Михаил Ахманов - Странник по прозвищу Скиф
Он выдохнул воздух, перевел взгляд на пальцы Сийи, крепко вцепившиеся в узду, и пробормотал:
— Ну, хорошо… хорошо, что ты довольна. Не хотелось бы мне, чтоб нас считали демонами… Да и не верю я в них. Рот девушки удивленно округлился.
— При чем тут вера, светловолосый? Ару-интаны, похитители душ, существуют, хоть мы и не видим их, Но ведь не все сущее можно разглядеть, верно? Ты не видишь ветра, но чувствуешь его, ты можешь закрыть глаза и не смотреть на дерево падда, но запах все равно погрузит тебя в сон. Так и ару-интаны: невидимы, но ощутимы по делам своим… Вспомни гребцов на вашем корабле — разве не были они сену, мертвецами с пустым взглядом, добычей демонов? — Она спрыгнула с коня, сняла шлем, и пепельные локоны потоком хлынули на плечи. — Ну, ладно, хватит о них! Ты не сену и не демон, светловолосый, и ты нравишься мне, как и твой родич… А потому я сама отвезу вас в город. Отвезу и замолвлю слово перед властительной Доной и мудрой Гайрой.
— Кто они? — спросил Скиф. В висках у него стучало, кровь прилила к щекам. «Ты нравишься мне, светловолосый…» Эта девушка не стеснялась говорить то, что было у нее на уме.
— Дона ок'Манур — наша хедайра, из клана Правящих Людьми, а Гайра арТакаб… О, Гайра — великая прорицательница, глава Видящих Суть, Неподвластных Сну! Все в городе Двадцати Башен покорны им…
— В городе Башен, красавица? Ты сказала: в городе Башен? — раздалось за спиной у Скифа. Он резко обернулся: сзади стоял Джамаль, покинувший купца, и на лице его застыло уже знакомое выражение радостного ожидания и надежды. — Девушки на конях, степь и город с башнями… — внезапно пробормотал князь. — Похоже… очень похоже…
— На что похоже? — переспросил Скиф, глядя на компаньона в некотором недоумении.
— На то, что обещал Доктор, племянник! — Глаза Джамаля вновь обратились к Сийе ап'Хенан; теперь он просто пожирал ее взглядом. — Так ты говорила о городе с башнями, красавица? Он выстроен прямо в степи или стоит на скале?
— На скале. — Сийя кивнула в знак согласия, и ее пепельные волосы метнулись по плечам. — Наш город стоит на скале, и властвуют в нем Дона ок'Манур и Гайра ар'Такаб, Мудрая, Не Знающая Сна! Лишь они умеют толковать знамения Безмолвных Богов, и лишь им ведомы песни Небесного Вихря, защищающие от ару-интанов.
Вдруг зрачки Джамаля сверкнули, губы беззвучно зашевелились; он выглядел, как человек, пораженный вспышкой молнии. «Что это с ним?» — промелькнуло у Скифа в голове. Потом он вспомнил фильм, виденный в чертогах торгового князя, и перед глазами на миг возникли зеленые тяжкие волны колыхавшейся под ветром травы, отряды всадниц в блистающих доспехах и темная громада скалы, увенчанной короной башен. Джамаль, вероятно, размышлял сейчас о том же самом; брови его сошлись в линию, лоб избороздили морщины, ноздри затрепетали — словно у барса, почуявшего добычу. Хриплым голосом он произнес:
— Скажи, черноглазая госпожа моя, та из владычиц ваших, что зовется мудрой Гайрой… она… она, выходит, совсем не спит?
Девушка молча кивнула.
— Вах, какое удивительное дело! А песни — песни, спасающие от зла? От всякого зла или только от… Сийя прервала его властным движением руки.
— Песни — тайна Видящих Суть, и не будем говорить о них, Джаммала, сын Гер'гия! Расспросишь о них Дону и Гайру — они, если захотят, ответят. И решат вашу судьбу! — Девушка отвернулась и начала расседлывать коня, потом бросила через плечо: — Но не беспокойтесь ты, светловолосый, и ты, Джаммала! Я обещала замолвить за вас слово, и я это сделаю.
* * *
Как оказалось, слово у Сийи ап'Хенан не расходилось с делом. Они выехали в город Двадцати Башен в тот же день, после вечерней трапезы, провели в дороге большую часть ночи и подремали несколько часов на рассвете. Когда Скиф спросил, зачем путешествовать ночью, девушка ответила коротко и непонятно:
— Шинкасы.
Он принялся расспрашивать Сийю и из ее ответов понял, что шинкасы — племя степных разбойников, охотившихся за людьми, скакунами, скотом и всем, что плохо лежит. Между этими грабителями и амазонками существовали странные связи: с одной стороны, лютая ненависть и вражда, с другой — нечто напоминавшее торговлю; товаром же служили и лошади, и ткани, и зерно, и слитки меди, и невольники. Этих последних Сийя называла «сену» — вероятно, то был местный эквивалент слова «раб».
