Цивилизатор в СССР 1978 (СИ) - Кулаков Игорь Евгеньевич
— Всё, что было, письменно изложено… — ещё раз повторил Пичугин ответ на неоднократно уже ранее задававшийся ему полковником вопрос.
Поздний вечер того же дня. Номер одной из Пермских гостиниц. Елена Борисовна К.
…Это было 13… да, чуть больше 13 лет назад. В Москве. На Пушкинской площади, в Москве. Она тогда говорила им…
И ещё… ведь один из них… точно! Да, Воробьёв как раз отсюда, из Перми и даже… учился в том ВУЗ-е, про который ребёнок заявлял как свою «альма-матер в 90-х».
Тот Воробьёв, поменяв несколько ВУЗ-ов, оказался в МГУ и вышел на ту злосчастную демонстрацию «за Синявского и Даниэля». На филолога, кажется, он учился.
Вот что ему и ему подобным не хватало? Она же лично просила их разойтись. Чтобы остались в ВУЗ-е и учились дальше. Они грубили ей, оскорбляли. После напились. А дальше, после отчисления, она больше и не слышала о нём… их там несколько было. Зачем? Из-за какой-то ерунды… жизнь себе ломали.
И этот ребёнок вундеркинд… он пророчит такое, какое никакой диссидент не выдумает… что у Вяткина в голове, что ещё выдумает? Почему? Зачем? Как смог?
Как вообще может быть такое — «сознание из будущего»?
Что за бред…
С другой стороны, второй след, с религией связанный, может быть более обоснованным, в отличие от тех попыток «знахарства» у его отца. У религиозных людей в голове всякое творится. Правда тут, религиозных пророчеств от вундеркинда пока вроде не прозвучало. И объяснение он фантастическое, но материалистическое себе приписывает…
Да. Без личной встречи никак. Пора самой попробовать понять его. Что же, он сам им легенду в руки, можно сказать, вручил.
А её настоящая должность референта ректора МГУ — самое то, что нужно для доверия родителей…
И, кто знает, может слова товарища Андропова ещё сбудутся. И удастся отсечь ребёнка от возможного религиозного влияния. У старообрядцев много чего странного творится. Хорошо, что удалось раскопать эти подробности… про родственников его.
Всё равно единственная вразумительная идея насчёт начального происхождения этих «пророчеств» пока. А что, если голова начитавшегося чего попало юного гения всё преломила так?
Ладно, спать уже пора. Я забегаю вперёд…
17 февраля 1979. Вяткин И.Ю.
— …Почему вы, Иван, не поддержали меня?
Словно «под копирку». Тот же наш двор, тот же снег, та же осточертевшая лопата. Я постоянно заставляю себя… ради полезных моему юному организму прогулок и физических действий на свежем воздухе изображать ребёнка, увлеченного зимним ковырянием с замёрзшей влагой:-)
Вся разница — я сейчас не один. Как в тот раз, когда в начале января Пичугин заезжал. И это всё?? Ещё полтора месяца минуло. Как мучительно медленно всё делается в стране советской.
Или это у меня от ритма цифровой эпохи? Отвыкания от привычек и требований которого так пока и не произошло, несмотря на «восстановленную в 1978-м» ту привычку проведения многих часов (по учёбе и ради личных интересов) в библиотеке 80-90-х?
— А должен был? — недовольно смотрю я на тётку предпенсионного возраста, которую Пичугин представил час назад моим родителям как референта ректора МГУ, Елену Борисовну как-там её, что-то на «К»…
Женщинка она резвая. Ну очень.
— А разве нет? Вы же так стремились к… контакту? Учитывая то, что вы написали в письмах?
Ага. Чуть лучше…
— Что вы читали из них?
— Все.
— Прекрасно. А кого вы, собственно представляете?
— Не понимаю вас, Иван.
— Содержание моих писем не было предназначено некой Елене Борисовне, которая представляется референтом ректора МГУ. Я же чётко сказал Пичугину и другим… кстати, вы хоть знаете, кому?
