Влад Савин - Восход Сатурна
— Испугались значит, что будет, как у нас в сорок первом — выгружают батальон тут, батальон там, штаб и артиллерия вообще неизвестно где? Но чтобы сделать такое в реальном времени, без компьютеров и баз данных? Нет, теоретически можно сетевым графиком. Но размерность? Уважаю!
— Юмор в том, что при таком управлении у немцев не оказалось на самом верху Одной Личности За Общим Штурвалом. К их несчастью, Шлиффен помер, не дождавшись, и замены ему не нашлось. А те, кто стали план «усовершенствовать» и позже осуществлять, сделали это бездарно, так и не поняв его сути, по которой главным была «игра на правого крайнего», пока ударная армия Клюка совершала свой стремительный марш в оперативной пустоте, немецкий центр и левое крыло должны были отступать, завлекая французов. И французы должны были выиграть все сражения кроме последнего. Вышло же все с точностью до наоборот. Итог — не всегда равен сумме. И самое обидное, что винить в этом кайзер должен был не Жоффра, всего лишь гениально сумевшего воспользоваться ситуацией, а собственных генералов! Всего лишь захотевшим исключительно побед.
С самого начала все пошло не так. Никто не считал бельгийскую армию серьезным противником — малочисленная, плохо вооруженная, страдавшая от отсутствия финансирования, совершенно не считавшаяся престижной для службы в ней лучших членов общества, она оказала неожиданно сильное сопротивление. Если Льеж не капитулирует, он будет разрушен воздушным ударом. Этот ультиматум остался без ответа. Тогда цеппелин «L-Z» сбросил на город тринадцать бомб, убив при этом девять мирных граждан. Это был первый в истории воздушный налет. После чего, чтобы убедить коменданта Льежа генерала Лемана сдать город, к его штабу на автомобилях подъехал отряд немецких солдат, переодетых в военную форму, похожую на английскую. К несчастью, адъютант Лемана, полковник Маршан, успел крикнуть: «Это не англичане, это немцы!» — прежде чем его убили. После чего бельгийцы перебили всех немецких «коммандос», не беря никого в плен. Форты Льежа сдались лишь после обстрела из срочно подвезенных 420-миллиметровых мортир. Это бессмысленное сопротивление, принесшее Бельгии огромные беды, задержало Первую ударную армию генерала Клюка на целых два дня, которые, однако, с учетом жесткого графика, были бесценны.
— Как наши котлы сорок первого. Выигрывая время и внося неопределенность в немецкие планы. А бельгийцы молодцы, но каковы же фрицы? «Бессмысленное сопротивление», и тут же сами признают, что это не так.
В первые дни и даже недели казалось, что все идет великолепно. Французы были наголову разбиты в Приграничном сражении, их армия в беспорядке отступала, неся огромные потери даже там, где первоначально предполагалась лишь германская оборона. К сожалению, скоро выяснилось, что маневры и война — это разные вещи, управление войсками было почти повсеместно нарушено. Радиостанции, имеющиеся лишь по одной на каждую из семи армий, работали очень плохо и ненадежно, телеграфные линии портились нашей же кавалерией. Это не портило общей картины побед, но приводило к досадным инцидентам, как у Самбре, когда ясно наметился маневр по типу сорокового года, броском на запад, к морю, разрезать французов надвое, вместо этого Третья армия втянулась в местные бои, принесшие очередную победу, но упустив случайный шанс быстро закончить войну. Если бы явилась тень Шлиффена, она сказала бы, что ваши награды за эту победу куплены ценой несостоявшегося триумфа Германской империи. На правом фланге фон Клюк гнал свою армию по вражеской территории, практически не встречая противника — но скорость самого форсированного пешего марша оказалась все же недостаточной. Это было тем более обидно, что завеса егерей на автомобилях с пулеметами показала свою эффективность, с успехом заменив кавалерийское охранение — результат кампании и всей войны мог быть совершенно иным, будь у Германии в то время несколько дивизий полноценной мотопехоты! Также очень мешало отсутствие войск спецназначения, идущих впереди наступающей армии, чтобы захватывать тоннели и мосты, не давая противнику их взрывать, но сама идея частей, подобных «Бранденбургу», появилась много позже.
— Автомобили в четырнадцатом? А была ли тогда вообще мотопехота?
— Мотопехота, если подумать, была еще у Петра Первого — «корволант» при Лесной, несколько полков, перевозимых на телегах. Умом бы пораскинуть. Автомобили еще не те, так ведь и Бельгия с Францией в погожий и сухой август четырнадцатого тоже не Подмосковье в декабре сорок первого?
