KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Фантастика и фэнтези » Альтернативная история » Герман Романов - Спасти Москву! Мы грянем громкое Ура!

Герман Романов - Спасти Москву! Мы грянем громкое Ура!

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Герман Романов, "Спасти Москву! Мы грянем громкое Ура!" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Самые мощные?

— Да, европейцы обходились пушками в 15 дюймов, а британцы построили пять линкоров с десятью 356-мм орудиями. Но пояс был на 2 дюйма толще, а скорость на 2–3 узла больше, чем у американских кораблей.

— А японцы?

— Они сразу нарушили соглашение, начав в 1937 году строительство «Ямато» — при вдвое большем водоизмещении он имел самую толстую броню и пушки в 18 дюймов.

— Семьдесят тысяч тонн?! Неуязвимый монстр…

— Так и товарищ Сталин такие же исполины начал строить, только калибр в 16 дюймов определил, но пояс в 420 мм, да палуба в восемь дюймов. На стапелях стояли. Когда война началась, так и не достроили.

— Как у нас «Измаилы»… — тихо вымолвил Колчак, на лицо которого легла тень. Арчегов понял, что разговор нужно переводить в практическую плоскость, иначе флотские дела могли накрыть с головою, как девятым валом, в бесконечно штормовом море.

— Нам бы балтийские линкоры сохранить, Александр Васильевич. Они пригодятся зело в будущем.

— Я уже отдал приказ собрать всех офицеров, кто служил на них прежде. Эстонцы согласились передать нам в Ревеле канонерскую лодку «Бобр», эскадренные миноносцы «Автроил» и «Капитан Миклухо-Маклай». Команды для них уже формируются и после Рождества будут отправлены из Севастополя на вспомогательном крейсере «Орел». Кроме того, для двух мониторов и крейсера, что придут на стоянку в Данию в январе, сейчас собираем экипажи. К весне будут подготовлены новобранцы, что позволит нам полностью комплектовать переданные англичанами для Черноморского флота три легких крейсера, — Колчак говорил уверенно, и Арчегов не сомневался, что тот держит в своем мозгу десятки фамилий и сотни деталей.

— Для Северного флота британцы передают один «город» и два эсминца — в Архангельске для них уже набирают команды. Три каспийских эсминца встали на зимовку в Ладоге, согласно соглашению с большевиками. Что касается передаваемых ими кораблей, то один из эсминцев можно принимать уже в январе. К февралю отправим в Кронштадт и команду, а также специалистов и мастеров с Николаевских верфей.

— Корабли должны быть готовы к середине апреля, ибо на пролетарский Первомай назначено общее наступление. К тому времени крестьянские восстания везде заполыхают, главное, чтобы преждевременного выступления не случилось! — Арчегов пристально посмотрел на адмирала и тот правильно понял его взгляд.

— Я буду в Ревеле уже в марте, сдав командование вице-адмиралу Кедрову. Оттуда на эсминце одна ночь хода…

— Мы должны удержать матросов от этого преждевременного выступления, — Арчегов снова подчеркнул свою мысль, — а в том, что оно состоится, я не сомневаюсь. Большевикам пришло время платить по выданным векселям, чего они сделать не в состояние.

Он оперся руками на костыль и встал из кресла, стараясь не нагрузить больную ногу. Кость, раздробленная пулею, срасталась плохо, постоянно ныла, а врачи ничего не могли поделать, надеялись только на природу и молодость генерала.

— Ленин сказал, что Кронштадтский мятеж пострашнее Колчака и Врангеля, вместе взятых! — Арчегов усмехнулся. — Тебя, Александр Васильевич, и барона он поставил, как видишь, намного ниже разнузданной матросни. Надеюсь, ты не в обиде на вождя большевистской власти?!

— Нисколечко, — в глазах Колчака заплясали веселые искорки. — Но приложу все свои силы, чтобы и в настоящем времени этот мерзавец сказал подобные слова…

ЭПИЛОГ

Петроград

(30 апреля 1921 года)


Всего за каких-то три с половиной года советской власти державная столица Санкт-Петербург, творение Петра Великого, олицетворявшая собой могущество Российской империи, превратилась в полное убожество.

Только ветер гонял мусор на его широких проспектах, тускло грязнели вечно немытые окна, подслеповато щурясь на яркое, почти уже летнее солнце, да с проплешинами давным-давно не крашенных фасадов, словно больные проказой на последней стадии, стояли мрачные шеренги зданий.

Напрочь пропал дух горделивой столицы, «Северной Пальмиры», что нынче, как вороватая крыса, перебралась в прежде мещанскую Москву.

