Андрей Посняков - Легат
Юноша вытянул руку… Эх, все равно не хватает! Задумался, огляделся… А что, если привязать пояс во-он к тому кустику? Не достанет? Так еще на сандалиях ремни есть…
Ловко орудуя кинжалом, Кассий срезал с сандалий ремни, связал с поясом, подергал – вроде бы крепко – ну, теперь должно бы хватить… Ага, в самый раз!
Привязав импровизированную веревку к кусту, молодой воин сделал на конце ремешка петельку, продел руку и стал осторожно спускаться по краю обрыва. Веревка натянулась, однако держала хорошо, крепко… Внизу яростно бились волны. Впрочем, Кассий старался туда не смотреть, зачем? Ну, вот он, сундучок, еще чуть-чуть, еще… Сейчас посмотрим, что в нем такое! Ага, есть!
Вжик! Острый ножичек изящно перерезал пояс у самых кустов. С обрыва донесся лишь слабый крик. Затем – всплеск. И тишина, только волны, шипя, бились о камни. Да еще слышался негромкий, быстро удаляющийся смех. Неприятный такой, дребезжащий…
Глава 13
Август 236 г. Нордика
Догадки и разговоры
Сколько, однако, греха ни скрывай, всего ты не скроешь…
Публий Овидий Назон. «Что делать, если твоя измена доказана». Пер. М. Л. ГаспаровОсмотревшись по сторонам, круглолицый востроглазый парень в длинной полотняной рубахе, какие носят «ведающие слово», отошел от опаленного молнией дуба и неспешно направился вдоль по узенькой тропке, петляющей меж кустов и деревьев. Низкое небо задевало свинцово-серым брюхом вершины елей и сосен, большая фиолетово-сизая туча, зацепившись краем за мертвые дубовые ветви, истекала дождем.
Востроглазый повел рукою по волосам, стряхнул крупные капли, поморщился – неприятно, – посмотрел в небо. Да, пожалуй, эти дожди надолго. А ведь страда еще далеко не закончена, лишь только половину полей успели убрать купавские, пользуясь хорошей погодой, а ведь, кроме жита, еще оставались и овощи – морковь, репа, свекла. Хорошо, если месяц руен, зовомый чужаками римлянами сентябрем, выдастся теплым, солнечным, таким, как, к примеру, в прошлом году, а если – нет? Если так и будет дождить – что в здешних сырых местах вовсе не редкость – тогда что? Как ни собирай, ни суши в овинах, а все ж часть собранного сигнет. И тогда – голод. Жуткий, лютый, жестокий, выгодный лишь жестоким богам, коим приносят обильные жертвы – больных, стариков, детей. Всех слабых, тех, кто все равно не выживет. И это правильно. Своей смертью умершие спасут живых.
Отрок поежился от грустных мыслей и вдруг неожиданно улыбнулся. Это только земледельцам из рода Птицы может угрожать голод, но не «волкам»-охотникам! Нет, купавские тоже охотились, ловили рыбу, собирали по лесам орехи-грибы-ягоды, но всего этого было слишком мало для того, чтобы пережить долгую зиму. Да и охотников после всех последних событий в Купаве почти не осталось – много, слишком много погибло. Да и не в охоте дело. Жито, хлеб – вот что главное, недаром говорят: хлеб – всему голова.
Востроглазый опять усмехнулся – а какое ему дело до «птиц»? Ему, рожденному «волком» и лишь волею хитрого вождя подброшенного купавским жителям?
– Горшеня! – тихо позвали из-за кустов.
Парень резко повернул голову, осторожно положив руку на рукоять засунутого за пояс ножа.
Круглое лицо его сделалось настороженным и злым.
– Кто здесь? – оглядываясь, поинтересовался он.
– Я, – затрещали кусты, и на тропинку выбрался светлоглазый отрок с копною густых соломенных волос, в изодранной одежде, босой, тощий.
– Зарко. – Горшеня, похоже, ничуть не удивился встрече. Натянув на лицо улыбку, распахнул объятия. – Рад, рад, что ты жив!
Зарко невесело усмехнулся:
– Не боишься обнять предателя?
– Нет.
Приятели обнялись.
– Как же ты отощал! – Горшеня похлопал Зарко по спине. – Одни кости.
– А ты побегай с мое…
– Славно, что тебе удалось бежать, славно! Иначе б… Корнование. – Горшеня передернул плечами. – Страшная смерть!
– Страшная, – Зарко пристально взглянул на приятеля. – Ты же знаешь, что я не предатель! И лучше, чем кто-либо другой.
Горшеня молча кивнул, ухмыльнулся и вдруг заговорил о старейшине, жреце, купавских жителях.
– Думаешь, Брячислав или Тарх не знают, что ты не виновен? Очень хорошо знают… Не маши руками, лучше послушай. Не бойся, сюда никто не придет. Все они, и Тарх, и Брячислав, и Ведогаст с прочими – ненавидели тебя и твою несчастную сестру. Охотник Заровит вовсе не твой родной отец!
– Что? – Зарко изумленно хлопнул ресницами. – Откуда ты знаешь?
