Схватка - Калинин Даниил Сергеевич

Полог кибитки откинулся, и в проеме ее показался сурово насупленный татарин, сжимающий в руках составной лук с уже наложенной на тетиву стрелой. Я попытался привлечь к себе убитого мгновение назад тюремщика, закрыться им от оперенной смерти… Но коротко свистнув, срезень ударил мне в бок.

Боль пришла мгновением спустя – а в первую секунду мне показалось, что левый бок под ребрами просто чем-то обожгло…

– А-а-а-а!!!

Что-то яростно прокричав, я освободил кинжал – и рванулся к лучнику, до которого и пройти-то всего три шага! Но еще один сильный толчок заставил меня оступиться – а скосив глаза вниз, я с внезапно нахлынувшим ужасом увидел, что из живота моего торчит оперенное древко монгольской стрелы… Но сильный страх способствует дикому выбросу адреналина в кровь – и я сделал последний шаг к противнику, одновременно с тем ударив кинжалом!

Вот только ударил я слепо, уже как попал, пусть и со всей возможной силой – и трофейный клинок лишь беспомощно скользнул по стальным пластинам ламеллярной монгольской брони…

Оттолкнув меня – и заставив притом упасть на спину – монгол шагнул внутрь и замер прямо надо мной. Отложив лук в сторону, он что-то злобно сказал, стремительно освобождая саблю из ножен – но спустя секунду оставшуюся без возницы кибитку (а ранил меня именно возница) вдруг резко рвануло вперед! То ли лошадей кто-то напугал, то ли они двинулись вслед за другой кибиткой, после короткой остановки… Так или иначе, враг мой потерял равновесие, а острие его клинка врезалось в днище повозки в вершке от моей правой руки!

Последним усилием воли я заставил себя ударить носком левой под стопу правой, опорной ноги татарина, на которую он как раз и начал заваливаться – тем самым подсекая врага! Спустя мгновение монгол с грохотом обрушился на пол кибитки рядом со мной – а я, скрутившись набок (и едва не потеряв сознание от острой боли в животе!), ударил кинжалом в шею врага. Клинок при падении я так и не выпустил из пальцев…

Кибитку вновь дернуло, потом она вновь остановилась… И вновь тронулась вперед. А я продолжаю лежать на спине, лениво вслушиваясь в происходящее за войлочными стенками – и стараясь не двигаться, чтобы не вызвать очередной болевой спазм. Ситуация… Да полная задница, если честно. Две стрелы, в бок и живот… В Средневековье бывало, выживали и не с такими ранениями… Но шансы, откровенно говоря, не велики. Как бы странно это ни звучало, но лучше бы меня ударили кинжалом – при условии, что он остался бы в теле. Тогда клинок сам собой закрыл бы кровоток, не дав мне истечь кровью до момента, когда хоть кто-то смог бы оказать мне помощь… А вот срезень с его широким наконечников, войдя в тело, оставил такую же широкую рану – и тонкое древко стрелы уже никак не может ее закупорить.

Ну да, и еще неизвестно, чем вообще все происходящее вокруг меня кончится, и с кем у татар начался бой – а судя по звукам, на монголов действительно напали.

Хоть бы поганых всех перебили… Глядишь, на второй «западный поход» после такого разгрома татары уже не решатся!

Понимая, что нельзя спать, я все же не удержался и прикрыл глаза – напоследок воскрешая перед внутренним взором лица жены и сына…

Как же больно!

Таранный удар клина тамплиеров без труда смял, опрокинул первые ряды татар, следующих по степи довольно узкой колонной – а фланговая атака рыцарей королевского «знамени» и всадников Угрина Калочского рассекла монгольскую «змею», отделив ее «голову»… Вскоре, впрочем, агаряне начали обходить отважно рубящихся венгров с обоих крыльев, издали засыпая крестоносцев стрелами. Тут бы их история и кончилась – но не на столь и большую татарскую орду уже налетели с обеих сторон тысячи куманов, атакующих сразу несколькими крупными отрядами! Среди них также устремились в битву и секеи, и валахи, приданные войску Котяна королем Белой Арпадом…

