Храмов В. - Сегодня - позавчера. Трилогия
- Пострадать за други своя? - хмыкнул подполковник, - а сначала махновцем казался. Анархист?
- Православный русский, - ответил я, - защитник Родины, людей и Веры.
- Ого! - полковник даже откинулся на стуле, - что-то я впервые подобное слышу. Не было такого на моей памяти. Так ты что, верующий?
Я вытащил из-под бинтов крест, показал, спрятал. Полковник нахмурился:
- В особом отдельном батальоне чекистов - верующий. Что-то я совсем перестал что-либо понимать.
- Жаль, комиссар наш в полк поехал. Ему было бы любопытно, - усмехнулся подполковник.
- Религия - опиум для народа, - пробубнил особист, - отсюда такое смирение к смерти, бесстрашие и жертвенность?
А особист - кручённый парень! Во, как глубоко смотрит.
- Так, то - религия. А у меня - Вера. Это разные штуки. Религия - для попов, Вера - для Бога и его части в человеке - души.
- Отставить религиозные проповеди! - стукнул кулаком по карте полковник.
- Так, что же решим? - спросил подполковник.
- Чёрт его знает! В этом старшине столько намешано! Вроде, и герой, а вроде и махновец. Расстрелять - рука не поднимается. Мне бы роту таких старшин - хер бы я от границы отступил, - полковник махнул рукой, отвернулся: - Силантьев, давай чаю!
- Майор, основное обвинение - твоё. Оскорбление вышестоящего, угроза вышестоящему. Тебе решать!
Майор сидел, уставившись в одну точку на столе, сцепив пальцы на руках, казалось, не слышал.
- Майор!
- И не станет не господ, ни рабов, не вышестоящих, ни нижестоящих, все равны перед Богом.
- Так, то перед Богом! А мы в армии, - усмехнулся полковник. Почему-то повторив моё "так,то...".
Майор как-то странно, отрешённо посмотрел на него, потом вздрогнул, тряхнул головой:
- Так, говоришь, старшина, богоугодное дело делаешь - врага изничтожаешь?
- Так точно! В тяжкий час надо отстоять людей и защитить их от бешенных собак, бесов-фашистов.
- Так. Бог велел тебе прощать?
- Велел.
- Простишь ли ты?
- Немцев? Когда над Рейхстагом красный флаг повиснет - прощу. А вы?
Майор долго смотрел на меня:
- Думаешь, повиснет?
- Знаю наверняка. По-другому - не бывать!
- Только на это и уповаем, - вздохнул подполковник, - и когда же?
- Победа просто так не даётся. Её заслужить надо. По бедам пройти, выстрадать её.
- Неужто мало настрадались?
Я пожал плечами, опять скривился от боли.
- Что-то вас занесло куда-то не туда, - сказал полковник, - вернитесь на грешную землю. Правильно, победу заслужить надо. Майор, оскорблён ты был прилюдно, прилюдное извинение тебя устроит? Ты, старшина, готов извиниться?
- Прошу простить меня, товарищ майор, я не хотел оскорбить вас, задеть ваши чувства. Слова и действия мои были продиктованы необходимостью того момента.
- Во как! И извинился, и правым себя считает! - подпрыгнул полковник, погрозил мне кулаком: - ну, Кузьмин! Ну, что майор?
- Служи, старшина. Извинения приняты. Но, прощен ты будешь, только если завтра перед мостами десять танков встанут навсегда!
- Хотел наградную на тебя писать, Кузьмин, а теперь не буду! Иди! Стой! Продиктуй начштабу, ему вот, фамилии, что ты давеча называл. На них твои геройства раскидаем. Что довольный такой? Награды Родины ценить надо! А ты - "себе оставьте"! Паршивец! Записали? Иди! И на глаза мне больше не попадайся!
Вот так как-то пронесло мимо трибунала. Машины меня уже ждали, ребята нервничали. Сел, поехали.
- Зачем вызывали? - спросил наконец Школеров, все елозил и елозил в нетерпении, пока посты не проехали.
- Просили назвать фамилии наиболее отличившихся бойцов. Мельник, тебя ждёт награда за захват танка.
- Так это же ты захватил его!
- Нет, Мельник, ты. Меня не расстреляли - и то награда. Извинениями обошлось. Добыли чего?
- Патроны, гранаты, бутылки с зажигательной смесью, два ящика снарядов для сорокопяток и ящик - для зениток. Мешок трофейных винтовочных патронов.
- Что отдали?
Школеров притворно вздохнул:
- Все трофейные карабины, три автомата для интендантов и пять десятков винтовок наших, Мосинских. И ещё две машины хлама - ремни, кители, сапоги, ботинки, котелки, противогазы. Всё, кроме ботинок - трофейное. Сапоги немецкие ребятам раздали. Теперь даже батальон Свиридова в сапогах.
- В общем, всё барахло ты сбагрил.
- Не всё ещё. Ещё много лишнего - всю ночь возить. Расписок - полная планшетка. Одного боюсь - бросят всё это где-нибудь, а новые части вооружить нечем будет.
- От нас это уже не зависит. Что планируешь делать?
- Сейчас там должны ещё машины загрузить. Поеду сдавать и постараюсь ещё что-нибудь получить. Только теперь поеду на станцию. Там армейские склады, сейчас только узнал. Сегодня ночь будет последней для заготовки.