– Вас с сестрой, как и меня, нашли в лесу… Вы подкидыши! Да-да, не возражай, ты ведь не можешь ничего помнить, а мне рассказывали…
– Кто?
– Спроси стариков… Но не в этом дело. Знаешь, почему убили твою сестру?
– Не убили! – сухо возразил Зарко. – Она сама…
– Брячислав и старейшина долго уговаривали ее. Я случайно услышал… Если б Невда не согласилась на почетную смерть, ее бы…
– Не говори так! – Зарко, не выдержав, замахал руками. – Это все неправда, нет! Она сама, она так любила убитого Витеня, она…
– Дело не в ней, – прищурился Горшеня. – В тебе. Сейчас ты – изгой, обреченный на голодную смерть, предатель, о котором все знают. Я бы мог спокойно выдать тебя римлянам… но не стану этого делать. Ведь мы ж с тобой – «волки»! Наши верят и ждут нас… ждут помощи. Ты не останешься одиноким, Зарко, не погибнешь, как бы того ни хотели Тарх и Брячислав. Ты вернешься в родное племя!
– Да, – Светозар замялся. – Но примут ли меня «волки»? Я ведь их совсем не помню.
Горшеня расхохотался:
– Я всегда знал, что ты не дурак. Конечно, так просто тебя никто никуда не возьмет, тем более – Волки. Право быть ими принятым надобно заслужить, доказать делом, что ты не забыл твои корни.
Зарко задумчиво кивнул:
– Пожалуй, для меня это единственный выход. Даже если б я и был чистокровной Птицей.
– Умен, умен, – снова засмеялся Горшеня. – Клянусь громовержцем Перуном, я рад, что в тебе не ошибся. Теперь попробуй догадаться, почему я не выдам тебя римлянам?
– Ты… тоже «волк», – Светозар почесал затылок. – Хотя не это главное. Тебе ведь что-то от меня надобно, так?
– Так, так! Конечно, надобно. – Горшеня оглянулся по сторонам и внезапно заговорил подругому, жестко и беспрекословно. – Римляне собираются на юг, вверх по Ольховой реке и дальше. Им нужны хлеб и меха, и именно в той стороне они надеются все это отыскать. И не зря надеются. Это будет не очень большой отряд – они ведь думают, что наших там мало… – Парень немного помолчал и продолжил: – Это правда, наших там и впрямь маловато. Пока маловато. Но очень скоро будет вполне достаточно, чтобы хорошенько потрепать римлян! Ты сообщишь «волкам» о римском отряде, скажешь – пусть устроят засаду в верховьях реки.
– Но как я найду их?
– Пойдешь левым берегом, открыто, шумно, не так, как ходят воины или охотники. Рано или поздно ты встретишь кого-нибудь из наших. Я б и сам пошел, – Горшеня вздохнул, – но слишком уж подозрительно будет, да и не выпустят. – Он досадливо сплюнул. – Честно говоря, наши давно уже должны бы объявиться вот хотя бы здесь, у дуба – больно уж тихое место, – но что-то не видать. Странно. Поэтому придется действовать самим. Разгромить римский отряд – такую удачу никак нельзя упускать. Поэтому ты пойдешь, найдешь и доложишь! Помни, деваться тебе некуда.
– Да знаю, – усмехнулся Зарко. – Хорошо бы огниво – а то ведь в пути ни поесть, ни обогреться.
– Держи, – Горшеня отвязал огниво от пояса, похвастал: – Хороший кремень, из земель свионов. Пользуйся! Да, вот еще… – он снял с шеи амулет из черного камня, – тебя узнают.
Зарко кивнул, повернулся, однако, похоже, лазутчик еще не собирался прощаться.
– Идем к дубу, – вытащив из-за пояса нож, приказал он. – Поклянешься на крови, что не обманешь.
Светозар вздрогнул – вот этого он не ждал, хотя, конечно, можно было предвидеть, что предатель, говоря словами Юния Рыси, потребует каких-то гарантий. Клятва на крови – сильная клятва. И что же делать? Обмануть богов? Но гнев их будет скор и страшен. И кто тогда заступится? Разве что только Невда… Зарко взглянул в серое, исходившее мелкой моросью небо. Невдушка, сестрица родная, помоги, отведи злобу! Не дай словам достигнуть ушей богов, задержи кровь – пусть окропятся ею твои – не чужие – руки. Невдушка, Невда, помоги, сделай милость. Не ради себя родного принесена будет ложная клятва, ради всех купавских, ради друзей, родичей, Заринки…
Горшеня, змей, словно бы услыхал мысли отрока, ухмыльнулся презрительно, молвил:
– Скоро, очень скоро, «волки» подчинят себе все здешние земли. И кто знает, может быть, твоей наложницей и рабыней станет голубоглазая внучка старейшины Тарха?
Лазутчик гнусно захохотал, и вслед за Зарко опустился на колени перед дубом:
– Давай ладонь.
Острое лезвие чиркнуло по руке, и горячие красные капли упали к могучим корням священного дуба.
