Михаил Ланцов - Маршал
– Но нужно, так нужно. – Пожал плечами Каганович. – Однако этого не сделали в свое время. И теперь вы предлагаете создание новых боеприпасов и видов стрелкового вооружения под них перед самой войной?
– Но не в ущерб основным задачам. Именно по этой причине наши заводы должны будут наладить производство новой трехлинейной магазинной винтовки образца 1937 года и, не останавливаясь продолжать ее выпуск, направляя, после укомплектования частей, на мобилизационные склады в глубоком тылу, чтобы в критический момент мы могли ей вооружить резервные части и ополчение. И именно по этой причине я настоял на модернизации, которая, фактически, выжала из этого класса оружия все возможности. Это наиболее оптимальная и завершенная форма массовой армейской магазинной винтовки. Аналогично я предлагаю поступить с ручным пулеметом системы Дегтярева и станковым пулеметом системы Максима. И не переключать мощности наших заводов на новые виды вооружения до тех пор, пока мы не накопим необходимые мобилизационные запасы по этим моделям. И только после этого переходить к производству новейших самозарядных винтовок, ручных пулеметов и прочего. Но не раньше. За это время мы должны успеть разработать новые типы боеприпасов и достаточно надежные виды вооружений: самозарядный карабин и ручной пулемет.
Работы по этим направлениям уже ведутся и есть определенные успехи.
– Хорошо. – Задумался Молотов. – А что за успехи?
– В НИИ Стрелкового вооружения смогли определиться с внешней геометрией новых патронов для самозарядных карабинов и пулеметов. Сейчас идут эксперименты с навеской пороха, массой пули и предполагаемыми параметрами ствола. По предварительным оценкам мы сможем подготовить к государственным испытаниям два новых стрелковых боеприпаса в мае-июне следующего года. Если, конечно, никаких непредвиденных проблем не возникнет.
– А если возникнет?
– Я держу эту разработку под личным контролем, – сказал Тухачевский, – и регулярно посещаю НИИ. Если какие-то непредвиденные проблемы и возникнут, то мы с товарищами попытаемся их оперативно решить, не откладывая в долгий ящик. То есть, если и будут задержки по срокам выхода на государственные испытания, то не критические. Два, может быть три месяца.
– Вы уверены? – Вмешался в разговор Сталин.
– Да, товарищ Сталин, – кивнул Тухачевский, вспоминая о том, какие патроны он фактически пытался провести через это НИИ. – Как я уже сказал, эта разработка находится под моим контролем, а потому я несу личную ответственность за ее успех и готов ответить головой в случае неудачи. – Сталин взглянул на Тухачевского прищуренным взглядом и едва заметно улыбнулся в усы. Ему все больше и больше импонировала манера обновленного маршала стремиться принять личную ответственность в том или ином, порученном или инициированном им деле. Это качество было крайне важно, на взгляд Сталина, в любом руководителе, тем более, занимающем столь высокий пост. Безответственных и обтекаемых "слизняков" всегда хватало. Собственно, и сам Тухачевский до преображения был таковым. Был…
– Это очень хорошо, товарищ Тухачевский, что вы готовы принять на себя провал всей затеи. – Произнес Сталин, смотря спокойным и удовлетворенным взглядом на маршала. И, после небольшой паузы он кивнул Наркому Обороны. – Продолжайте товарищ Ворошилов.
Разговор был долгий и увлекательный. Не раз приходилось Тухачевскому выступать в роли громоотвода для Ворошилова, который в данном случае выступал в качестве "говорящей головы" и не всегда мог компетентно ответить на задаваемые ему каверзные вопросы.
Так, например, в свое время, поднимая вопрос о танке, Тухачевскому около часа пришлось буквально на пальцах отстаивать позицию "основного боевого танка" на базе среднего. Только для того, чтобы слушатели смогли ее осознать.
Первоначально маршалу хотелось продвинуть слегка разъевшуюся копию Т-34, но не сложилось. Наложилось очень много факторов. Тут и личностный фактор инженеров и конструкторов, ведь тот же приснопамятный Кошкин в начале 1937 года был еще совершенно неоперившимся конструктором и ему требовалось много учиться и развиваться. Тут и НИИ Танкостроения, созданный в феврале 1937 года наряду с целым созвездием таких организаций, в которые постарались собрать лучших инженеров и технологов со всего Союза, занимающихся танками и самоходными установками. И многое другое. Факторов оказалось так много, что результат вышел совершенно непредсказуемый… настолько, что когда Тухачевский впервые увидел эскизы нового танка, то просто не поверил своим глазам. И не знал, как на все это реагировать. "Какой странный Т-34…" – подумал тогда Тухачевский, вглядываясь в странные, но в тоже время очень знакомые очертания нового танка, – "по всей видимости мое вмешательство в историю стало приводить к неожиданным поворотам…" – Шесть тысяч восемь миллиметров длины на три тысячи двести семьдесят миллиметров ширины, – описывал в тот раз проект один из конструкторов – Дик. – При общей высоте всего две тысячи сто сорок миллиметров мы получили совершенно непривычный как для нашей, так и для мировой школы тип танка – низкого и широкого.
