Павел Мамонтов - Варяг. Обережник
С частокола на всю округу разносились радостные вопли. Строй врагов отступал. Медленно, не теряя порядка, но отступал. В него метали всё, что воин мог поднять и добросить. Мужики в шкурах куда-то испарились. Примерно с десяток их тел валялось в снегу вокруг заимки. Убитых бронных воинов не было видно, но, возможно, товарищи их просто утащили с собой.
Наконец, под градом стрел и обидных оскорблений последние недруги скрылись в лесу, а защитники остались праздновать победу и считать потери.
Убитых среди защитников заимки оказалось трое, ещё пятеро получили небольшие ранения и остались в строю. Ребят Гуннара уложили где-то с полтора десятка – неплохой размен вышел, один к пяти. Если так пойдет и дальше, то от сборной солянки грабителей скоро ничего не останется, но Данила в этом сомневался. Потери были исключительно среди «ополченцев»-чудинов, которые позарились на чужое добро. Основной костяк викингов не пострадал, и стоит им прорваться за частокол, исход боя будет очевиден, ведь матёрых воинов у Гуннара гораздо больше.
Данила завтракал вместе со всеми в бараке и обратил внимание, что его клонит в сон. Вот это новость! Раньше он не обращал внимания на недосып, всегда успевал выспаться потом, и свежий воздух способствовал хорошему сну. А теперь прям зевота напала. Может, стресс и усталость так сказались? Самое фиговое, что в ближайшие несколько дней спать спокойно точно не придётся.
Воислава тем временем занимали менее отстранённые мысли: вернулись разведчики, посланные им в ночь, доложили – врагов не меньше сотни, то есть два к одному на нынешний состав защитников заимки.
– Может, выйдем и ударим? – азартно предложил Шибрида. – У них большая часть – чудь и прочий сброд.
– А варягов ты забыл? – спросил Вуефаст, кроме него, в комнате Завида совет держали ещё Скорохват и сам Завид. – Если с ними их хотя бы десяток, то они разорвут нас и не почешутся. Надо стоять за стенами, батька, припасов хватит. А этой ночью гонца выслать.
– За стеной битвы не выиграешь, – тем не менее проговорил смущённый Шибрида.
– А то я не знаю. – Вечно спокойное лицо Вуефаста внезапно озарилось улыбкой, правда, эта улыбка скорее походила на оскал волка, увидевшего рядом одинокого оленёнка. – Но и мечом стену не пробить, а вот голову о стену разбить можно. Было время, сам Святослав Игоревич за стенами сидел, да всё равно он из Доростола вырвался. А если что… мёртвые сраму не имут, но лучше уж побольше ворогов с собой забрать, а для этого на стенах надо стоять, батька.
– Не торопись в Ирий, брат. Мы ещё погуляем на моей заимке. Ты лучше расскажи: тот варяг, Ингельд, слыхал о нём?
– В Ирий все попадём в своё время, кривич, – ответил с тем же оскалом Вуефаст. – А о Ингельде я слыхал, с Владимиром он пришёл, из Новограда, когда тот княжий стол свой добывал. Князь его заметил и обласкал, землю дал. Отметину на роже видели? На Доброполье получил, от гридней Артёма Серегеича, говорят, за это Ингельд дюже христиан невзлюбил. Это всё, что знаю.
– А дружинник твой, Воислав Игоревич, Данила Молодец, он тебе кто? – осторожно спросил Завид.
– А что тебе за надобность?
– Ты сам слышал, Воислав, – если отдашь его варягам – они уйдут. А там, может, от Гуннара и другие воины разбегутся.
– Хм… дело говоришь. А может, ты сам в заложники себя отдашь? Глядишь, и чудины уйдут от крепости. А там мы варягов с викингами как-нибудь разобьём.
– Зря ерепенишься, Воислав, – покачал головой Завид, – я чту богов и их законы. Вам ли это не знать, – охотник торжественно обвёл всех взглядом, – поэтому и спрашиваю тебя, кто тебе Даниил Молодец? Если ты готов пролить за него кровь свою и своих людей, то пускай, но если не хочешь… я могу виру за него заплатить, сколько скажешь. Всё по Правде.
– По Правде, это ты верно сказал, Завид. Так вот слушай: Даниил – тот, кто согласился пролить кровь за меня и моих братьев, и со своими братьями я тоже буду сражаться за него. Так тоже по Правде?
– Тоже, – согласился Завид.
– Десять варягов, Воислав, – это очень много, – подал голос Путята, пряча взгляд.
– Батька, разреши слово сказать, – гневно раздувая ноздри, попросил Скорохват.
– Говори.
