Александр Прозоров - Тень воина
— Ты чего, оглох, кузнец?! — повысил голос Княжич. — Их втрое больше будет. Коли до сечи дойдет, перебьют усех до последнего! Отрываться надобно, кузнец, отрываться!
— Не ори, не в море, — спокойно осадил ватажника Середин. — Это на воде следов не остается, чтобы в темноте смыться можно было. А здесь, коли сейчас тайком уйдем и всю ночь спешить станем, всё едино завтра же догонят. Пусть лучше отдохнут люди, завтра бодрее будут. Как сегодня шли, так и пойдем, стрелами степняков отгоняя. В сечу они не полезут, чтобы за каждого из нас одного своего положить, и то при лучшем раскладе. Нам главное до Олыма дойти. Там, на узкой реке среди лесов, им нас никак не обойти будет, только сзади скакать. Опять же, припаса-то у них нет, второпях сбирались. А в зимнем лесу лошадям жрать нечего. Нам надобно только семь дней пути продержаться. Хотя нет, теперь шесть.
— Как выдержим столько, воевода? — подал голос Буривой. — За сегодня половину стрел уже расстреляли.
— Как это половину?! — вскинулся Олег. — Я же по двести стрел на нос просил запасти! Кто это тут исхитрился сто стрел выпустить, хочу я знать? Хоть один из ратников твоих это смог?
— Ну, не половину, — смутился старшой. — Треть, наверно. Мы ведь, воевода, и в сече перед кочевьем пускали их, сколько успели. А собрать все не смогли, не нашли. Да часть порчеными оказались, поломанными.
— Значит, старайтесь экономить, — сухо посоветовал ведун. — Шесть дней.
— Налететь надобно, пока темно, — опять втиснулся Княжич. — Как там, у Волчьего бора! Налететь, да порубить нежданно.
— На месте степняков после такого налета я бы обязательно округ лагеря засеку из копий поставил. Чтобы в темноте самые умные на них сами поналетали. Не уверен, Княжич, что кочевники сильно глупее меня. Вопросы есть?
— Мы еще узнаем, кто глупее, кузнец, — сквозь зубы процедил ватажник и пошел к своим.
— Ладно, до утра, — кивнули Захар и Буривой.
— Но с тем ночным наскоком ты добро придумал, — добавил от себя Кожемяка.
Ночь пролетела быстро, а с первыми лучами половцы уже закружили вокруг лагеря, метая стрелы всего с пары сотен метров. Чтобы их отогнать и безопасно собраться в путь, пришлось стрелять. Мчащийся всадник — не самая лучшая цель, а потому удалось подстрелить всего шесть лошадей и одного бедолагу, который неудачно вылетел из седла, а потому не убежал прочь, а медленно похромал к своим. Потом из-за телег начали выходить ратники — первыми Олег нарочно выпустил ватажников, с их полным доспехом, сверкающим, как новенькое серебро.
Степняки попытались приблизиться всем отрядом, но ливень стрел вынудил их отойти, оставив еще трех коней. Обоз медленно развернулся, вытягиваясь в походную колонну. Кочевники попытались зайти с одной стороны, с другой, потом опять разделились, подступая всякий раз, едва охотники переставали работать луками — а потому экономить стрелы никак не получалось. Но самое неприятное — их не удавалось собирать. Ни свои, ни чужие — ратники не могли позволить себе остановиться, пройтись по снегу, выдергивая вестниц смерти за длинные древки.
К вечеру рать потеряла два десятка коней, половцы — примерно столько же. Выпущенные с предельной дистанции, стрелы падали только сверху, как капли дождя, изредка попадая людям в шлемы и чиркая по кольчугам — но глубоко впиваясь в спины и крупы коней, разрезая им шеи. Олег даже перекинул щит гнедой на круп, совершенно перестав бояться за себя, но не желая терять преданную кобылу.
Второй день привел к тому, что к сумеркам в колчанах осталось всего по нескольку стрел — да и то не у всех. Поэтому на третье утро по запетлявшим вокруг лагеря половцам уже никто не стрелял.
Степняки осмелели, стали кружить всё ближе и ближе, уже не просто пуская своих шелестящих убийц в лагерь, а выцеливая конкретных людей. Охотники, седлая коней, ругались, втягивали головы — но сделать ничего не могли.
— Ну, и как мы будем выходить, воевода? — подбежал к Олегу Захар.
— Выбери лучших стрелков. Десяток, но лучших, — вздохнул Середин. — Отдай все оставшиеся стрелы им. Остальные пусть берут копья.
