Юрий Валин - «Мы одной крови». Десант из будущего
Несколько поблуждал. Видимо, от бомбового сотрясения способность ориентироваться тоже страдает. Уже думал к опушке свернуть, определиться по деревне, как движение уловил. Вскинул автомат – Попутный манит, показывает, куда идти.
На крошечной полянке сидела радийная группа и успевший вернуться Торчок.
– О, лейтенант! А я уж смотрю – прямо туда бомбы ложат. Думал, кранты переводчику.
– Отож, – согласился Женька и плюхнулся на хвою.
Минут через тридцать прибыл Коваленко, взмокший насквозь, распаренный. Отмахиваясь от кровососущих, огляделся и пробурчал:
– Пилотку утопил. Пришлось озером бултыхаться. Там перешеек – переплюнуть можно. И часовой, понятно, торчит. Черт, это озеро Линдоярви – бурда какая-то травянистая. Значит, целы все? Субъективно, все бомбы по вашей стороне легли.
– Именно что субъективно. – Из зарослей бесшумным пятном вынырнул майор. – Мероприятие впечатление произвело, но больше психологическое. Насколько я понял, поврежден один самолет. Если учесть, что их здесь аж пять оставалось – противник лишился двадцати процентов боевой техники. Конечно, тоже неплохо.
– Еще избушку разнесло, – сказал Коваленко. – С виду банька была.
– Зрел на конюшне панику, – доложил Торчок.
– Да, моральный урон тоже нужно учитывать, – согласился майор. – Что имеем по нашей части?
Он пожертвовал из своей ценной папки листок с каким-то рукописным списком – на чистой стороне набросали план «жилой» части аэродрома и схему постов. Женька отметил на плане три «своих» зенитки, предположительный подъезд к ГСМ и сел в сторонке. Самочувствие было так себе – ощутимо мутило и хотелось лечь. Рядом присела Шведова, подсунула пузырек:
– Нюхни.
Женька дохнул нашатырной гадости, замотал головой:
– Убери его к черту!
Командиры, колдующие над планом, обернулись:
– Евгений, чего орем?
– Контузило лейтенанта слегка, – объяснила Шведова.
– Дома отдохнет. Трофимов, готовь радиограмму на вызов второго отделения концерта. И поработаем, наконец…
Дали полежать. Женька вяло наблюдал дискуссию – старшина не хотела отдавать винтовку. Попутный удивлялся:
– Нет, откуда такие мелкособственнические инстинкты? Ты сознательная комсомолка, Шведова, а вовсе даже не снайпер. Нет, ты в это стеклышко вообще когда-нибудь смотрела? Нет? А я с детства рогатками увлекался. Возьми автомат и успокойся. И вот план изучи внимательно. Вы в резервной группе прикрытия, должны соображать…
Женька прикрыл глаза. Голова слегка кружилась. Опять идти. Фу, паршиво как…
Свернули рацию.
– Не спать, комары зажрут, – призвал майор.
Женька принялся подниматься. Марина сидела, завороженно в бумажку уставясь. Не в план операции, а строчки на обороте.
– Эй, Марина Дмитриевна, такие документы традиционно по прочтении полагается съесть. Или хотя бы сжечь, – ухмылялся Попутный.
Старшина машинально протянула ему листок, и майор чиркнул спичкой:
– Служебная информация, товарищ Шведова. Не шибко секретная, но служебная. Лучше забудьте. Если получится.
Марина кивнула и повесила на шею автомат.
Двинулись. Время поджимало – через час вернутся самолеты. Ночь белая, авиационная…
Глава тринадцатая
23–24 июня
Олонецкое направление
К 2 часам ночи наши танки с десантом прорываются в Филипповскую и Попово. Удается пробиться в северную часть Карельской. Перехвачена дорога Карельская – Самбатукса. Форсирована река Янгера. Финны яростно контратакуют. К 18 часам наши САУ и пехота, пройдя минные поля, готовятся атаковать Самбатуксу. Попытка фронтальной атаки с ходу не удалась. От контратак наши части несут тяжелые потери.
Тулоксинский плацдарм. Обстановка стабилизировалась. Атаки финнов, пусть и ожесточенные, успеха не имели. Канонерки, поддерживая десантные подразделения, подходили ближе к берегу, и огонь их артиллерии был действенен. Авиация работала усердно, порой даже чересчур – в первый день штурмовики несколько раз атаковали собственный передний край и даже обстреляли свой корабль.
За сутки было сделано 347 самолето-вылетов.
В течение дня было принято решение о дополнительной высадке на плацдарм 3-й морской стрелковой бригады. 70-я бригада нуждалась в поддержке – давление отходящих с юга и перебрасываемых с севера сил противника нарастало. Но прогноз погоды был неутешительным: ожидался шторм, низкая облачность, дождь.
Лес (1,5 км южнее деревни Нурмолицы)
22.17
Штурмовать аэродром силами одного профессионала, усиленного кабинетным шпионом и четверкой иных «ремб», задача неординарная, и если честно, обреченная на неудачу. Но штурмовать, жечь и взрывать, задача не ставилась. Задача – изъять человека. Знающего и нужного. Еще лучше двух. Тут уже есть некоторые шансы…
Мысль была, конечно, утешительная, но не бодрящая. Мутило рядового Землякова. Не очень сильно, но изматывающе.
Шведова и Леха вновь оставались в тыловой группе связи и контроля. С категорическим указанием в возню не вмешиваться, по окончании мероприятия дать радиограмму. В случае успеха радировать «007», в противоположном – «200».