Разом потускнели величественные золотые купола имперских соборов. Да и сам город, превратившийся в 1914 году на волне германофобии в Петроград, а теперь стараниями главного большевика Зиновьева, что на самом деле носил совсем иную фамилию, переименованный в Петрокоммуну, стал совсем иным по своему духу.

Огромные заводы, что служили раньше опорой экономики могущественной империи — Путиловский, Обуховский, Металлургический, — ныне еле коптили небо высокими трубами.

Закрыты были большие верфи, кроме одной, простаивали многочисленные мелкие предприятия и фабрики. Пролетариат на собственной шкуре познал прелести советской власти, с ее пайком из ржавой селедки, надоевшей до смерти перловой кашей, с принудительной мобилизацией и внушавшими панический ужас ревтройками.

Четыре страшных зимы пережил город, население которого за это время сократилось чуть ли не вдвое. Голод и холод, тиф, холера и другие болезни выкашивали людей как в чумной год.

Отсутствие нефти и угля парализовало всю городскую инфраструктуру, почти не работали электростанции, давая только самую малость тока, а значит, останавливались заводы и фабрики, не работал водопровод и канализация, не дребезжали по улицам знаменитые петербургские трамваи.

Правда, большевики пытались кое-что наладить из ими же порушенного. На принудительные заготовки дров и торфа выгоняли «бывших», в категорию которых попадали все, кто до революции имел хоть какой-то достаток — интеллигенцию, буржуазию, мещан, торговцев, бывших чиновников и служащих. Те работали хоть и неумело, но старательно, ибо смерть от голода казалась им еще горше.

Именно за нищенский паек, дававший возможность хоть как-то выжить и накормить голодающих детишек, большевикам удалось заставить население признать их власть и работать на нее.

Продовольственные карточки служили тем регулятором, что отделяли живых от мертвых. Совершенно прав был Владимир Ленин, когда говорил, что тот, кто контролирует и выделяет хлеб, тот и держит власть.

Потому паек давался не всем — часть «бывших» обрекли на жуткую голодную смерть. Даже престарелая дочь Пушкина, Мария Александровна, что пришла просить хлеб к наркому просвещения Луначарскому, не получила заветные карточки.

Нет, нарком-сибарит ее не выгнал, чай, не прежний режим — лениво пожевывая осетрину, оставшуюся от плотного обеда, он, весело поблескивая стеклами очков, созвал всех ответственных работников, дабы они вживую полюбовались на уцелевшую картинку старого мира, легенду, так сказать. А потом выпроводил старуху на улицу, не дав куска хлеба — та просто не пережила зиму…

Но принимаемые большевиками меры были паллиативом — торф и дрова плохая замена углю и нефти, а заморенные лошадки конки совсем не чета трамваю, что ходил на электричестве. А без последнего и заводы едва теплились, работая, в лучшем случае, на одну десятую часть своих отнюдь не малых мощностей.

Диктатура пролетариата у большей части столичных рабочих сейчас вызывала резкое отторжение. Всеобщая уравниловка, когда чернорабочий и квалифицированный токарь получали один и тот же паек, вызывала ожесточенное неприятие у той части мастеровых, которую Ленин называл «рабочей аристократией» и «прислужниками буржуазии».

Маргиналы и люмпены, массово вброшенные в годы войны в ряды настоящих пролетариев, были полностью лояльны к большевистскому режиму, ибо тот осуществил их самые заветные чаяния — работать поменьше, а лучше совсем не трудиться, зато получать побольше.

И правильно — разница всегда есть, согласно диалектическому материализму. Или быть в чистой одежде, с хлебушком ситным на обед, с наганом в кобуре, числясь в заводском комитете, или пахать у станка, на перловке, сваренной на воде, без капли жира.

Такая политика вызвала серьезное недовольство квалифицированных мастеровых, вот только за чернорабочими стояли большевики. И крови они не боялись, уже в ноябре 1917 года разогнав пулеметным огнем рабочие демонстрации в поддержку Учредительного Собрания.

Дальше — больше. Рабочих, не желающих трудиться бесплатно, в порядке революционной сознательности, затянувшимся на годы «военного коммунизма» бесконечном «субботнике», просто заставили встать к своим станкам открытым террором — ведь всякая революция — это война, которая ненасытно требует патронов и снарядов, винтовок и пулеметов, сапог, револьверов и орудийных лафетов.

А где их взять прикажите, если все царские склады за три года советской власти опустошили?!

Потому большевики учредили революционные тройки, из ответственного партийца, члена трибунала и чекиста, которые, не утруждаясь даже видимостью «социалистической законности», выносили расстрельные приговоры злостным «саботажникам и лодырям». Других же просто мобилизовали и приставили обратно к станкам, но уже под угрозой смертной казни за попытку побега с предприятия.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*