Михаил Ланцов - Россия Молодая. Том 1
— Только у меня осталось ощущение, что ты не давал Земскому собору опомниться от свалившегося на него счастья? — С улыбкой произнесла Анна, прижимаясь к царю на диване в комнате отдыха.
— Надеюсь, что да, — усмехнулся тот. — Хотя ты права. Давать им время на размышления было глупо. Я более чем уверен, что они передрались бы из‑за каждого пункта. Выборные даже прочитать толком все тексты за эти дни не могли. Тем более, что кодексы и конституцию уже напечатали на особо качественной бумаге и переплели в дорогие, подарочные обложки. Жалко такой тираж сжигать.
— А они не взбунтуются?
— С какой стати? Как Земский собор порешил, так я и сделал. Именно об этом наши люди уже сейчас стали кричать на каждом углу, в том числе провокационные вещи. Кто же поверит, что я сам решился ограничивать свою власть? Значит собор заставил меня принять конституцию. И так далее. Сейчас — главное, донести содержание кодексов и конституции до широких масс. Чтобы, если кто и попытался что вернуть назад, то натыкался на глухую стену непонимания и неодобрения. Особенно это касается дворян и бояр. Купцы свои привилегии никому не отдадут без боя.
— Ты же отдал, — подмигнула Анна.
— Ну что ты, — улыбнулся Петр. — Я просто оформил их законодательно. И теперь, если что не так, будем тыкать пальцем в какой‑либо кодекс, принятый Земским собором, то есть, выборными от всей земли Российской. Как же так? Всем миром решили так, а ты против? Против народа идешь? — Нахмурив брови произнес царь.
— Но ведь ты спешил неспроста.
— Верно. Там было очень много вещей, который вызвали бы как минимум дискуссии. Например, я знаю, что в будущем будет такая замечательная наука — генетика, которая докажет, что близкородственные браки очень вредны и способствуют вырождению рода. Но сейчас ведь этого нет. Как я это докажу? Никак. И Земский собор такое положение скорее всего не принял бы. Однако теперь, в спешке и суете, взбудораженные правильными речами и призывами, люди банально не заметили такой малости. Ты же сама говорила о том, что семейный кодекс практически никто так и не открыл. Вероятно, посчитали пересказом Домостроя[50]. А ведь там стоит прямо — ограничение на заключение брака между родичами ближе третьего колена включительно и буквально «кары небесные» за нарушение. Им всем лучше почитать потом… когда остынут. Благо, что кодексы по всем спорным вопросам снабжены обширными справками и пояснениями.
— И все равно, я не верю, что внедрение кодексов пройдет без возмущений. Взять тот же семейный кодекс. Ведь купцам и боярам с дворянами теперь придется многие свои планы пересматривать.
— Конечно, — кивнул Петр. — Недовольных будет много. Однако, главное — мы сделали — все эти кодексы приняли, как и конституцию. Так что дальше мы с тобой уже находимся в куда как выгодном положении и можем совершенно законно и справедливо подвергать гонению недовольных. Ведь мы — стоим за волю всего народа Российского царства, а они, поганые отщепенцы, идут против царя и его верноподданных. Ату их! Негодяев!
— Думаешь?
— Уверен. Этим активно начнут пользоваться в политической и экономической борьбе. Сама же знаешь, как оживились купцы и промышленники, получив возможность брать в банке России дешевые целевые кредиты. Иногда и до драк доходит. Денег не так и много. Убежден, что любой из числа уважаемых людей, кто начнет выступать против царя, конституции и кодексов будет быстро заплеван и сдан в заботливые руки правосудия. Купцам и промышленникам выгодно со мной дружить. Так что ничего страшного… — усмехнулся Петр. — Прорвемся.
Глава 8
— Вчера прибыл наш посол в России с подробным отчетом, — произнес Леопольд, обращаясь к жене. — По всей видимости, мы зря опасались горячих амбиций Петра. Военные успехи не вскружили ему голову.
— Но ведь на Терезе он женился.
— Два миллиона талеров, — пожал плечами Леопольд. — Это очень весомый довод. Тем более, что судя по всему он обо всем знал.
— То есть?
— По мнению иезуитов он прекрасно представлял и наши интересы, и французские, а потому смог вывернуть ситуацию в свою сторону. В итоге теперь у него есть женщина, мать его детей, которой он спас жизнь в практически безысходной ситуации. Сейчас она еще слишком юна, чтобы это понять, но в будущем оценит.
