Мик Джексон - Подземный человек
Только что Клемент принес рагу. Я чувствовал, как он приближался уверенными шагами. Слышал, как он думает под дверью. В конце концов, он принял решение и ушел, неслышной медвежьей поступью. К рагу я не притронулся.
1 марта
Когда я на цыпочках вышел из дома, рассвет только намечался. Моя первая прогулка за много дней. Я надел шерстяной берет.
Заживает ли она? Мне кажется, заживает, хотя рана все еще побаливает. Если она пока и не заживает, налицо перспектива заживания. Заживание не за горами.
Странно: заглянув в себя на границе Дебрей, не обнаружил почти ни следа страха. Может, чуточку тревоги, но не более. Ничего панического. Перелез через скрипящую ограду и погрузил ноги в листву. Двинулся вперед. Крадучись, совсем как лиса. Зима все еще стояла на своем; темнота по-прежнему таилась среди деревьев и кустов. Земля пружинила под моими башмаками — совсем как древний, отсыревший матрас. Но какое изобилие отовсюду исходит. Какая зеленая надежда вокруг.
Углубился в лес. Ни одна птица не пела. Достал из кармана пальто совок, встал на колени и погрузил его в землю. Она была как черный пудинг. Насыщенная влагой и червями. Копнул дюжину раз, потом достал платок. Осторожно отогнул четыре уголка и взял кусочек своей кости.
Положил его в холодную нору. Помню, какое-то время дал ему там просто полежать. Думаю, я мог сказать несколько слов. Обстоятельства к этому располагали. Засыпал почву обратно, поверх костяной монеты, и слегка примял землю.
Побродил вокруг, пощупал папоротник и ветки, затем посидел на камне. Нашел хворостинку, чтобы вычистить грязь из-под ногтей. Согрел комочек земли между большим и указательным пальцем.
— Ты жива? — спросил я.
Когда я вставал, мне показалось, что камень подо мной шелохнулся. Я посмотрел на него. Немного поднатужившись, мне удалось его откатить и заглянуть, как мне показалось, в некое подобие колодца. Спичек при себе у меня не было, но я смотрел туда достаточно долго, чтобы разобрать щербатые каменные ступени. Стало быть, никакой это не колодец, а нечто вроде шахты. И постепенно я сообразил: это то самое место, куда выходит старый тоннель монахов. Скромный лаз — предшественник моих собственных подземных аллей.
Будь у меня лампа, я мог бы спуститься на пару ступенек, но вместо этого решил зайти с другой стороны. Вернулся в свои комнаты незамеченным. Большую часть пути бежал трусцой.
2 марта
Оставил Клементу записку:
Пожалуйста, снимите все цепи со входа в монашеский тоннель. Также прошу заметить, что в обозримом будущем я буду общаться со всеми работниками дома при помощи подобных записок.
Просунул ее под дверью в коридор и через полчаса почувствовал, как сюда направляется Клемент. Услышал, как он осторожно развернул записку, и мысленно увидел его лицо — сперва озадаченное, потом все более хмурое. Через минуту под дверью появился грубый клочок бумаги, на котором было нацарапано карандашом:
«Ваша Светлость больна?»
— Нет, вовсе нет, — прошептал я через дверь.
Еще записка.
«Тогда почему Ваша Светлость прячется?»
Поскольку на этот последний вопрос у меня не было подходящего ответа, я позволил вязкой, тугой тишине говорить за меня, и через минуту или две Клемент оставил меня в покое.
Мне еще предстоит ужиться со своими голосами. Я выяснил, что, когда я подхожу ближе двадцати ярдов к другому смертному, его мысли начинают вторгаться в мои. Вчера я слышал, как фермер в Дербишире жаловался на свой обед. «Это мясо слишком жесткое», — сказал он.
3 марта
Сегодня около десяти вечера свистнул в трубу, и по лестнице, пыхтя, взбежал Клемент. Отправил ему записку, в которой попросил зажженный фонарь, и, пять минут спустя, он доставил его под дверь, вместе с собственной запиской, в которой советовал одеться потеплее. Воспользовавшись лестницей за дверью рядом с камином, я отправился вниз, вниз, в темный низ.
