Владислав Конюшевский - Все зависит от нас
Глава 12
Башка болит... Да и трясёт, отчего голова болит ещё сильнее. Но как говорится — если болит, значит ещё живой.
Блин! Похоже неуловимого Джо, то есть Лисова всё-таки взяли... И трясёт, потому что на машине везут — звук завывающего движка был слышен очень хорошо. Хотел открыть глаз и оглядеться, но не успел. Тарантас подкинуло на кочке и я приложившись многострадальной тыковкой обо что-то твёрдое, опять вырубился.
Когда очухался в следующий раз, чувствовал себя гораздо лучше. Только холодно было, зато трясти перестало. Да ещё и разговор по-французски слышался. Потом беседа прекратилась и послышался звук хлопнувшей двери. Чуть приоткрыл глаз, но ничего не увидел. Попробовал пошевелиться, ожидая, что голова опять взорвётся болью, только всё оказалось гораздо лучше, чем предполагал. Боль была вполне терпимой. Наутро после стакана спирта, я «умирал» сильнее. Зато из отрицательных моментов было то, что руки оказались связаны. А ноги вроде свободны...
Французские партизаны видно заметили, что пленник начал потихоньку ёрзать и в поле зрения приоткрытого глаза появился тёмный силуэт и гнусаво-простуженный голос, на довольно хреновом русском сказал:
— Я вижу, вы уже очнулись? Ну-ну, не надо притворяться, это глупо. Сколько вы ещё сможете пролежать, изображая потерю сознания?
Всё... Похоже писец подкрался окончательный и мои прикидки про англичан были в самую дырочку. Эти орлы знали за кем охотятся, иначе со мной по-русски бы не заговорили. А характерный акцент, почти не оставлял сомнений в их национальной принадлежности. Ладно, будем включать дурака и надеяться на лучшее. Открыв глаза, пробурчал:
— Я и не притворяюсь, морда фашистская!
На то что гнусавого обозвали фашистом, он никак не отреагировал. А остальные в количестве четырёх человек, стоящие в комнате, только хмыкнули. Мда... выходит тоже знатоки языков и поняли, что именно я сказал. Первый, ухватив меня за шкирку, рывком перевёл с лежачего положения в сидячее. На такое обращение, организм отреагировал правильно и меня, в соответствии с диагнозом о лёгком сотрясении, прицельно вырвало в сторону гнусавого.
— Ш-шит!!
Тот проворно отпрыгнув, непроизвольно ругнулся по-английски, окончательно подтверждая мои предположения про лимонников.
— Сэм, ты его так не дёргай, а то он нам здесь всё заблюёт. До вечера нюхать вонь этой свиньи я не хочу.
— Не надо было его с такой силой бить по голове!
— А ты что, хотел, чтобы он нас всех там положил? Я и так удар сдерживал...
С непонимающим видом переводя глаза с одного на другого, слушая якобы незнакомую речь, я улыбнулся и с жаром спросил:
— Так вы не немцы? Союзники да? Французы? Ф-ф-ух! А я думал это гестапо... Тогда почему меня связали? Вы же со мной по-русски говорили и выходит, знаете, что я не немец.
Гнусавый, которого стоящий возле окна здоровяк назвал Сэмом, оскалился, показывая жёлтые лошадиные зубы:
— Мы конечно знаем, что ты русский. И даже зачем ты и твои дружки прибыли во Францию тоже знаем. Собирались договориться с бошами за нашей спиной? Молчишь? Ну-ну... Ничего, ночью мы тебя вывезем с материка, а у нас ты всё расскажешь.
— Вы что ребята — охренели? При чём тут — за вашей спиной? Насколько я знаю, переговоры шли о выкупе некоторых наших людей, находящихся сейчас в концлагере под Мюнхеном. Мы три чемодана денег для этого привезли. Я, обычный охранник и имён их не знаю, но деньги видел сам. У нас с моим командиром и была основная задача охранять эти фунты.
Видно слова про охранника и деньги, были для англичан неожиданны. Сэм, нависнув надо мной, отрывисто спросил:
— Как твоё имя?
Не моргнув глазом, я представился именем сопровождающего из охраны:
— Старший лейтенант Олег Михеев.
— Годдем!
Желтозубый опять ругнулся, но взяв себя в руки, подозрительно спросил:
— А почему ты нам это всё рассказываешь Михеев? Разве эти сведения не являются секретными и ты как коммунист не должен хранить тайну?
— Должен. Только я ещё и реалист. Если начну запираться, то вы из меня если не здесь, то на вашем острове всё равно всё выбьете. А так может быть хоть какой-то шанс остаться в живых. Тем более, особой тайны в выкупе пленных, не вижу...
Вроде бы удовлетворённый ответом, Сэм выпрямился и, обращаясь к остальным, сказал:
— Дьявол, этот красный конечно врёт — какой он охранник без оружия? Вспомни, огонь вёлся только из «Стэна», а будь у него пистолет, мы бы сначала пистолетные выстрелы услышали. Дик, ты что скажешь?