— И что с того? Она ведь стала монашкой.
— Уже настоятельница монастыря, устроившая в нем большую чистку и большие преобразования. Не понятно, что Петр задумал, но явно это как‑то связано с церковью.
— Ха! А ведь получается, что он нами просто воспользовался, — усмехнулась императрица.
— Я тоже так думаю, — печально улыбнувшись, кивнул Леопольд. — Этот юнец обошел опытных дипломатов Империи и Франции, практически не затратив усилий. Единственный вопрос — это Тереза. Что он с ней собирается делать? Вряд ли он не понимает, что пока она жива, его будут вполне резонно втягивать в борьбу за польский престол. Ян умер. Сейм избрал Лещинского. И не без помощи Петра.
— То есть, ты считаешь, что он помогал нам посадить на польский трон своего врага?
— Конечно, — все так же печально улыбнулся Леопольд. — Он хоть и молод, но отлично представляет, какое «счастье» — править Речью Посполитой. Кроме того, судя по тому, что он учудил летом, царь Петр задумал очень серьезные реформы в России. Мне пока еще переводят законы, принятые на Земском соборе в этом году, но уже сейчас я вижу, что дел у него будет в излишке.
— Почему? Что он такое принял?
— Конституцию, — покачал головой Леопольд. — Сам себя, дурачок, решил ограничить. Похоже мы переоценили его.
— Сам?!
— В том то и дело. Причем в тот момент, когда самое подходящее время для укрепления трона было. Не понимаю, просто не понимаю зачем он это сделал…
— Погоди, не спеши с выводами. Скоро законы эти переведут?
— Обещают через две недели закончить.
— Пришли мне копии. Сдается мне, что мы что‑то очень важное упустили из вида.
— Ты думаешь?
— Помнишь, мы пришли к выводу, что за ним стоят иезуиты? Уж не их ли это проказы? Я слышала, что в Южной Америке на реке Парана они творят черти‑что.
— Вот ты о чем… — тихо произнес Леопольд. — Но в этом случае получается, что Петр — заложник обстоятельств. Может и вообще не самостоятельная фигура.
— Заложник — может быть, а вот то, что он не самостоятельная фигура — вряд ли. Просто заключил сделку с дьяволом по неопытности, да никак выпутаться не может.
— И как это проверить? Нам важно знать, с кем стоит вести переговоры.
— Не спеши. Если Петр действительно самостоятелен, то он должен выкинуть какое‑нибудь коленце. Но далеко не сразу. В любом случае, ни союзником, ни противником нам он пока стать не может. А с османами как поступать мы теперь знаем — у него научились.
— И как долго это положение продлится?
— Думаю, до начала войны за Испанское наследство. Есть у меня сильное подозрение, что Петр снова притворяется слабым и неспособным на быстрые и решительные шаги. Дескать — повязали по рукам и ногам. Конституцию ввели. И так далее. Ради чего? Неужели он не мог этого предотвратить? Думаю, что мог. Тогда что он хотел с помощью этого всего добиться?
— Чтобы и мы и Людовик отстали от него?
— Возможно… — кивнула Элеонора. — Поторопи переводчиков. Не исключено, что в этих законах таится разгадка…
Глава 9
Людовик XIV сидел в кресле и задумчиво смотрел в окно. Чистое голубое небо было завораживающим и манящим, наводящим на мысли о вечном.
Рядом с унылым видом стояли несколько человек из посольства, отправленного несколько лет назад в Москву. Все не вернулись — продолжали работать. То есть, испугались предстать перед королем.
— Сумасшествие… Как вы допустили, чтобы иезуиты вынудили принять Петра конституцию?! Это же уму непостижимо!
— Они опирались на послов Священной Римской Империи и московских дворян, опасавшихся того усиления Петра, которое наблюдалось последние годы. Мы уверены, что сам царь следовал вашему примеру, но…
— Понятно… — покачал головой Людовик, — опять оправдание.
— Ваше Величество…
— Не желаю слушать! Во сколько обошлась свадьба?
— С учетом взяток и подарков — в два с половиной миллиона талеров. Иезуиты опутали царя и его ближайших родичей сетью своих людей, понимая, что зависят от них.
— Безумие! Проклятье! Как они вообще туда пробрались?!
— Не могу знать, Ваше Величество. Но очевидно, это проделки Леопольда Австрийского. Всем известно, что его воспитывали иезуиты. А значит, сохраняют с ним тесные связи. Это их традиционная практика.