — под дюжим сторожем воротным бьётся. Мелкий — лет 7–8. И ругается страшно:
— Вас всех в куски порвут! В лоскуты порежут! Наши придут — от вас места мокрого не останется!
— Слышь, малой, а ваши — кто?
— Наши — это наши! Страшнее наших — других нету! Мы — запольненские! Нас все боятся!
— А кто ж у вас ватажковым ходит?
— Как кто?! Ты чего?! Ты Очепа Толстого не знаешь?! Да он вас всех с грязью смешает, с дерьмом — скушает! Отпусти немедля! А то хуже будет!!!
Поговорили. Теперь попробуем понять.
Вокруг каждого города идёт стена, перед стеной — укреплённое предполье. Ров, могут быть волчьи ямы — ловушки. Дальше — поле. Чтобы враги скрытно не подошли. Дальше, за полем — слободки. Их во многих городах так по простому и называют — «запольные», «заполье».
Горожане себя различают: городские, посадские, слободские. Дальше идут крестьяне: пригородные и дальние. Смоленск странно построен: в нём нет самого города-детинца. Четверть века назад Ростик только отсыпал валы по верхней части заселённого места — между началами оврагов. Соответственно — нет и отдельных посадов («окольний город»), они в городской черте.
Ростик держал город крепко. Поди, и по сю пору разбойных ватажков в городе нет. А вот в слободках всякая гадость заводится быстро.
«Очеп» в русском языке имеет два разных смысла. Сетка из волос или тонких верёвочек: «бабий очеп», силки на зайца или птицу.
Другое значение: жердь, шест. Для битья в колокол, в колодезном журавле. В избе на такую жердь вешают детскую люльку. «Не вешай ничего на очеп — дитя спать не будет» — русская народная примета.
Раз этот «Очеп» — «Толстый» — бревно, наверное.
Почему начальство и в «Святой Руси», и в моей России любит кушать человечинку именно с дерьмом — не знаю. Какие-то изыски высокопоставленных гурманов.
А вот «хуже будет», в криминальном исполнении — представляю. По своим ещё временам. Эти поползновения и намерения… надо притормаживать. Надо как-то обозначить наш групповой статус в пространстве местных социально-криминальных отношений. Мы-то уйдём, а Николаю с Терентием здесь жить.
Чего-то такого надо… уелбантурить… Как-то… отморожено. Ванька — прогрессор-отморозок? Ну, если для общего блага…
Я подошёл к трупу ребёнка. Кису уже выкрутили из мёртвых рук, Сухан вытащил свою рогатину, тельце сползло к нижнему краю ворот грязной мокрой кучей…
«Любишь ты деток, Алеша? Знаю, что любишь…».
Фёдор Михайлович с графиками распределениями вероятностей не работал, бесконечность их хвостов не видал. Люди — разные. И больные есть. Чем многочисленнее популяция, тем разнообразнее формы маразма, проявляемые её членами. «Всё что можно испортить — испортят. Всё что невозможно испортить — испортят тоже».
Но это вероятностный подход, который религиозным системам несвойственен. Они все… тотальные. А в жёстко детерминированной системе, где на всё — «воля», хоть бы и «божья» — всякое «лыко в строку».
Поэтому Ваня Карамазов рассматривает единичный факт проявления патологии:
«Девчоночку маленькую, пятилетнюю возненавидели отец и мать, «почтеннейшие и чиновные люди, образованные и воспитанные». Они запирали её на ночь в нужнике во дворе».
И делает тотальный вывод:
… а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к «боженьке»!…
Да ведь весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к «боженьке».
Альтернативой «миру познания» является скотско-растительное состояние. В котором и пребывали Адам и Ева, пока не включили в своё меню яблоки.
В раю детей не было вообще. Не было и «слезок ребеночка к «боженьке»». «Нет человека — нет проблемы». Это идеал?
Ладно — Фёдор Михайлович. Он всегда был несколько… не адекватен. Но ведь и Лев Николаевич к концу жизни… «ушёл в астрал».
Приезжает к нему в «Ясную Поляну» немец-доктор, просит помочь авторитетом «матерого человечищи» в деле борьбы с сифилисом. В России в начале 20 века была очень негативная динамика заболеваемости. Доктор говорит о лекарствах, финансах, диспансерах. «Зеркало русской революции» — о нравственности, самосовершенствовании, моральности вегетарианства.
Они не поняли друг друга и расстались взаимно раздражёнными. А решение явилось в форме «диктатуры пролетариата» и «торжества коммунистической» бюрократии. Которая через систему разборов «персональных дел» в парткомах, снизила заболеваемость здоровых, а через систему принудительных кожвендиспансеров — повысила вылечиваемость заболевших.
Когда «властитель дум» и «повелитель микробов» не понимают друг друга — власть берут «кузнецы»:
«Мы — кузнецы Отчизны милой,
Мы только лучшего хотим,
И мы недаром тратим силы,
Недаром молотом стучим, стучим, стучим!».
Вот я и стукнул. Не молотом — копьём Сухана. Теперь лежит убитый мальчишка. Ну и как оно мне? По Фёдор Михалычу?
«… маленький мальчик, всего восьми лет, пустил как-то, играя, камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей… наутро чем свет выезжает генерал во всем параде на охоту, сел на коня, кругом него приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на конях… «Гони его!» — командует генерал. «Беги, беги!» — кричат ему псари, мальчик бежит… «Ату его!» — вопит генерал и бросает на него всю стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!.. Ну… что же его? Расстрелять? Для удовлетворения нравственного чувства расстрелять? Говори, Алешка!
— Расстрелять! — тихо проговорил Алеша, с бледною, перекосившеюся какою-то улыбкой подняв взор на брата».
Бедненький Алёша Карамазов. Сколько душевных мук в его перекосившейся улыбке. Ограниченность, знаете ли, мышления. Отсутствие широты кругозора. Монастырское воспитание, одним словом.
А я уже знаю слово «плюрализм». Я видел и слышал разных людей с разными точками зрения. Могу встать на эти точки. И потоптаться.
