Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…
Память у седоголового была под стать прочим личным качествам, и он сразу почувствовал, что знает спутника красотки. Ещё через несколько секунд сообразил, откуда именно. Ну, конечно, его портрет имелся в материалах, относящихся к позапрошлогодней акции «Хлопок одной ладонью». Нашёлся же дурак, придумавший подобную кодировку. Буддист трахнутый. Тем самым она и закончилась. Нет, чтобы назвать по-человечески: «Несокрушимая свобода» или «Ловите конский топот». Может, и закончилось бы всё совсем иначе.
А этот тип значился как один из командиров спецподразделений, прибывших для ликвидации опорных пунктов предыдущего заговора, направленного против параллельной реальности.
Да, Фёдор Давыдович был вполне осведомлён о существовании другой России, даже входил в ближний круг тех, кто планировал захватить власть там и использовать неизвестный, недоступный, неуязвимый и неисчерпаемо богатый мир в собственных интересах. Что ж, в тот раз не срослось, более того — помешали люди именно оттуда. И этот (фамилию установить не удалось), но на нескольких фотографиях и видеозаписях его внешность компьютерно выявлена, идентифицирована и внесена в реестр. Командир не очень высокого ранга, но в кадр ухитрился попасть неоднократно, всё время — с оружием.
О том поражении не забыли, просто на некоторое время переключились на другие цели. Поразительно — всё опять сразу пошло кривовато. Возможно, оттого, что и тут появилась эта вот личность.
Если мыслить строго аналитически, игнорируя так называемый обыденный здравый смысл, — можно предположить, что он сотрудник некоей организации, работающей и там, и там. Нечто вроде межвременной полиции? Тогда и девица становится понятнее. Сам Ашинбергас не удосужился посетить тот мир, сначала думал, что успеет, а потом уже ничего не думал по причине отвращения к праздным мыслям и напрасным сожалениям. Но те, кто там побывал, в один голос утверждали, что в наличии реконструкция всех сразу вариантов рая. На любой вкус. И словно в мусульманском — на каждом шагу гурии. В смысле — весьма красивые, генетически намного более совершенные (ибо не было там ни войн, не революций и наличествует почти полмиллиарда здорового и всем довольного русского населения) женщины. Впрочем, как уже было сказано — Фёдору Давыдовичу это было бы интересно, имей он возможность любую не спеша, с оттяжкой, отхлестать солдатским ремнём по обнажённым частям. Но предположить, что девица именно оттуда, такая акцентуация воображения не помешала.
Зато в остальном крышу у него всё-таки сорвало. Два крупнейших политических и военных провала за сутки, и оба — с непосредственным, почти запредельным риском для его не то чтобы драгоценной, но крайне важной для судеб мира жизни. Третий раз — уже многовато. Хотя он, в крайней нервности, успел за полчаса выхлестать четыре больших рюмки водки, оттого началась некоторая неадекватность восприятия.
Вообразить, забыв о теории вероятности и просто азах оперативной работы, что этот человек, позапрошлым летом захвативший важнейший пункт управления возле Красных Ворот, сейчас явился именно за ним, в его состоянии было проще простого.
А вот допустить, что он пришёл сюда один, без прикрытия и сопровождения, кроме своей девицы, — это можно было только в начальной фазе острого реактивного психоза, подкравшегося совсем незаметно.
Однако у Ашинбергаса сработал именно такой рефлекс — стрелять немедленно, пока этот человек ещё не осмотрелся, причём не в него, а в девицу. Людмилу он, тоже ассоциативно, счёл обычной «бодигардшей», как и самого. Полетят клочья из её спины — на какую-то секунду это «пришельца» ошеломит, свой пистолет достать не успеет. Расстояние тут плёвое, секунда дела — и четверо специалистов одного не слишком могучего парня скрутят. Вязать его, в машину — и ходу! Есть где спрятаться, а завтра по всей Москве такая буча начнётся — не до отдельных людей будет.
Дурацкий, откровенно говоря, план, — любой бы ему сказал, тот же и Гнедин, если б Ашинбергас с ним поделился.
Самым умным человеком среди заговорщиков оказался подполковник Батарчук. Тот, стоило им отойти на сотню метров от горящего и встряхиваемого взрывами боекомплекта БТРа, решил, что с него по-любому хватит. Мгновенное и бессмысленное убийство Ашинбергасом двенадцати верных солдат сильно на него подействовало. Командир «зубров» внезапно молча шагнул в сторону — и всё на этом. В лесу вокруг базы он хозяин и вообще специалист по партизанским и контрпартизанским действиям, такого даже в Парке имени Горького днём с собаками не сыщешь.