— Мужики, я не о том. Если про Шлиффена, то у него слабым местом было то, что он психологически «подвешивал» войну в неопределенность до самого последнего момента — смертельного удара правого крыла во фланг и тыл французам. А у немцев была тогда невероятная черта — в низах орднунг жесточайший, зато каждый командующий армией мог послать на… своего главкома, имея собственное мнение. Ей-богу, закон о сохранении количества бардака, который можно лишь переместить, но не уничтожить. Потому требовалась жесточайшая исполнительская дисциплина и абсолютный контроль, когда каждый генерал должен знать, что при малейшем своеволии он будет тотчас же снят, разжалован и подвергнут чему-то страшному. Вместо этого их главный Штаб отпустил поводья, доверившись «междусобойчику» командующих армиями. И те, радостно повизгивая, устремились за чинами и орденами — бить французов.
Нет, генералы не были пораженцами-вредителями и агентами французского империализма. Они просто искренне не понимали специфики новых условий, когда мало каждому делать свое дело на своем месте, но еще и надо играть на общую обстановку, на соседа. Ладно, что сам Клюк увлекался тем, что шахматисты называют «пешкоедством», здесь и сейчас. Но хуже всего было то, что командармы шесть и семь, Рупрехт и Зееринген, вместо того чтобы стоять в обороне на левом фланге, ломанулись вперед, как бешеные носороги, гоня французов на запад к Парижу — туда, где им по плану Шлиффена категорически не следовало бы быть! А Главком и Генштаб смотрели на это безобразие с олимпийским спокойствием вместо того, чтобы навести порядок. Проблемы со связью — а это трудно было заранее предусмотреть? А можно было еще проще. Как уже в эту, Отечественную войну, в штат наших гвардейских танковых армий официально входило звено «кукурузников» У-2 для связи: часто это оказывалось самым надежным, особенно в наступлении в оперативной глубине, впереди своей пехоты. Аэропланы четырнадцатого года — те же «кукурузники», хорошая погода, расстояние не слишком велико, да и чтобы устроить аэродром дозаправки, достаточно выставить бочку бензина на любое поле. Час-другой лёта — и депеши из армий уже на германской территории с телеграфом или прямо в Ставке.
Но удача и боги войны отвернулись от Германии. Ведь ВСЕ уроки той, прошедшей войны были тщательно проанализированы и учтены. Все — военные уроки. Организация, управление и связь в вермахте на этот раз стояли гораздо выше, чему французов и англичан. «Французские дирижабли, якобы бомбившие немецкие города» — и налет на Фрейбург в мае 1940-го. Единственный цеппелин над непокорным Льежем — и бомбежка Роттердама. Ускоренный марш правого крыла — и танковые клинья. Переодетый германский «спецназ» в Льеже — и Эбен-Эмайль, парашютисты на голландских мостах. Прорыв танковой группы Гудериана был по сути сражением у Самбре в августе 1914-го, на новой технической базе, доведенным до логического конца. Список можно продолжить — но что получила Германия в результате? В ту войну фронт был на чужой территории, вне собственно германской земли, на немецкие города не падали бомбы, Берлин не был взят, а условия капитуляции были намного более щадящими. Все уроки были напрасными — Германия навсегда утратила благосклонность богов войны.
— Вот — все немецкое мышление. Если бы тогда победили. А вот представим — что было бы если, сороковой год в четырнадцатом! «Шлиффен» полностью удался — 4 сентября 1914 года Париж был взят, Галлиени погиб в развалинах, а Жоффр застрелился. Франция капитулировала, полностью потеряв боевой дух (память о разгроме 1870 года была еще сильна; мог сработать психологический комплекс поражения и образ неодолимого врага). Но оставались еще — Англия, до которой не добраться, и Россия, заканчивающая мобилизацию. «Мы вернемся домой до листопада» — по пути на Восточный фронт. В 1914-м у немцев не было аналога плана «Барбаросса» — и при всех недостатках русской армии очевидно: взять Москву и Питер никак бы не получилось, тем более быстро. «Русских невозможно победить, хотя и России трудно быть победительницей». В пятнадцатом году немцы сосредоточили главные усилия на востоке — но не дошли даже до Смоленска. Так что и раньше вышло бы — позиционный фронт у Минска и Полтавы, где русская кровь защищает за английские деньги интерес британского капитала. «Если мы видим, что побеждает Германия — помогаем России, если Россия — Германии». Затем, после нескольких лет бойни — скорее всего, опять революция, сначала в России, затем в Германии. И все как в той истории — что изменилось?
