Гегемон Греции! (ЛП) - "Chen Rui"

Лисиас мог только молчать, но вскоре он был очарован открывшимся перед ним зрелищем: Ряды высоких деревянных шкафов аккуратно расставлены в зале, разделяя большое пространство на проход, по которому могут пройти бок о бок всего три или четыре человека. Каждый деревянный шкаф открыт, разделен полосой дерева на небольшое прямоугольное пространство, в котором находятся тома книг или материалы, собранные из папируса или пергамента. Перед этими книжными шкафами находится зона с множеством деревянных столов, за которыми сидят всего несколько человек, спокойно читающих книги.

Книголюб Лисий не смог удержаться от слов: «Здесь так много книг!».

«На самом деле, их не так много, поскольку большинство книжных шкафов в задней части пустуют. В конце концов, прошло менее 20 дней с тех пор, как библиотека была закончена». — Затем Анситанос эмоционально продолжил: «Архонт Давос призвал граждан Теонии вынести из дома свою собственную коллекцию книг, позволив библиотеке скопировать и хранить ее здесь. После этого мы также выгравировали имена граждан, пожертвовавших свои книги, на каменной табличке. В то время многие горожане откликнулись на его призыв, из-за чего писцы библиотеки были слишком заняты…».

Посмотрев в направлении пальца Анситаноса, Лисиас увидел несколько каменных табличек, установленных с левой стороны от входа в библиотеку. Ранее он просто смотрел вперед и не замечал их.

На каменных табличках были густо выгравированы имена людей.

Затем Лисиас заметил, что написано только первое имя, за которым следовало название книги.

«Это… это…». — Он в недоумении коснулся названия.

Глава 377

«Да, это рукопись 《Истории》 Геродота, а также дневники и материалы, записанные им во время путешествий. Когда сгорела Турия, его потомки, спасаясь от огня, не вынесли ничего, кроме этих драгоценных материалов. После этого они пожертвовали все библиотеке!». — Взолнованно сказал Анситанос.

«Я… могу я взглянуть?». — Хотя семья Лисиаса испытывала трудности в Афинах, он ни у кого ничего не просил. Но сейчас он с нетерпением смотрел на Анситаноса.

Однако Анситанос покачал головой: «Лисиас, оригинальная рукопись «Истории» Геродота и материалы являются самыми ценными сокровищами Теонии». — Анситанос указал вверх, где находится второй этаж библиотеки: «Из-за своих обязанностей и исследований, только государственным деятелям Сената и ученым Академии Теонии разрешено входить туда. Но они даже не могли вынести конфиденциальные материалы и могли только читать их там».

«Однако, если ты присоединишься к Теонии, ты станешь деканом Института литературы, согласно обещанию архонта Давоса, тебе будет дозволено проверять любые книги и материалы в библиотеке».

Лисиас стоял на своем месте, его выражение лица изменилось. Хотя он пробыл в Теонии всего два дня, он был потрясен тем, как этот энергичный и быстро развивающийся город-государство с короткой историей придавал большое значение знаниям и культуре. Они даже разработали множество систем и построили множество объектов, чтобы подчеркнуть их важность и обеспечить их развитие и наследование, таких как Академия Теонии, Зал мудрецов и недавно построенная библиотека… При своей великолепной культуре даже Афины не имеют таких систем и объектов. Здесь уважают знания и ученых, занимая такое важное положение, как Теония, — рай для ученых, где они могут в полной мере реализовать свой талант!

Поразмыслив, Лисий принял решение: «После возвращения в Афины я обсужу это со своей семьей и решу, когда приехать в Турии».

«Великолепно!». — Анситанос был вне себя от радости и, выйдя вперед, похлопал Лисиаса по плечу и сказал: «Архонт будет в восторге, когда узнает, что в Теонии появится еще один знаменитый греческий ученый! Поверь мне, в Теонии тебе будет лучше, чем в Афинах!».

«Тсс!». — Библиотекарь высунул голову из-за стойки регистрации и сделал жест тишины.

Анситанос мог только извиняюще кивнуть.

В это время Лисиас сказал с обеспокоенным выражением лица: «Анситанос, насколько я знаю, ты декан Института литературы».