Цепи лежали на земле около монашеского тоннеля, аккуратно смотанные. Я поднял лампу и устремился внутрь. Тоннель этот — очень длинный и узкий, очевидно, вырубленный прямо в земле. Пол его усеян холмиками заскорузлой грязи в тех местах, где обвалился потолок. Примерно посредине, там, где он немного ныряет, расположен огромный, около 15 футов в длину, участок цветущей плесени цвета заварного крема с карамелью. Через какое-то время я начал мерзнуть и уставать и, чтобы скоротать время, представил себя монахом, топающим по тем же самым тоннелям несколько веков назад, в сандалиях на босу ногу. Сочинил подобие мадригала. Лампа моя швыряла свой убогий свет в темноту, но та не обращала на него внимания. Я будто бы находился в собственном домике из света, со всех сторон окруженном мглой. Она медленно отступала передо мной и шла по пятам сзади.
Со временем мои ноги ступили на каменные плиты, и по изменившейся температуре и свойствам воздуха я узнал, что уже в Дебрях. Я подошел к подножию старых ступеней. Валун над входом был сдвинут, как я его оставил, и под землю проник ломтик лунного света. Я отодвинул камень плечом, и ночной воздух медленно потек внутрь. Затем, как дитя природы, я выполз из холодной земли и направился в бормочущий лес.
4 марта
В последнее время я почти ничего не ем и сплю дни напролет. Но каждое утро, перед болезненным рассветом, я спускаюсь в грот по своей собственной лестнице и, держа перед собой фонарь, через подполье пробираюсь в Дебри вместе с духами костлявых монахов. По тоннелю, пахнущему сырою землей.
В последнее время много думал об одежде и начал осознавать, что слишком долго был закован в запонки для воротников и манжет. С самого рождения я был связан поясами и пуговицами, слишком тесными сюртуками и чересчур накрахмаленными рубашками. Совершенно в них запутался. Злился и топал ногами. Так что теперь, в своих еженощных походах по монашескому тоннелю, я задерживаюсь у подножия каменных ступеней, чтоб перед выходом наружу снять все до последней нитки, меня стеснявшей. Насекомые — единственные очевидцы этого церемониального разоблачения. Земля не находит во мне ничего дурного.
В Дебрях минуты отчаяния отступают. Ужасный скрежет Прошлого и Будущего, которые трутся друг о друга, стихает, успокаивается. В самой почве есть что-то — что-то ревностное, оно заполняет каждый атом до последнего, придавая смелости даже коре деревьев. Оно дает насекомым их микроскопическую силу, птицам — отвагу, чтобы петь.
Но маленькие Люциферы тоже здесь, с их маленькими трезубцами и ядовитыми усмешками. Один сказал мне, что с удовольствием посмотрел бы на мою кровь. Но я заметил, что скромный венок из плюща держит их на расстоянии. Я в два счета соорудил себе такой и ношу его с гордостью.
Последний час перед рассветом — мое любимое время. Я хожу меж деревьев. Мои босые ноги внемлют, и тиканье часов Природы проникает в меня. Я слышу, как поднимаются штыки. Я слышу, как бутоны готовят канонаду.
Показания второго лакея
Примерно в это время я начал получать записки. Их подсовывали под дверь по ночам, и, когда я вставал, они уже меня ждали.
Первую я получил во вторник.
В сущности, луна — это дыра в небе. Подумай об этом.
Или что-то в этом роде. Что ж, я думал об этом довольно долго, но так ничего и не надумал.
О первой записке я никому не сказал. Я, в общем-то, надеялся, что она от одной из девушек. Запоздалая валентинка. Но на следующую ночь я получил еще одну, в которой говорилось что-то вроде:
Что есть состояние нашего разума, которое мы называем «сознанием», если не постоянное вылезание из тоннеля?
И тут я понял, что это не кто иной, как Его Светлость.
Наверно, я поделился с кем-то из других ребят — скорее всего, в среду, — и он сказал, что этим самым утром получил свой первый клочок бумаги, подсунутый под дверь, как и мой. У него было что-то про сарсапарель. Кажется: «Сарсапарель — правда или миф?»
Выяснилось, что почти все мы их получали. Мэгги Тэйлор утверждает, что один раз открыла дверь и увидела, как он удирает во все лопатки.
Он, должно быть, пользовался тайными ходами, которые проложил к тоннелям. Уж я-то знаю, потому что один из них подходит вплотную к моей комнате и я иногда слышал, как он крадется. Своеобразное ощущение, надо заметить, когда лежишь глубокой ночью в своей постели и слышишь, как кто-то шныряет между стен.
Из дневника Его Светлости
5 марта
Вчера поздно ночью, или сегодня рано утром, был в Дебрях. Меж деревьев лился лунный свет, покрыв меня пятнами, но брести приходилось по колено в тумане. Я прислонился к кусту отдохнуть. Оглядевшись, чтобы решить, куда двинуться дальше, я остановил взгляд на заросшем плющом валуне ярдах в двадцати, выхваченном луной.
