Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий

— Так что? — посмотрел я на Тимофея, который превратился в статую. — Берешь ее в жены? Она ради тебя отказалась царицей Египта стать. Решай.

— Царицей Египта! Ишь ты! — не выдержал Главк. — Феано наша, и вдруг царица! Да убей меня гром! Ты чего раздумываешь, дурень! Хорошая ведь баба! А щенка, что она нагуляла, прокормим!

Воины, стоявшие полукругом, слушали, раскрыв рты. Такое можно до старости рассказывать, и за это еще и поить бесплатно будут. Да, у них любовь. Но ребенок… Афины — это не Фракия. В этом городе обычаи весьма суровы. Женщине с внебрачным ребенком выйти замуж очень сложно, только если за бедняка. А за состоятельного землевладельца — нечего и думать, ни одна семья не пойдет на это. И если у нее сын, то прав он никаких не иметь не будет, всю жизнь считаясь то ли приживалой, то ли батраком. Про наследование даже речь не идет.

— Царевич Мегапенф, ее сын, после смерти отца получит город Амиклы в Лаконике, — сказал я. — Он не станет претендовать на наследство твоих детей.

— Царевич? — ошалело переглянулись афиняне. — У него город свой будет? Так это что, нам царица вчера вино наливала? Ну, дела-а…

— Уф-ф! Отдай мне ее в жены, царь! — заявил Тимофей, который вышел из ступора. — Я за нее выкуп богатый заплачу.

— Сколько? — едва сдерживая смех, спросил я. — Она моя родня. Дешево не отдам.

— Двадцать мин золота! — гордо выпятил он грудь, и по всей площади разнесся протяжный вздох.

— Мало! — ответил я, введя людей в оторопь.

— Сорок! — выкрикнул Тимофей.

— Мало! — в тон ему ответил я.

— Сорок три! — в сердцах сказал Тимофей. — Это все, что у меня есть!

— Мало! — снова сказал я.

— Я еще столько же за себя дам, — скромно обронила Феано, и народ на площади начал искать, где находится сердце. Да я и сам не на шутку удивился. Сумма эта настолько чудовищная, что не каждый царь за дочь в приданое даст. Да и не у каждого царя она просто есть.

— Мало! — опять сказал я, и по лицу Феано потекли слезы.

— У нас больше нет ничего, — всхлипывая, произнесла она и крепко вцепилась в руку Тимофея.

— Мою долю возьми, царь, — вышел вперед Главк.

— И мою!

— И мою! — послышалось из строя афинян.

— Мне ваше золото без надобности, — ответил я, покачав головой. — Себе оставьте. Вы же Линдос оружием брали? Он по всем обычаям ваш. Вот его мне и отдайте. Честь по чести, по договору.

— Да забирай! — хором заорали афиняне. — Нам он все равно без надобности. Мы тут уже взяли что хотели.

— Целый город отдают за какую-то бабу! — простонал трибун Пеллагон за моей спиной. — Рассказать кому, не поверят ведь.

— Поверят, — успокоил я всех. — И не только город, но и остров к нему в придачу. Поликсо и Тлеполем отсюда Родосом правили. Договор на ступенях храма Великой Матери зачитают, а потом в камне выбьют. Чтобы никто не сомневался.

Зачем мне нужен был весь этот цирк? Пиар! Пиар, будь он неладен. Я еще песню своим школярам закажу. О великой любви Тимофея и Феано. Как безродный наемник, служа царю Энею, получил в жены ту, кто отказался ради него пойти за самого фараона. Он отдал за нее Родос, а она принесла в приданое целое царство. М-да… Над приданым мы еще поработаем, но после такого все пассионарии этого мира будут мои с потрохами. Успех одного сподвигнет на свершения тысячи, а мой град на холме засияет еще ярче. Еще несколько таких историй, и косный, застывший мир, где столетиями не меняется ничего, провернет ржавые шестеренки, проснувшись от вековой спячки. Ведь именно этого я и добиваюсь: перезапустить умирающую цивилизацию, где привыкли считать правильным только то, что делали деды и прадеды. Надо будет удвоить количество аэдов и подумать о переводе песен на лувийский и ханаанейский. Пора расширять аудиторию.

— Приданое будет достойным, — милостиво кивнул я. — Феано — женщина из царского дома. Она не пойдет замуж как нищенка.