— Товарищам Коноплёву и Щербинину…
— Хорошо, пусть знаете… значит и должны понимать, для кого предназначено то, что тут. — указываю на свою голову в детской шапке на искусственном меху с резинкой, обтянутой вокруг и прижимающей «ушки». — а вы кто? Совсем не та, кому надо слушать меня. И я — не вундеркинд…
— Я для этого здесь… и вы просили сами «о версии»…
— Я просил для связи, а не для того, чтобы вы довели мою мать до слёз, взяв с места в карьер… моё тело — оно… тело 5-летнего. Какой, простите, нахер, «специнтернат для одарённых детей»? Вы в своём уме? Мало мне мучений в садике. Я всю эту комедию с вундеркиндством разыгрываю день за днём, чтобы хоть как-то иметь чуть больше степеней свободы и объяснять окружающим все мои странности. Вы точно не тот человек, который должен слушать меня!
— Хорошо, Иван… она пристально смотрит на меня — Я, действительно референт ректора МГУ. А ещё я — полковник комитета государственной безопасности.
— Это радует. Мне всё равно ничего не остаётся, кроме как поверить вам на слово.
— Вот мы и сделали первый шаг к доверию, Иван?
— Пока в основном за мой счёт, что не было бы так страшно… хоть и не приятно лично мне… как страшно, что за счёт утекающего времени для спасения страны.
— Вы снова об…
— Конечно же. Стал бы я ещё писать письма ради какой-то иной цели, если бы не считал её достойной. Будь всё хорошо в будущем… я просто наслаждался бы второй жизнью, правил мелкие ошибки и ловил известные мне заранее возможности… можно подумать, что мне доставляет удовольствие так подставлять себя и свою семью, кроме как не ради судьбы единого пока народа.
— Иван… трудно поверить во всё, что вы писали и говорили…
— Во взрослого, для начала поверьте, дальше легче будет.
— В то, что вы общаетесь как взрослый, верю.
— Япона мама… блин… у меня скоро мат на хаттезе… не важно, что это… полезет… неужели вы не понимаете, что никакой вундеркинд, даже читающий с 2х, условно лет от рождения книги по множеству отраслей знаний не способен одолеть множество тем, которых могу коснуться я в разговоре с вами и поделиться опытом, которого нет у пятилетнего…
— Это загадка… которую я не могу объяснить… как и не смогли товарищи Пичугин, Коноплёв и Щербинин. — произносит дама.
— Объяснение есть только одно. Которое я вам дал… не знаю, в результате чего, но моё взрослое сознание с полным опытом полувека жизни очутилось в своём же 5— летнем теле!
— Если я вам скажу, что ваши письма уже прочтены… — она замолкает.
— Кем?
— Одним из тех, чьи фамилии вы называли в разговоре с…
— Прекрасно, а дальше что? Вы вообще помните, что я написал насчёт Ирана?
— Да. Хороший прогноз, точный.
— От 5-летнего, да? — издевательски замечаю я.
— Я уже сказала всё, что могу в данный момент.
— Короче, товарищ Елена Борисовна, простите, вашу фамилию плохо расслышал… моё обожаемое государство пусть чуть-чуть пошевелится в ответ и придумает, как не доставлять проблем моей семье…
— Иван, скажите, пожалуйста, вы знаете, что ваши предки со стороны мамы из старообрядцев? — неожиданно, прервав его, переключается она на совсем, казалось бы не относящуюся к делу тему.
— Да. А…э-м-м, какое это имеет отношение к обсуждаемому вопросу?
— Я считаю, что прямое.
— А я — нет… но готов выслушать вашу версию, которую вы себе придумали, чтобы и дальше упрямо отказываться от правды, которую я вам сразу поднёс.
— Вы весьма грубы, Иван.
— Есть такое. Но время, оставшееся до падения в бездну, истекает, а заржавелые шестерни механизма пролетарского государства почти не крутятся. Точнее, крутятся не в ту сторону… до сантиментов ли, Елена Борисовна?
Тогда же. Там же. К. Елена Борисовна
Товарищи Пичугин, Коноплёв и Щербинин были правы. 100 раз правы. 5-летние дети ТАК не говорят и не способны вести такой диалог.
А этот — вёл.