– Танка с низким силуэтом.
– Да, – кивнул Дик, – так его можно назвать. Мощная монолитная лобовая пластина толщиной семьдесят пять миллиметров наклонена под углом шестьдесят градусов, – продолжал вещать Дик, а Тухачевский смотрел на новый танк, изображенный на эскизах и никак не мог поверить своим глазам. Формируя заказ на создание Т-34 он волей-неволей сформулировал техническое задание таким образом, что на свет родилось что-то невероятно похоже на знаменитый Т-44. Разве что чуть тяжелее оригинала вышел. Но то ли еще будет, ведь на дворе был разгар 1937 года, в котором научная мысль военных инженеров и конструкторов была безумно далека от выводов и ориентиров конца Второй Мировой войны. Благодаря правильно сформулированным ориентирам кардинальным образом ускорился научный поиск. – В конструкции танка мы решили применить передовую торсионную подвеску, – продолжил Александр Морозов, сменив Дика на посту рассказчика.
– А двигатель?
– Мы предполагаем использование еще разрабатываемого оппозитного двенадцатицилиндрового бензинового двигателя с поперечным расположением. Не очень удобно в обслуживании, зато хорошо экономит место внутри боевой машины. С V-образной классикой танк получается выше на семнадцать сантиметров. Не много, но мы постарались выжать максимум. Тем более, оппозитный двигатель по записке, полученной нами из НИИ двигателестроения, получается достаточно надежным и живучим.
– Хорошо, – кивнул Тухачевский.
– За счет компактного размещения двигателя и коробки передач мы смогли спроектировать достаточно просторную башню с погоном диаметром в тысячу восемьсот миллиметров…
Тухачевский только тогда, во время первого разговора с конкретикой, понял, что его стремление сделать основной боевой танк опиралось не только и не столько на воспоминания о танках, существовавших до войны в СССР, сколько на весь его жизненный опыт в комплексе, в том числе и в ипостаси Агаркова. Он не смог отделить одно от другого. Вот и получились, так сказать, вспоминания с неожиданным эффектом. Признаться, он ожидал всего чего угодно, кроме вот такого выверта судьбы, ведь, как это ни тяжело было признавать – конструкторы и инженеры выполняли его задание. Его, и только его. И оно, по всей видимости, очень сильно расходилось с историческими ориентирами, доминирующими в те дни в руководстве РККА. Ведь на протяжении всех тридцатых годов, да и в первый год войны, в генералитете доминировала мысль о том так называемом "мобилизационном танке", который можно будет в годы войны производить массово на непрофильных предприятиях. Например, на автомобильных. А тут он, весь из себя красивый, с кардинально новым подходом, настолько новым, что его танк просто резонировал с эпохой и не смог бы получить путевку в жизнь, если бы не три важных нюанса.
Первым стал доклад самого Тухачевского о состоянии дел и проблемах в РККА, изданного им в соавторстве с практически всей верхушкой РККА и под редакцией лично товарища Сталина. Вторым – итог работы комиссии при наркомате Обороны, спровоцированный докладом. И третьим – отчет Тухачевского об Испанской кампании.
В совокупности они ставили большой и жирный крест на таком понятии как "мобилизационный танк" и меняли очень многие ориентиры и взгляды. Настолько, что место легкого танка в боевых порядках занимали САУ, а он сам уходил в нишу разведывательных или посыльных машин, составляя серьезную конкуренцию легким колесным бронемашинам.
Надо сказать, что необычный танк поражал всех военных, которые с ним сталкивались, вызывая у них ощущения чего-то совершенно непривычного и инородного. По словам того же Ворошилова танк выглядел так, будто его к нам прислали из другой эпохи. Не столько в плане технических решений, сколько в плане философии. И подобные реакции были не только у военных. Вот и сейчас, когда Тухачевский с Ворошиловым достали эскизы, подкрепив их металлическим макетом один к десяти, который внесли по их просьбе из приемной, Сталин, Молотов, Каганович, Мехлис и прочие гражданские специалисты сильно оживились, разглядывая необычное порождение бронетанкового гения, рожденного от бурного и воспаленного контакта двух эпох, столкнувшихся в одной личности.