«Меня больше интересует история. Скорее, я лишь неохотно согласился стать деканом Института литературы по просьбе Архонта, потому что в то время не было никого компетентнее. Но на это было потрачено слишком много времени, которое я должен был потратить на написание своей книги. Теперь есть ты, более способный и обладающий более глубокими литературными достижениями, чем я, чтобы занять это место, и я не могу быть достаточно счастлив…». — Анситанос говорил много, не думая.

«Благодарю тебя, друг мой!». — Лисиас улыбнулся и поклонился Анситаносу. Его сердце внезапно облегченно забилось после того, как он наконец принял решение. Он посмотрел на бесчисленные ряды книжных шкафов, тянущиеся вглубь огромного пространства перед ним, наполняя воздух странным запахом дерева и бумажных обрывков. Он сделал глубокий вдох и почувствовал некоторое опьянение: «Я проведу здесь остаток своей жизни!».

«Анситанос, если тебе удобно, не мог бы ты отвести меня на встречу с тем, кого ты назвал «Божьим избранником» и непобедимым Давосом. Я хотел бы сам увидеть, каким великим человеком должен быть тот, кто основал Академию Теонии и построил библиотеку?». — Его глаза были полны любопытства и тоски.

***

После того как корабль карфагенского посланника приплыл в знаменитый на все Средиземноморье круглый военный порт Карфагена, карфагеняне накинулись на появившегося посланника, чтобы узнать о результате переговоров.

Когда они узнали, что мирное соглашение подписано и что им нужно только заплатить определенное количество продовольствия, золота и серебра, чтобы продолжать владеть несколькими городами, включая Лилибей, Эрикс и другие города-государства на западе Сицилии, все ликовали, а некоторые даже проливали слезы.

Сицилийская война, длившаяся несколько лет, стоила Карфагену большого богатства, и многие его граждане также были убиты в этой долгой и жестокой войне.

Особенно во время первой войны Карфагена с Дионисием, тираном Сиракуз, когда шофет Гимилько во главе своей армии одержал большую победу в самом начале и дошел даже до города Сиракузы, но из-за вспышки чумы они пострадали так, что только десятки кораблей с трудом смогли вернуться в порт.

Узнав об этой трагической ситуации, карфагеняне собрались в порту, расспрашивая о своих родственниках. Узнав, что пятьдесят шестьдесят тысяч солдат (не считая наемников) либо погибли на Сицилии, либо попали в плен, по всему побережью раздались стенания и крики убитых. Это был самый мрачный день в Карфагене, и весь город был охвачен горем.

Все надели черные одежды, все дома закрыли двери, чтобы не видеть гостей, приостановили свои дела, и даже храмы были закрыты…

Напротив, знатность среди знати в карфагенской политике, Магониды, происходившие из материнского государства Карфагена, царского рода знаменитого финикийского города — Тира, монополизировавшие карфагенскую политику в течение почти 200 лет, теперь, наконец, оказались под угрозой. После катастрофического поражения карфагенской армии под предводительством Гамилькара, патриарха Магонидов, от сиракузского тирана Гелона в битве при Гимере более 70 лет назад, имя Магонидов стало ассоциироваться с поражением в заморской экспедиции. И на этот раз ситуация была более серьезной, так как почти все в карфагенской армии погибли, но Гимилько не погиб на поле боя, как его предок. Вместо этого он бросил своих товарищей и солдат и в одиночку бежал обратно. По карфагенским законам такой акт дезертирства достаточно, чтобы быть наказанным распятием, но из-за статуса Магонидов как царей в Карфагене, патриарх Магонидов был временно освобожден от наказания. Однако на этом буря не закончилась: карфагенская элита, и без того недовольная Магонидами, использовала горе и гнев граждан, чтобы добиться реформ.

Гимилько, неудачник, опозоривший свою семью, понял, что ситуация крайне неблагоприятна для Магонидов. Поэтому он исповедуется богам в своем грехе, каждый день надевая дешевую и изношенную льняную одежду и отправляясь в главный храм Мелькарта в Карфагене в надежде искупить таким образом свою вину. Но в конце концов преследования, насмешки и унижения горожан заставили его сломаться, и через шесть месяцев он заперся дома и покончил с собой. К сожалению, этого публичного акта искупления все же оказалось недостаточно, чтобы сохранить власть Магонидов.