В этот раз первым он вылетел из лагеря сам: застегнул бармицу, подвесив кольчугу к полумаске на глазах, крепко ухватил рогатину, взял в левую руку щит и дал шпоры гнедой, посылая ее с места в карьер. На всем скаку вырвался из-под прикрытия высоко нагруженных возков и попытался нагнать одного из лучников. Те, не ожидая подобной атаки, прыснули в стороны, как утята при появлении коршуна. В лагере половцев зашевелились, начали садиться на лошадей — тем временем и ратники выехали на открытое пространство, смыкаясь у воеводы в монолитный строй. И когда лава половцев двинулась было на лагерь — охотники все дружно, опустив рогатины, ринулись вперед. Над головами, между ратниками зашелестели стрелы, но отряд, развернувшись в тройную линию, уже решительно разгонялся для атаки.
Копейный удар конницы — страшная сила. И половцы не стали испытывать на себе его эффективность. Когда между отрядами осталось всего около ста метров, они развернулись и бросились наутек, не забывая метать стрелы. Русская конница тоже остановилась, начала отходить, закинув щиты за спины — половцы потянулись следом.
Выигранного времени хватило, чтобы обоз смог безопасно вытянуться по дороге — но на этот раз за успех пришлось заплатить не только двумя конями, но и четырьмя ранеными воинами. На малом расстоянии стрелы уже не падали сверху, они летели по прямой — в грудь, в лицо. А когда охотники отступили — то и в спину. Олег дважды ощущал тяжелые удары в щит и, даже не оглядываясь, был уверен, что там сейчас торчат две стрелы.
Рать опять разделилась натрое, не давая обходить обоз с двух сторон или подобраться к нему сзади — но сегодня охотники отступали молча, никак не отбиваясь, и половцы, что ни час, подступали всё ближе, метясь не в лошадей, а в щиты и затылки воинов — а ну, пробьет тяжелая стрела деревяшку, дотянувшись до тела? А ну, протиснется в щель под прочным шлемом, прорезав кольчужные звенья?
К полудню половцы шли уже совсем по пятам, всего метрах в ста за отступающими русскими. Судя по отдельным болезненным выкрикам, их стрелы и вправду начали пробивать щиты, а потому Олег, оглянувшись на бледного Одинца, тоже несущего в щите четыре стрелы, громко скомандовал:
— Пора! — Несколько ратников резко развернулись на «скифский выстрел», зловеще запели луки. С такого расстояния отборные мастера просто не могли промахнуться, и почти каждая из драгоценных стрел нашла себе жертву. Половцы отхлынули, оставив на снегу семь неподвижных тел — а раненых было, наверняка, больше раза в три.
Кровавый урок пошел на пользу — приближаться так близко степняки больше не рисковали. А потому третий день окончился так же, как и предыдущие — в сумерках обоз благополучно свернулся в кольцо. Однако до Олыма оставалось еще три, целых три очень долгих перехода.
На четвертый день, к изумлению ведуна, половцы позволили своим врагам тронуться в путь без всяких препятствий, а сами первые два часа светлого времени мирно скакали позади на удалении около километра. Но потом… Потом от общей массы кочевников отделились около полутора сотен всадников и с гиканьем, посвистом и улюлюканьем помчались вперед, грозно вскидывая копья.
— Ко мне!!! — закричал Олег, разворачивая скакуна. — Сомкнуться, сомкнуться!
Ратники, прикрывавшие обоз по сторонам, помчались, погоняя коней, к воеводе, сомкнули общий строй, все дружно опустили рогатины, поскакали навстречу — но в последний момент половцы отвернули — а степняки из второго ряда торопливо выпустили по нескольку стрел, гулко застучавших по щитам.
— Не гоните! — натянул поводья Середин. — От обоза далеко оторвемся! Возвращаемся…
Они повернули и поскакали назад, сопровождаемые насмешливым улюлюканьем. Но к тому времени, когда охотники нагнали хвост обоза, половцы успели восстановить прежнее построение, с копейщиками в первом ряду, и опять начали атаку. Ратники развернулись — подставить копьям спину способен только законченный самоубийца.
— Хе-хе, воевода! — проорал Лабута, оказавшийся рядом с Олегом. — Похоже, мы всё-таки уйдем из этой проклятой степи!
— Чего?! — не понял ведун.
— Стрелы у них, мыслю, тоже кончились! Вот и берегут, в копи…
Договорить бортник не смог — одна из половецких стрел вошла ему точно под срез железной шапки, пробив лоб. Степняки, сделав свое дело, отхлынули. Прихватив пошатнувшегося суравчанина за плечо, Середин удержал его в седле, ухватил поводья, поворачивая коня. Остальные ратники тоже направились за уползающим обозом.
— Одинец, — попросил ведун, когда они поравнялись с задними повозками. — Скачи с Лабутой вперед, найди телегу, чтобы его туда положить… Электрическая сила!