– Раз всем все ясно, разбегаемся по шухерам, – объявил Попутный. – Но! Как старший по званию и вообще человек пожилой и опытный, вижу повод сказать пару громких слов. Поскольку политически безграмотен и беспартиен, слова будут личные и глубоко безыдейные. Начнем по старшинству. Валера, я тебя искренне прошу не зарываться. Поумерь свою удаль балтийскую. За тобой взвода спецназеров нет, мы все немножко иначе привыкли работать.
– Помню, – Коваленко изнывал, стараясь ни на кого не смотреть.
Мучается морпех, оно и понятно, не привык с практически гражданской командой работать.
– Евгений, на первом этапе, помни, что дома тебя ждет очаровательная рыжая особа и лбом пули не лови. На втором этапе вдохновись идеей, что некоторые лингвистические упражнения доходчивее, если тесно связаны с тактильным воздействием.
– Понял. Переживу, не первый раз.
Старшину Попутный почему-то обошел, сразу обратившись к Лешке.
– Из достоверных источников, естественно, не подлежащих разглашению, известно, что некий комбриг ни в чем предосудительном, вроде японского шпионства или вредительской попытки опалить усы товарищу Буденному, не обвинялся и не обвиняется. Советская власть к нему и его семье претензий не имеет. Вот куда они делись, понятия не имею. Извини, бывает и так.
– И за это спасибо, – пробормотал Трофимов.
Попутный благосклонно кивнул и повернулся к Торчку.
– Чем тебя ободрить, Захариевич, даже не знаю. О том, что Он терпел и нам велел, ты, полагаю, слышал?
– Та я неверующий, – пробурчал Торчок. – Стихийно разочарованный.
– Ну, никогда не поздно зачароваться обратно. В Москве храм Христа Спасителя был, слыхал?
– Отож, що взорвали?
– Он. После войны восстановят. В натуральную величину и с бронзовыми горельефами. Прямехонько на старом месте. На куполах не какая-то позолота банальная, а аж сам нитрид титана.
– Да брось заливать.
– Зуб даю! – торжественно поклялся майор. – Вот кончится война, сначала, конечно, заводы, электростанции и иное сугубо мирское восстановят. Потом за духовное возьмутся. Театры, клубы, центры офисного труда и досуга, иные культовые сооружения, включая монастыри, соборы и городские мечети. Восстановят и перевосстановят. Заводам сильно потесниться придется, конечно…
– Врете, – сказала, глядя исподлобья, Шведова.
– А ты доживи да проверь, – неожиданно сдержанно буркнул майор. – Все, уходим.
– Постойте. Ведь врете, ну?! И это вот, что написано было: Маньчжурия, Корея, Куба какая-то, Ангола… – Шведова вцепилась в свой автомат. – Не может этого быть. Зачем нам воевать столько, да еще за границами? Что молчите?
Попутный молчал. Женьке тоже было как-то неудобно. Будто сам в чем-то виноват. Коваленко неуверенно пробормотал:
– Они вроде за свободу боролись. Мы помогали. А Куба – хороший остров. До сих пор держится.
Старлей закинул на плечо «суоми» и шагнул в ельник. Женька с Торчком двинулись следом. Попутный обернулся:
– Ты, старшина, щеки вытри. И подумай – раз мы здесь языками треплем, может, дальше по-иному пойдет? Чуть-чуть, а по-иному, а, старшина?
Женька шел, придерживал тяжеленный ремень – майор вновь приказал у Лехи дополнительный диск забрать. Есть такое мнение, что товарищу Землякову придется изображать пулеметную точку, и патроны ему будут нужнее. Вот обо всем есть мнение у клоуна-шпиона. Зачем же он так Маришу дожимает? Жестоко это все-таки. А если честно, так и мерзко…
23 часа 55 минут 25 секунд
Дергалась секундная стрелка на одном месте. Минуты этакие бессмысленные и бесконечные. Опергруппа уже заняла исходные: майор с Женькой за кучей песка, уже поросшего молодой травкой, Коваленко с ефрейтором левее, за грудой пней. Вокруг сосны, тропинки и иная финская инфраструктура. Неподалеку пулеметное гнездо зенитчиков и финский санузел: довольно пахучий, без всякой там скидки на элитную военно-воздушную принадлежность. Цель захвата на виду: два низких, вкопанных в землю строения, под тройным, если не толще, накатом бревен. Входы: короткая, но глубокая траншея, обшитая досками – все добротно и надежно. Коваленко был уверен, что именно сюда драпает во время налета техперсонал. Летчики и офицеры техслужб прятались в блиндаже, по другую сторону от стоянки самолетов. Женьке казалось, что именно офицеров и нужно брать за жабры, но Попутный пояснил, весьма кратко: пилоты летают, интенданты туда-сюда ездят, а заправщики и оружейники на месте сидят, скучают и многое видят. Ну, дело шпионское, майору виднее. И так понятно, что никаких ЛаГГов, ни ряженых, ни обычных, на аэродроме уже нет. Стояли замаскированные «кертисы», вернее, четыре стояло, а у пятого, подбитого, суетились техники. Осколки бомб порядком изуродовали истребителю хвост. Похоже, с машины уже снимали пулеметы. На ВПП[91] тоже трудились вовсю: бухтел трактор, энергично работали лопатами финны: засыпали воронки, трамбовали, ровняли полосу. Стояла тележка с инструментами, оружия не видно – винтовки технической команды хранятся в «оружейной» казарм – это те домики подальше в лесу.