Та-а-ак! Ведь я как знал, а потому запустил план Б еще до своего отплытия. В Энгоми уже привезли Лаодику, самую красивую из дочерей Приама. Ей семнадцать, она три года как вдова, и прямо сейчас ее усиленно натаскивают для будущей роли. Лаодика, конечно, схватывает не так быстро, как Феано, но тоже вариант вполне рабочий. Только с языками у нее куда хуже. Феано уже бойко лопочет на аккадском, египетском и ханаанейском, и даже умеет читать.Но зато во всем этом есть немалый плюс. Феано уж очень простовата для той роли, что была ей назначена. Тут царская кровь нужна.

— Пеллагон! — повернулся я трибуну. — Ты же родом отсюда. Города на Родосе должны либо принести мне присягу, либо их придется разрушить. Их жителей я изгоню, а на их место завезу людей с Кипра. Лучше договорись по-хорошему, я не хочу понапрасну лить кровь. У тебя три месяца. Если мы этого не сделаем, получим новое пиратское гнездо, еще хуже прежнего. С Поликсо у меня хотя бы договор был, с этими же нет вообще ничего. Их старейшин потом ко мне привезешь. Буду с ними пить и дарить им подарки.

— С людьми покойной царицы что делать будем? — спросил трибун. — Они с моря живут, государь. Их на землю не посадишь.

— Не можешь предотвратить — возглавь, — ответил я подумав. — Кноссо пусть их к себе заберет. Корабли в царский флот зачислим, их самих поставим на довольствие. Грабить будут, как прежде, но только по моей команде. Доля, что шла Поликсо, теперь пойдет мне. Ведь я законный царь Родоса. Я его только что на Феано поменял. У меня и договор с печатью будет, и пусть кто-нибудь попробует его оспорить.

* * *

Неделю спустя. Энгоми.

Как узнать, что моя жена опять родила дочь? Правильно, по глазам. Они у нее красные, как у кролика. Креуса ревет уже какую ночь, и даже то, что я вернулся, не слишком сильно исправило ситуацию. Она свой долг понимает буквально. Царица должна рожать воинов, и точка. Девки — это ее личный позор, производственный брак и провал на семейном фронте. И даже то, что Клеопатру я люблю до безумия, никак на ее личные представления о жизни не влияет. Долг женщины царского дома перед династией вколочен в нее намертво. Он для нее куда важнее, чем личное счастье и любовь к детям. Может, это и правильно. Может, это я чего-то не понимаю…

— Иди сюда! — шепнул я, движением ладони прогнав служанок из спальни и прижав ее к себе. — Ну чего ты ревешь? Родишь еще сына, какие твои годы. А мне и девочка в радость. Я может, всегда дочь хотел, а теперь у меня их аж две.

Я ведь не вру. Я действительно всегда хотел дочь, но не дал бог. Этого не понять тому, кого не обнимала маленькая девочка, которая любит тебя всей душой. Любит не за что-то, а просто так. Ни с чем этого чувства не сравнить.

— Тебе других жен нужно взять, господин мой, — твердо произнесла Креуса. — У царя Сидона дочь в возраст вошла. И у царя Библа целых две. А если с Египтом все получится, то и оттуда пришлют царевну. Они этого не любят делать, как я слышала, но за корабль меди согласятся точно. А если уж и так не выйдет, возьмешь кого-нибудь из моих племянниц. Там уже подрастает несколько.

— Даже речи быть не может, — решительно произнес я. — Большую кровь хочешь получить, царица? Хочешь увидеть, как после моей смерти дети страну в клочья разорвут? Забудь.

— У нас один сын, — вздохнула она. — И боги могут забрать его к себе в любое время.

— Тогда нужно будет передать трон зятю, — ответил я ей. — Так у хеттов заведено было. Да не изводи ты себя. Имя не придумала еще?

— Не посмела без тебя, — удивленно посмотрела на меня Креуса.

— Пусть будет Береника, — ответил я, подумав, и она равнодушно кивнула. Ей без разницы. Что-то меня продолжает тянуть в сторону Египта. И неудивительно.

Креуса хорошеет, и даже роды не портят ее. Ей ведь всего-то двадцать, и из робкой, стеснительной девчонки она превратилась в зрелую, очаровательную женщину. Моя жена бледна, как и все знатные дамы, а ее милое личико с огромными глазами, опушенными длинными ресницами, покрыто дорожками слез. Она вздохнула и крепко обняла меня, а высокая грудь кормящей женщины крепко прижалась, отвлекая от вопросов наследования и высокой политики. Я не выдерживаю и тащу ее на кровать. Я соскучился.