- Думаешь? Почему? Врят ли они нас за день отрежут.
- Отрезать - не отрежут, а простреливать будут уже прицельно. И где складировать всё? Всё не зароешь.
- Думаю, в лесопилке промежуточный склад нужно сделать. Лесом нас сложно обойти, а вот мы туда - отойдём. И лесами будем пробиваться, кто выживет.
- Точно. Твоего Тараса и озадачу - он у тебя самый оборотистый и основательный.
- Весь в меня!
Предрассветный мандраж.
Полустанок и посёлок были пусты. Все копали, под прикрытием темноты, основную линию обороны - в 150 - 200 м позади вырытой днём, уже демаскированной.
- Старшина! Оставь мне Мельникова. С этой дурмашиной он один управляется, а мне каждая погрузочная тонна - позарез. Утром отдам.
- А что мне за это будет?
- Бинокль. Трофейный, цейсовский. На, держи!
- Ты бы мне его и так отдал.
- Ты и Мельника бы так отдал. Ладно, поехали. Мельник, сдавай назад, к Тарасовой яме.
Откуда-то вылетел Кадет - прибежал на звук моторов, кинулся меня обнимать.
- Отставить, боец. Я тебе что, девушка, ты меня обнимаешь? Доложи по форме.
Доложил, что за время моего отсутствия происшествий не случилось, кроме атаки немцев, выбивших наши дозоры с берега.
- Человек пятьдесят наши положили. Пока они плыли на своих лодках, потом, пока на кручу берега лезли - гранатами их закидали. Снайпера удачно постреляли. Всех их пулемётчиков перебили.
- У немцев в отделении каждый солдат обязан владеть пулемётом. За пулемёт ставят лучших стрелков, но владеют все. Пулемётчики будут. Всё равно - хорошо. Лучших - выбили, завтра не так метко стрелять будут. А наши потери?
- Двоих убитых принесли. Сколько там оставили - не знаю. Шесть раненных отправили в школу, остальные, после перевязки, вернулись. Метрах в ста - ста пятидесяти закопались от немцев. Перестреливаются. Но, это уже смена. Наш взвод, третий, и рота этих, пехоты, из батальона Свиридова. У них в роте - меньше, чем у нас во взводе.
- Мы первые сутки воюем, а они? Сколько у нас будет к завтрашнему вечеру? Где комбат? Пойду, доложу о прибытии. Ты нам землянку приготовил?
- Ага. Ротный, правда, опять внаглую к нам заселился. Людей нагнал, расширили всё, амбразуры сделали. Говорит - энпэ его будет.
- Вот, паразит! Придётся новое укрытие делать. Метрах в двадцати от этого "НП", Миша, откопай щель, вот так расширь, чтобы сесть можно было, или лечь, ход сообщения с изломом пророй. Приду, шпал наносим, перекроем. Чую, засветит он наше убежище.
- Понял, пойду. Вещи пока в старой "берлоге" оставлю. Я тебе "доспех" поправил. Пушкари помогли - им не впервой бронещиты выправлять.
- Вот, спасибо, Миш. А, комдив тебя к награде представлять будет.
- За что? Я же ничего не сделал?
- Считай - авансом. Давай, давай! Шевелись! Ночь, хоть и длинная, но перед боем отдохнуть бы не помешало.
Комбата я нашёл на гребне высотки. Он сидел на штабеле шпал, смотрел в бинокль на прибрежную перестрелку. Доложил. Он кивнул, как будто ждал только такого исхода моей поездки.
- Смотри, Виктор Иванович, немец обычно ракетами всё засвечивает, даже когда боя нет. А сейчас - редко.
- Чтобы мы не видели? Так и они ни черта не видят.
- Это мои "лешие" их надоумили, - сказал подошедший Степанов. С ним остальные ротные, - как взлетает ракета - снайпера скидывают в реку кого-нибудь с моста. Саперов своих жалеют наверное, больше, чем десант на плацдарме. Ребята уже два раза, двумя и тремя тройками, к их окопам подползали. Команду "Атас!" они теперь крепко запомнят.
- Я видел. Потери есть?
- Один легко ранен. Перевяжется - вернётся в строй.
- Ты сильно не расслабляйся, они и сами могут нам "атас" устроить. Обойдут по берегу, вылезут где-нибудь.
- Боевое охранение расставлено. В три ночи - смена. В семь утра - ещё смена. Эти уже примут первый удар.
- Всё верно. План остаётся прежним, возвращайтесь в роты, усиливайте фортификационные работы. Людей не жалеть! Я понимаю, люди устали, но сейчас не тот случай, чтобы слабину проявлять. От этой ночи зависит наша судьба. Как проведём эту ночь - так и следующую встретим. Кто проявит недостаточно выдержки - не доживёт. Надеюсь, все это осознали? Свободны. Так, старшина, погодь. Ты, я видел, поспал там, на насыпи. С спросонья даже майору нагрубил. На тебе - проверка несения караульной службы. Найдёшь, кто спит в дозоре - расстреливай на месте. Ты сможешь, я знаю. Я не хочу, чтобы нас взяли врасплох, как ты этих, на лесопилке. Задача ясна? Копать ты всё одно не можешь. Как рука?
