Валерий Большаков - Агент
— Обойдусь без такого соседства, главком, — усмехнулся Кирилл. — Только давайте поживее! Красные, хоть и любят волынить, но могут поспеть с паровозом — и уведут огнестрельные игрушки прежде вас.
— Ишь ты, — буркнул его визави, — раскомандовался тут… Авдеич!
Тот вихрем ворвался, вскидывая обрез.
— Да погоди ты стрелять! — рассердился главком. — Собирай подводы большевицкие, едем к Обходу. Буди Митрофановича, пущай поднимает Кирсановский и Низовой полки!
— Щас! — бросился к дверям Авдеев.
— А Колесникову передашь,[134] — крикнул ему вслед Токмаков, — штоб 1-й Богучарский готовил!
— Ага! — донеслось со двора.
— Торопыга… — буркнул главком. Оборотясь к Авинову, он сказал задумчиво: — Да кто ж ты такой есть?
Штабс-капитан улыбнулся.
— Меньше знаешь, — мягко проговорил он, — крепче спишь!
Объявив «поход на Тамбов», Пётр Михайлович и сам не ожидал такого подъёма и воодушевления.
— Намылим верёвки Лениным и Троцким! — орало трудовое крестьянство, потрясая вилами да ружьями. — Перебьём камунию!
И вышло в поход мужицкое войско. Кавалерия скакала без сёдел, пехота топала в лаптях. Погромыхивали по-прежнему пустые подводы, лишь кое-где над тележными бортами высовывались рыла пулемётов.
Авинову Токмаков вернул коня и седло, оставив пока без маузера. Кирилл и тому рад был. Жив — и ладно.
Кто-то голосистый пел заунывно:
Что-то солнышко не светит,
Коммунист, взводи курок.
В час последний на рассвете
Расстреляют под шумок.
Ох, доля, неволя,
Могила горька…
Глава 20
ОТРАЖЕНИЕ
Сообщение ОСВАГ:
КРЧ Особого Совещания провела блестящую операцию, арестовав членов Екатеринодарского подпольного комитета. Коммунисты, руководители подполья Галаган (Антон), Пивоваров (Роберт), Френкель с женою Анной (Француз и Француженка), Новикова (Иван Иваныч), Тер-Петросян (Камо), Кожина (Патя), Хмельницкий-Хмелевский (Хмилька) расстреляны. Остальные приговорены к различным срокам каторжных работ.
В результате слаженных действий контрразведки, жандармерии и полиции удалось также ликвидировать две боевые дружины большевиков и «красно-зелёный» партизанский отряд «Гром и молния».
Смеркалось. Состав, загнанный в тупик, выделялся горбатыми тенями броневиков, укрытых брезентом. Стояла тишина, изредка перебиваемая раздражённой бранью, — свердловцам хотелось гульнуть, пройтись по Тамбову гоголем, а вместо девок и водки какой-то железнодорожный пустырь!
Было ещё довольно светло, Авинов легко различал черты лиц повстанцев, лежавших рядом в кустах. Ближе всего к нему находился Тулуп — парень довольно лыбился, предвкушая знатную добычу. Словно почувствовав взгляд Кирилла, он обернулся к нему, пошебуршился — и протянул маузер с большой цифрой «9», вырезанной на рукоятке и залитой красной краской.[135]
— На! — шепнул он. — А то совсем без ничего…
Штабс-капитан благодарить не стал, кивнул только.
— Авдеич, — донёсся едва слышный голос Токмакова, — твои заходят с той стороны.
— Ага…
— Только чтоб тишком да тайком.
— Понял, командир.
И тут издали донёсся свисток паровоза. Авинов выругался про себя. Не вовремя-то как!
— Вперёд, вперёд! — заторопился главком.
Повстанцы шустро подались к заветному поезду, обходя его, ныряя под вагонами. Свердловцы, видать, тоже расслышали сигнал — и очень оживились, полезли изо всех щелей, как тараканы.
— Огонь! — прошелестел приказ, и грянули пулемёты, долбя по стенкам вагонов, выбивая короткие звоны из рельсов, сочно, плотоядно чмокая по телам. «Вовремя, однако!»
Глухо затарахтел «максим» с другой стороны состава, и лишь теперь свердловцы, застигнутые врасплох, стали оказывать сопротивление — из окон вагонов пошла бешеная стрельба из винтовок и револьверов. Огонь так и расцветал из дул крестоцветиями порохового пламени, в мгновенных отсветах шатались тени.
— Авдеич, гранатами их! Гранатами!
Авинов заметил двоих матросов, возникших на платформе с грузовиками. «Братишки» принялись сдирать брезент, видать, жаждали дорваться до спаренных пулемётов. Кирилл снял одного. Второй уже нырнул в кузов — тент вспух горбом, заколыхался — и вздрогнул от попадания, опал.