Заметив нового врага, вынужденно замедлившиеся монголы, уже связанные боем с рыцарями, смело устремились навстречу половцам. Они не боялись кипчаков – ведь на их стороне был опыт побед, стойкость и дисциплина, позволившие выиграть бесчисленное множество сражений у куманов… Не имеющих четкой организации и, зачастую, единого командования! И ранее кипчаки никогда не выдерживали тяжелого боя грудь в грудь, сопряженного с большими потерями, неизменно показывая монголам спину…

Но на сей раз завоеватели недооценили боевой дух воинов Котяна, убедившихся в том, что враг заметно уступает им числом… Кроме того, у чингизидов не осталось главной ударной силы – тяжелой конницы ханской гвардии – тургаудов и наиболее славных, богатых батыров-хошучи. А ведь именно бронированные всадники не раз становилась залогом побед Субэдэя, Джэбэ и иных темников Чингисхана… Зато у Котяна в этот раз нашлась и тяжелая, и средняя конница, отсутствующая ныне у агарян!

Осыпая друг друга частыми залпами стрел, монголы и кипчаки сошлись в конной сшибке – и в первые мгновения бой шел на равных, даже с некоторым преимуществом завоевателей! Но численное превосходство половцев и их твердая уверенность в победе вскоре начали клонить чашу весов боя в сторону бывших хозяев великой степи… Возможно, впервые за всю десятилетнюю войну в Дешт-и-Кипчак они поверили, что наверняка сумеют победить! А потому не дрогнули, не отступили, несмотря на потери, несмотря на то, что враги сражались с отчаянным мужеством и упорством – словно понимая, что именно сегодня решается судьба всего кипчакского народа…

А вот когда дрогнули уже сами монголы, почуявшие, что половцы не отступят, в тыл их колонны – там, где располагалась ставка ларкашкаки – ударила тысяча русичей! Растерявшийся из-за внезапного нападения сильного врага, потерявший самообладание и способность трезво мыслить Батый так и не рискнул идти на прорыв с горсткой нукеров – а ведь летом этот рывок спас его жизнь… Но теперь враг, как показалось хану, атаковал со всех сторон (что, впрочем, было правдой!) – и тогда Бату приказал оставшимся подле него нукерам возвести из телег защитное кольцо. Ларкашкаки понадеялся, что хотя бы часть тумена сумеет отступить в это укрепление, пусть и за хлипкой стеной которого монголы уже наверняка отобьются от всех атак врага. А после, ночью можно будет попробовать и прорваться – по крайней мере, верные монгольские нукеры наверняка смогут расчистить путь горстке ханских ближников! А там уж ищи свищи кочевника в бескрайней, просторной степи…

Отдав требуемые распоряжения, немного пришедший в себя Батый, охваченный к тому же страшной яростью, приказал доставить ему орусута, обманувшего его россказнями о своих видениях – и готовящемся отравлении! Но отправленный за пленником и его стражей туаджи вернулся с черной вестью: все нукеры охраны перебиты, умер от полученных в схватке с ними ран и русич, сказавшийся провидцем…

Оставшиеся с Батыем нукеры так и не успели закончить строить кольцо телег вокруг его ставки, когда внутрь укрепления, в одночасье ставшего ловушкой, ворвались витязи порубежной стражи посульской линии – и уцелевшие после монгольской резни черниговские ковуи! Последние, завидев ханский бунчук, прорвались к обреченному ларкашкаки, не считаясь с потерями, ступая по собственным телам и телам ханских телохранителей, дравшихся до самого конца…

В последние мгновения своей жизни Батый стоял – стоял прямо, не сдвигаясь с места, под бунчуком своего великого деда… В тот же миг, когда гибли уже последние нукеры его охраны, когда до озверевших орусутов, чьи глаза горели неистовым огнем и жаждой мщения, осталась всего пара шагов, ларкашкаки западного похода оголил черный меч индийской стали – и твердой рукой вонзил его в собственный живот. Пример орусута, умершего в борьбе, вдохновил и его – Бату-хан решился встретить смерть достойно, но уже по своему. Не как православный воин, положивший жизнь за други своя – а убив себя, чтобы никто из русичей не мог гордиться тем, что сразил внука Чингисхана…

Тем самым обрекая свою душу на вечные страдания.

Впрочем, разве мог быть другой исход по итогам его жизни?