– Ты, Путята, говоришь, варягов много, а сколько было ведунов на капище, куда твоих людей уволокли? А Даниил пошёл их освобождать. В первых рядах пошёл, не испугался – ни железа, ни ворожбы. Он тебя защищал на вече. А теперь что же, мы должны отдать доброго парня, потому что разбойники так велели? Прости, батька, ты знаешь, я тебя уважаю, как отца родного, но Перуну я не кланяюсь, и если уж нужна ему жизнь Даниила, пусть сам её возьмёт.
– Верно сказал, – согласился Воислав, – обиды я на тебя не держу, Скорохват. Если так выйдет, Перун сам решит, какую жизнь ему брать: Даниила или кого из нас.
Низкий трубный рёв разлился над окрестностями, пронёсся над частоколом, проник в комнату, где держали совет обережники и охотники.
– О, вот и гости пожаловали, – сказал Воислав, – вовремя, скоро узнаем, кому жребий выпал. Или, Завид, откупиться попробуем?
Охотник дёрнул щекой.
– Мои люди вчера тоже погибли. Встретим как надо, не переживай.
Нурманы катили к воротам таран. Нурманы, потому что это они, скорее всего, решились залезть в неказистое сооружение и первыми принять на себя удар. Первым полагались не только плюхи, но и самые богатые трофеи.
Данила в этот раз стоял на защите ворот, таран ему казался каким-то живым существом, идущим именно по его душу. А сновавшие позади лучники в примелькавшихся шкурах казались не людьми, а слугами его. Может быть, так и появлялись все эти мифы про чудовищ и упырей, их прототипами были люди, а не нечисть.
«А как же та русалка?» – спросил внутренний голос. Данила вспомнил и содрогнулся. Нурманы с тараном показались уже не такими страшными.
На забороло поднялся Воислав, обошёл, всех приободрил, Данилу походя хлопнул по плечу.
– Други, покажем татям негодным, кто мы есть. – Рядом уже начали летать стрелы, Воислав поймал одну рукой, да так в ладони и переломил: – Вот что мы с ними сделаем!
Такой поступок впечатляет, по крайней мере, Данилу действительно удивил: ему бы так научиться. Смола и кипяток меж тем уже были готовы, камни и пудовые колоды сложены на стенах. И солнышко светило. А светлый день всегда помогает тем, кто твёрдо стоит на своей земле.
С частокола полетели в ответ стрелы, защитники крепости тоже били правильно: не высовывались во весь рост в бойнице, а вставали слева от просвета и, едва выглянув, били вправо. Прямо как в строю.
Но и чудины показали, что может лучник, когда видит, куда стрелять. Почти беспрерывно стрелы с широкими наконечниками влетали в прогалы между зубцами.
Немногие другие с дробным стуком втыкались в частокол чуть ниже. Стрела такая особо страшна для бездоспешного человека, широкое жало разрезает плоть, легко вспарывает артерии, и, даже едва коснувшись, пролетая, она распарывает кожу, одежду и мясо под ними.
То один, то другой воин на частоколе с воплем валился на землю, зажимая кровоточащую рану.
Все стрелки скопились перед воротами, задавили сплошной массой стрел, не давая высунуться, в ответ по ним уже никто не стрелял. После стрел в ход пошли копья и даже камни из пращей.
Клек со своей пристяжью спокойно ждал, когда атакующие выдохнутся. Зря они всей кучей сразу стрелять начали, выдохнутся скоро, не может лучник выпустить два десятка стрел и не устать. Скверный полководец Скряга, вот Воислав – другое.
Обстрел и в самом деле начал ослабевать, вместо стрел за частокол стали лететь редкие копья, зато громко застучали заступы по ледяному валу – таран стал прогрызаться к воротам.
Батька в который раз не оплошал и вовремя подал сигнал – длинно завыл волком. Клек перехватил пролетевшее кстати копьё (свои сулицы приберёг) и с короткого замаха отправил его вниз, в кучу копошившихся у вала врагов, вместе с другими стрелами и копьями, слаженно брошенными со стены.
Надсадный рёв, крики и стоны. Лучники будто опомнились и снова засыпали ворота и гребень частокола стрелами. Зато звуки колки льда ненадолго прекратились.
Снова провыл волк, и теперь за ворота полетели уже не сулицы, а булыжники и пеньки, в ответ снова град стрел и копий.
«Эдак они по нам всё за один день расстреляют, экие неумехи! Главное, чтоб молодые выдержали, как там они?» – Клек оглядел друзей.
Данила, как и все, пережидал обстрел, ныкнувшись за частокол. Потом вместе со всеми метал копья, бросал камни, прикрывал тех, кто лил вниз кипяток. Попутно увидел, что таран, теперь походивший не на дракона, а на червя, вгрызается в намороженный лёд перед воротами. Сходство было очень даже велико: воины, прятавшиеся под навесом из дерева и шкур, откалывали ледяные куски, а те, кто стоял за ними, отгребали обломки дальше, выбрасывали сзади из тарана.