Отряд их, направлявшийся в город Двадцати Башен, оказался немногочисленным: шестеро мужчин, считая с Зуу'Арборном и его моряками, четыре девушки и Белый Родич, неторопливо трусивший впереди цепочки всадников. Все остальные, и амазонки, и звери, остались в лагере, одном из многих станов воительниц из касты Стерегущих Рубежи. Скиф решил, что то была пограничная стража, и не ошибся. Из слов Сийи выходило, что народ ее делился по родам или Башням и каждый был занят своим делом: Стерегущие — стерегли, Надзирающие — надзирали. Правящие — правили, а Видящие Суть служили богам и защищали народ от коварства демонов. Насколько помнил Скиф, это называлось клановой дифференциацией — довольно сложная общественная структура, бытовавшая в средневековой Индии.
Впрочем, исторические изыскания его сейчас не занимали. Гораздо приятней было смотреть в бездонные глаза Сийи, слушать ее голос, любоваться пепельными завитками, падавшими на виски, ловить ее улыбки и взгляды.
Постепенно она разговорилась. Посматривая то на Зуу'Арборна с его смуглокожими матросами, тащившимися в арьергарде, то на Джамаля, пристроившегося к златовласой Тамме, девушка спросила:
— Вы в самом деле родичи по крови? Джаммала — темный и черноглазый, ты — светлый, с глазами цвета небесного камня… — Она коснулась рукояти меча, изукрашенной бирюзой. — И оба вы, клянусь Небесным Вихрем, слишком рослые для джараймов!
Обернувшись в свой черед. Скиф поглядел на Джамаля — тот, вылитый дьявол-искуситель с коварной улыбкой на устах, о чем-то толковал с Таммой. Глаза его горели любопытством и таким радостным детским изумлением, словно до сей поры ему не встречалось женщины очаровательней златовласой амазонки — что, впрочем, могло оказаться чистейшей истиной: Тамма была очень красива.
Скиф ухмыльнулся.
— Моя мать родилась в северных краях, — пояснил он. — Это правда, что мы с Джаммалой непохожи, но твои девушки тоже все разные.
У двух амазонок из их отряда кожа была смугловатой, а волосы — темно-каштановыми; у третьей, Таммы, на плечи струился водопад золотых кудрей, глаза же сияли чистым изумрудом. Она и в самом деле была очень хороша, но Сийя ап'Хенан, с черными очами и пепельными локонами, казалась Скифу прекрасней всех. Единственная и неповторимая — и на Земле, и в других мирах!
Сийя кивнула — дрогнул высокий султан из конского волоса.
— Да, мы разные. В горах, в степи и лесах, что лежат на востоке, много всяких племен, и отовсюду мы берем мужчин, как заповедали Безмолвные Боги. Они совсем дикие, ибо не знают священных песен и не умеют защищаться от ару-интанов… Но я слышала, что за морем, в Джарайме, Артале, Хоте и других странах, иные обычаи. Там мужчины правят, а женщины повинуются, да?
Скиф утвердительно хмыкнул, не решаясь спросить, как амазонки «берут» мужчин. Для чего, это было понятно, но вот какая судьба ожидала трутней, исполнивших свой долг? Не становились ли они товаром, предназначенным для шинкасов? Или их просто убивали? Или приносили в жертву Безмолвным, Небесному Вихрю и прочим божествам местного пантеона?
— Ваши женщины слишком терпеливы и покорны, — заметила Сийя. — Наверное, тебе такие и нравятся, Скиф?
— Нет. Покорные женщины рожают покорных сыновей.
— Верное слово! Пусть не станет оно прахом! — Алые губы девушки дрогнули в улыбке. — Ну, а ты, Скиф? Разве ты не из них? Ведь твоя мать тоже…
— Я же сказал, что она была невольницей, рабыней! Ее принудили к покорности!
Он представил лицо матери, согнувшейся над ученическими тетрадками, и мысленно попросил у нее прощения. Пожалуй, зря: она и в самом деле была рабыней, только властвовали над ней не мужчины, а время, долг и обстоятельства.
Сийя удивленно подняла темные брови.
— Твоя мать — рабыня? Рабыня? Но что это значит? Теперь пришел черед удивляться Скифу. Припомнив слово, которым здесь вроде бы обозначали людей подневольных, он пояснил:
— Сену.
Девушка вздрогнула и уставилась на него в полном недоумении. Скиф догадался, что сказал что-то не то.
— Сену? Распадись и соединись! Из каких же краев ты прибыл, светловолосый? При чем тут сену? Демоны отняли у них души и разум; они спят, едят и работают — конечно, если за ними присматривать. И всем известно, что у сену не может быть потомства!
— Но почему? Разве они не люди?
— Конечно, нет! Они выглядят, как люди, но… Резкий удар меча о щит прервал ее. Потом взревел Белый Родич — яростно, угрожающе; шерсть его встала дыбом, огромные челюсти с клыками-кинжалами глухо лязгнули. И тут же зазвенели стремена, заржали лошади, заскрипели седла; одна из амазонок вскрикнула:
