Волк 10: Лихие 90-е (СИ) - Киров Никита
Только куда это они поехали вдвоём? Неужели Елагин решил действовать сам, хотя я предупреждал его. Когда Мишаня придёт в себя, обсудим. А раз он снова остался один, придётся пристроить его куда-нибудь к себе, чтобы больше не искал, куда податься.
В реанимацию нас не пускали, парни сидели в коридоре на скрипучих ободранных сиденьях у стены. Я подошёл к ним.
— И чё теперь? — спросил Женя, поднимая голову. — Та тема с Чечнёй всё? Как теперь людей собирать, их же только Елагин знал. Даже Мишаня не в курсах, он местных не знает.
— Посмотрим, Жень.
— Пасли их, — задумчиво произнёс Слава. — И засаду устроили грамотную. А вот на тебя не смогли.
— Потому что не знали, где я буду, действовали по обстоятельствам, прямо на месте. А здесь готовились.
— Я тут покручусь на всякий, — Слава глянул на коридор. — Пока охраны нет. Если кто явится, познакомимся.
— Хорошо, — я кивнул. — Женя, дай ему… подарочек. Только не светись и не попадайся, Слава. Сейчас нас за любую мелочь прикрыть могут.
Женя аккуратно подал Славе пакет, в который был завёрнут пистолет, и поднялся. Таким подавленным я его давно не видел. С Мишаней они друзьями не были, но всё равно мы давно его знали, и та совместная тема теперь под угрозой. Вопрос о том, как продолжать, был хороший, мы не знали, как выходить на тех людей, что нашёл Елагин. Сначала надо будет искать общих знакомых. Позвоню Машукову, может, он чего подскажет.
Но сначала другие дела, потому что покушение было не одно, и, возможно, будут ещё.
А на выходе из больницы мне позвонили. Номер не определился.
— Здравствуйте, Максим Михайлович, — вежливо произнесли с той стороны. — Вот, снова с вами говорим, второй раз за сегодня.
— Добрый вечер, Андрей Семёнович.
Я посмотрел на визитку, чтобы вспомнить его имя-отчество. Андрей Семёнович Румянцев, генерал ФСБ, хотя на визитке звание не было записано.
Только про что он хочет поговорить? Устроил ли Григорьев фиктивное покушение, сразу выдав про бомбу в машине? Или его обнаружили? Здорово я со всем этим рисковал, но крупная фигура на нашей стороне может резко изменить все расклады, и прикрыть меня во время того, что я хочу сделать.
— Наслышан о ваших приключениях на Ваське, — продолжил он своим тоном. — Машинку жалко, конечно.
— Человек погиб сегодня, — сказал я. — Хороший человек.
— Тут да, печально, — он ненадолго замолчал. — Но могу сказать, что прибывших специалистов из Веги отзывают назад. А то они… слишком за многое взялись в один день. Но если кто-то остался и собирается продолжить свои дела… сообщите мне сразу в любое время дня и ночи, если узнаете. Вопрос закроем быстро.
— Понял.
— Для друзей Ремезова я готов на многое.
Да, как же, для друзей Ремезова. Значит, бомбу ему всё-таки заложили, и Румянцев теперь рвёт и мечет, чтобы найти хвосты и кого-нибудь наказать. И сразу делает вид, что заботится обо мне.
Но зато с таким прикрытием мало кто решится на повторное покушение в ближайшие дни. Значит, надо продолжать в том же духе. Кравцову достанется ещё больше уже завтра, когда выйдут газеты.
В машине телефон позвонил снова:
— Ну что, Волков? Звонил тебе наш друг? — голос Григорьева звучал очень довольно.
— Будто ты сам не знаешь.
— Всё прошло в лучшем виде. Он со мной даже лично поговорил, когда я его «предупредил», — он выделил это особой интонацией. — Поблагодарил, визитку мою взял, к себе в управление звал.
— Вот и славно.
— Пара человек из этих московских гостей в больничку угодила. Поехал с ними разговаривать, чтобы всё рассказали. Но ты это, звони сам, Волков. Мы тут все в одной лодке.
— Конечно, — я хмыкнул.
В одной лодке, ага, конечно. Но зато он думает, что сам провернул эти схемы и не понял, что им воспользовались. Пусть так всё и остаётся. Но для одного вопроса он мне нужен прямо сейчас.
— Ты лучше скажи, подполковник, кто стрелял в моих друзей? И кто напал на журналиста?
— Выясню, — пообещал он.
— Выясни. Это очень важно.
Ведь даже если люди Кравцова отошли, местная братва-то никуда не делась. Их-то огласка не остановит, а бронированной машины у меня больше нет.
До следующей больницы ехать пришлось долго, почти час. Так же легко попал внутрь. Для журналиста Апрельского выделили отдельную палату, кто-то договорился ещё до того, как я приехал.
Рядом с кроватью уже столпилась куча мужиков, которые беспрерывно курили. Коллеги журналиста? Пригодится.
Сам Апрельский лежал на кровати, накрытый одеялом. Один глаз заплыл, лицо опухшее, лоб перевязан. Правая рука в гипсе, к левой подцепили капельницу.
— У вас тут хоть топор вешай, — сказал я, отмахиваясь рукой от клубов дыма. — Накурили, хоть бы окна открыли.
— Я твою сенсацию, Волков, даже не услышал, — Апрельский чуть приподнялся на локте левой руки, но сразу устало опустился назад. — А уже за неё получил сполна, ха!
Он и остальные засмеялись. Ну хоть чувство юмора у них есть, не унывают. Думаю, многие из них такого навидались, а то и испытали на своей шкуре.
— Простой разбой, — сказал он. — Вернее, хотели его инсценировать, будто обычные бандиты ограбить меня хотели, и в процессе случайно нанести травмы, несовместимые жизнью. Не в первый раз, кстати, такое со мной. Едва отбился, вспоминал молодость. Но всё равно навтыкали, будь здоров.
— В прошлом году так же было, — сказал морщинистый мужик с седыми усами. — Тогда тебе башку пробили, Лёша, из-за того расследования с финской водкой. Говорил я тебе, не лезь в эту тему.
— А вы его знакомый? — с подозрением спросил его рыжий сосед, глядя на меня.
— Кто они? — я посмотрел на Апрельского. — Твои коллеги?
— Да. Я же их собирал из-за тебя сегодня, только хотели собраться за столом в кафешке, а сидим в больнице. Какая хоть сенсация-то? Говори и знай, всё до каждого слова напечатаем, ничего не забудем.
— А если забудем, — рыжий заржал. — То сами чё-нибудь придумаем и допишем.
Все засмеялись снова. Я оглядел собравшихся. Эти журналюги не испугаются, напечатают, что я сейчас скажу. А в 90-е они ещё могли принести много проблем даже высокопоставленному чиновнику или офицеру, генерал Горностаев убедился в этом на собственной шкуре.
Только собрался говорить, как подумалось, что именно сегодня я заявлю о себе громче, чем раньше, уже на всю страну. Если раньше обо мне никто и не слышал, то теперь знать будут многие. Директор ЧОП, глава службы безопасности комбината, бизнесмен и прочее, тут уж как подадут.
— Генерал Кравцов из департамента экономической контрразведки занимается крышеванием крупных промышленных предприятий, устраняя несговорчивых владельцев, — заявил я. — Как и меня сегодня, используя спецназ. Но не только…
Ремезов тогда говорил, что не хочет выносить сор из избы. Но я его предупреждал, что если дойдёт до крайних мер, то использую всё, что знаю, и полковнику пришлось с этим согласиться. Он даже сам подсказал мне то, о чём я раньше мог только догадываться. Он только попросил не использовать это без нужды, только если не останется другого выхода.
Может быть, Ремезов бы и сейчас попросил, чтобы эта история не вышла за пределы Конторы, ведь тень ляжет на них всех. Но вряд ли самого Кравцова заботит репутация службы.
А ещё сегодня пролилась кровь, и генерал ответит за это по полной.
— Но это не самое страшное, — продолжил я. — Генерал Кравцов связался с иностранными разведками, чтобы продавать за рубеж секретные разработки в области вооружений и ракетных технологий. Он крышует передачу оружия кавказским сепаратистам с армейских складов и прямо с заводов в очень крупных размерах. А ещё продаёт китайцам засекреченные исследования и оставшиеся образцы биологических разработок и вирусов с закрытых советских объектов. Это только то, что я знаю, но знаю я каплю в море. Несколько контейнеров его коллеги-контрразведчики смогли остановить на границе, а сколько не смогли или он прикрыл? Очень много. Всё это — государственная измена.