Хорошо (а теперь хорошо ли?), что Ашинбергас с генералом не заплутались, верно к дороге вышли. Ну и решили, на свою беду, перевести дух, закусить-выпить час-другой, а уже потом ехать. Известно, что рядом с фонарём всего темнее — если кто и заметил прорыв одинокой бронемашины, так едва ли вздумаёт её искать, и уж никак не в двух шагах от места боя. По любой логике беглецам полагалось бы с полсотни километров отмахать, а всего вернее — укрыться в одной из сотен наверняка имеющихся в центре и на окраинах Москвы конспиративных квартир. Самое логичное, если завтра (то есть уже сегодня) власть брать предстоит.
Фёст, в свою очередь, не ожидал столь бурной реакции со стороны «пациента». Он тоже думал, что игра пойдёт «в одни ворота». Посидят они с Людмилой, осмотрятся, выберут подходящий момент и сделают, что задумали.
Вместо этого вальяжный седоголовый мужчина, которому бы пристойнее было заседание совета каких-нибудь директоров открывать или бюро обкома партии, вдруг вскочил, заорал своим охранникам: «Взять его! Живьём!», указывая левой рукой на Ляхова, а правой довольно сноровисто выхватил из-за отворота синей, на вид шерстяной, а может быть, и кевларовой, куртки пистолет, марку которого опознавать было некогда.
Ресторанный зальчик был очень небольшой, метров десять на двенадцать от силы, и размещалось в нём, кроме барной стойки, всего дюжина столиков с соответствующим количеством стульев. Так что пространства для маневра у противоборствующих сторон было совсем мало.
Реакция у Людмилы была, безусловно, значительно быстрее, чем у кого бы то ни было, но ей в первую же секунду пришлось рассредоточить внимание — между самим Ашинбергасом, его бодигардами и якобы посторонней, а там кто их знает, компанией. Как лётчику-истребителю в круговерти воздушного боя с численно превосходящим противником.
Главной целью она выбрала седоголового и его сотрапезников. С трёх сторон численность врагов одинаковая, гендерный состав тоже — по два мужика и одной бабе. Но охранники ломанули вперёд, опрокидывая стулья, мешая друг другу и пока не обнажая стволов, а у Ашинбергаса пистолет уже был на виду. Опытному стрелку довернуть его на тридцать-сорок градусов полсекунды хватит. И одновременно спуском самовзвод можно вытянуть.
Тем более до его столика было почти вдвое дальше, чем до других. Если начнёт стрелять — его уже не остановишь, кроме как огнём на поражение, что было ей категорически запрещено Фёстом.
Заодно Люда понадеялась, что первый натиск агрессивной, но пока безоружной тройки Ляхов как-нибудь выдержит. Его ведь тоже намереваются «взять тёпленьким», «просто так» убивать не станут. Вяземская рассчитывала, что успеет обернуться в оба конца.
К сожалению, на то, чтобы достать и включить блок-универсал, девушке требовалось втрое больше времени, чем выдернуть из-под вздёрнувшегося до самого края кобуры подола платья пистолет. Пришлось действовать в стиле и духе текущего времени. Что бы ей, садясь за столик, сразу достать портсигар, намереваясь закурить?
Фёст стрелять умел и вообще был неплохим фронтовым офицером, но и не более того. Даже на Юла Бриннера не тянул, не говоря о прочих киногероях следующих пятидесяти лет. Как Остапа можно было напугать простым финским ножом, так и его вырубить одним ударом лома или кардана от «ГАЗ-51». Пока Вадим входил в ситуацию, Людмила приняла единственно верное, но почти самоубийственное решение. Гомеостат гомеостатом, но совсем не факт, что, получив экспансивную пулю сорок пятого калибра в лоб, удастся выжить и с его помощью.
Она из положения «сидя» метнулась в сторону Ашинбергаса, одновременно сильным рывком сдёрнула Вадима со стула на пол, выхватила из-под платья «беретту» и, летя во флешь-атаке, открыла беглый огонь под прямым углом к направлению своего броска. Это уже просто на испуг, сбить нападающим кураж. Попадёт — не попадет — уже не суть важно.
Всё это заняло от силы две секунды, но всё ж таки валькирия не успела, совсем чуть-чуть. Главный противник каким-то чудом выиграл четверть секунды времени и метр расстояния. Он нажал на спуск, одновременно зажмурив глаза — слишком страшна была летящая прямо в него живая торпеда или та же пресловутая пантера. Пистолет у Ашинбергаса успел на пределе возможностей автоматики выплюнуть три пули. Первая с метрового расстояния ударила валькирию в грудь, наискось вдоль тела ушла в подмышку, где брони не было, ещё две — прямо в живот, когда дульный срез уже упёрся в тело, а потом Людмила своей массой, помноженной на квадрат скорости, опрокинула Ашинбергаса на генерала. Уже теряя сознание, сама выстрелила в лицо вскинувшей двумя руками «глок» телохранительницы, и все четверо с грохотом обрушились на пол.