— Скажу, что парень не дурак, с оружием по городу ходить. Слишком это опасно — он ведь не в Москве. То есть, русский, в начале действовал голыми руками. А я ведь сразу говорил, что дипломат не может быть таким прытким. Это точно — боевик из НКВД. Смотри сам, он вчера играючи положил семерых французов и если бы не мой трюк с гранатой, убил бы их всех.
— Лягушатники вообще были готовы разбежаться после первого выстрела, да и бойцы из них как из тебя танцовщица кабаре... Но ты прав, подготовка у парня специфическая. С другой стороны, хоть он и охранник, только ведь глаза у него есть? Что-то видел, что-то слышал, о чём-то догадывается. Так что шефу придётся удовлетвориться им. Тем более, мы вообще в последний момент успели. Из-за того чёртова «мессершмидта», целых два дня потеряли...
Я слушал, как они переговариваются и на душе было крайне муторно. Если меня переправят в Англию, то всё... Разговорить можно любого, как бы он не брыкался и не изворачивался. Так что, лишившись ногтей и с отбитым нутром, я им один хрен всё расскажу. Даже сам не желая этого. Кому как не мне знать, про потрошение пленных... А эти, из Интиллидженс Сервис имеют подготовку не хуже. То есть в МИ-6 по любому попадать нельзя. Во всяком случае — живым.
Вот ведь, когда уже слышал свистки патрульных, то появилась надежда, что Мессинг говорил не про этот случай. Зря, выходит, надеялся... Мне вдруг стало до ужаса страшно помирать. Хоть и знал про следующую жизнь, но вот так, сознательно нарываться на пулю, было очень хреново. Только разболтать всё на допросе, было ещё страшнее. А потом вдруг вспомнил глаза Вальки Лизачева, перед тем как он на гранату лёг. Это ещё под Могилевым было, мы тогда в разбитом доте оборону держали. Фриц сзади подполз и в пролом швырнул свой подарочек. Деваться было некуда, вот Валька на неё и прыгнул. Только он четверых спасал, а я что, трястись буду, когда речь про миллионы идёт? И кем меня после этого назвать можно?
Когда про Лизачева вспомнил, то сразу легче стало. Даже голова перестала болеть, так как решение было принято. Теперь главное — надо будет врагов всерьёз напугать, чтобы они не по конечностям били, а на поражение.
Тут англичане прекратили свои разборки и Сэм опять подошёл ко мне. Остановился, заложив пальцы рук за ремень и уже открыл рот, намереваясь что-то сказать, как послышался звук мотора. Один из захватчиков глянув в окно вышел, а я решив, что лучшего момента не будет, захотел пинком приложить их командира между широко расставленных ног. Но вот не успел. Эта сволочь, даже не особенно торопясь, влепила мне такой хук справа, что я опять кувыркнулся на лавку. Такая каверза со стороны желтозубого была полной неожиданностью, поэтому уклониться не успел, и поймал плюху всей мордой. Сквозь звон в башке услышал удивлённый голос одного из «джимми»:
— Зачем ты его так?
— Да что-то глазки у этого красного забегали. Наверняка гадость сделать хотел. А даже если и нет, то профилактика не помешает...
Этот удар опять вернул пульсирующую боль в затылок и теперь о том, что врага можно спровоцировать на стрельбу и речи не было. Я, как варёный таракан, только на месте мог сидеть, без резких трепыханий. Глядя на мои «плавающие» глаза, лимонники переговорив между собой, развязали руки и набросив петлю на шею, привязали к лавке, посоветовав спать и не дёргаться.
Часа через четыре, уже к вечеру я слегка очухался и решил совершить новую попытку. Для этого попросился в туалет, рассчитывая что всей гурьбой они меня провожать не будут и появиться хоть какой то шанс. Но рыжий Дик посоветовал, если невтерпёж — валить прямо в штаны. Да ещё и заржал при этом, скотина. Но в туалет то хотелось по настоящему! Замёрз как цуцик, вот уже терпёжу никакого и не было. Только я напрасно взывал к человеколюбию и пониманию. Англичане лишь прикалывались.
Ну да — обоссаный пленный, считай уже наполовину сломлен. Человека можно по-разному гнуть. Раздеть например и оставив без штанов приступить к допросу. Или дождаться когда взрослый мужик, сходит под себя. Это сильно выбивает из колеи, даже не очень ранимые натуры. Вообще способов психологически давить пленного немеряно существует, но вот этот, на меня, точно не подействует. Я в прошлой жизни, немецкую порнуху с извращениями видел и не обрыгался, а тут — в штаны надуть... Пфе! Да получите! Лимонники, увидев лужу и мою довольную физиономию, сильно обозлились. Начали вопить, что я — грязная красная свинья и даже хотели побить. Только их порыв был сбит звуком подъехавшей машины. Дик, с ещё одним человеком выскочили наружу, а вернувшись, сказали, что всё готово. Меня отцепили от лавки, опять связали руки и выволокли на улицу.