А паровоз был уже совсем рядом, прячась за леском, но выдавая себя дымом из трубы, бившим в небо чёрным султаном. Пыхтящая машина вывернула, сверкнув треугольником прожекторов, горевших довольно тускло. Локомотив то и дело расправлял белые усы пара, шипел, тормозя, — могучие шатуны всё ленивей вращали колёса, — и тут рванули гранаты.
Три вагона первого класса занимали свердловцы, и вот окна купе озарились вспышками разрывов. Грохот прокатился по путям, со звоном вышибались стёкла, с треском ломались перегородки, корёжились стенки. Выплески подсвеченного дыма ударили во все проёмы, взрывная волна вышвыривала раскоряченные тела.
Колёса подоспевшего паровоза мгновенно раскрутились на полный ход, с противным скрежетом пробуксовывая на рельсах, сыпя радиантами искр. Машинисты мигом передумали тормозить — набирая и набирая скорость, паровоз устремился куда подальше из опасных мест.
А бой уже кончался — двое или трое свердловцев ещё отстреливались, ни к селу ни к городу рванула граната, раскидывая штабель шпал, и всё стихло. Завершающим аккордом ударил сухой пистолетный выстрел. Победа!
— Сходни, сходни тащи! — заорал во весь голос Токмаков. — Кастыря, ты у нас водить умеешь?
— Броневик, чай, не пробовал…
— Так пробуй!
Прежняя тишина так и не вернулась, сменившись гомоном возбуждённой толпы, треском и гулом пожара — горело два вагона из трёх. Потом завелись двигатели. Взрёвывая и подвывая, съехали с платформ «фиаты», едва не зарываясь передками в насыпь. Рыча, грузовики вывернули на узкую дорогу, с хрустом ломая подлесок.
— Патроны, патроны сгружай! Не дай бог, сгорят!
— Подводы где?! Терёха, живо сюды!
— Игна-ат! Ты где, бисова душа? От, винтовки тута!
— Грузим, мужики, грузим!
— Порадуем камунию!
— Га-га-га!
Тяжело валясь на трещащих сходнях, спустились «остины». Один едва не опрокинулся, пришлось другому брать его на прицеп и выволакивать. Грузно накренившийся броневик выправился, загрёб колёсами рыхлую землю, выехал.
— Грузим, грузим!
— С мертвяков сымай оружию!
— Дай-кось, ножиком…
— Да ты ремень ему режь!
— Жалко… Справная вещь. Опа! Готово.
Подвода за подводой заполнялись винтовками, ящиками с патронами и гранатами, «максимами», «гочкисами» и ворохами пулемётных лент.
Быстро стемнело, но полыхавшие вагоны ярко освещали пути, бросая блики на пупырчатую броню «остинов».
— Всё! Уходим!
Уходили весело. Никогда ещё у повстанцев не бывало такого хорошего настроения, такого подъёма. А впереди — Тамбов!
…Рейд конницы генерала Мамонтова по глубоким тылам Совдепии вошёл в историю военного искусства.[136] Напор белоказаков был всесокрушающим, а за их быстротой и натиском вставала тень Суворова.
Перепуганный Троцкий бросил фронт и кинулся в Москву, забрасывая Совнарком паническими телеграммами: «Белая конница прорвалась в тыл Красной армии, неся с собою расстройство, панику и опустошение!»
4-й Донской казачий корпус генерала Мамонтова отправился в рейд силою пяти тысяч сабель. Переправившись через реку Хопёр у станции Добрянской, белая конница прорвала Южный фронт красных на стыке 8-й и 9-й армий. Продвигаясь вдоль железнодорожного полотна Борисоглебск — Грязи, казаки захватили военный эшелон с мобилизованными в РККА крестьянами и распустили их, а будённовцев так и не повстречали — разминулись. Зато натолкнулись на пехотную дивизию, приданную 1-й конной, учинили ей разгром — и вышли к Тамбову. А уж что творилось в городе, страшно было себе представить. Дурдом!
Боясь возмездия, председатель губисполкома, а с ним и прочие комиссары да комитетчики с сельсоветчиками кинулись искать спасения — усаживали свои семьи на подводы и повозки, спешно грузили скарб, пихали по карманам ворованное. Лошадей на всех не хватало, а посему мелкие ответработники бежали к Ценскому мосту пешком и чесали дальше, к Рассказовскому тракту, на своих двоих, бросая по дороге тюки и чемоданы с награбленным.
Человеческая каша варилась на улицах Тамбова — уже год как не метённых, замусоренных шелухой, навозом, обрывками декретов, ошмётками постановлений, лоскутьями плакатов и прочей дрянью. Коммунисты, припоздавшие к позорному исходу, дрались за лошадей, за места в кузовах переполненных грузовиков, отстреливались от горожан, паливших из-за угла или с крыш.
