СССР: вернуться в детство 3 (СИ) - Войлошников Владимир

Я вынужденно согласилась.

— Поэтому давай, вон кусок бересты: я копаю, ты рассыпаешь под ёлками.

Дальше мы колупались молча, пока Вова не сказал: «Пока хватит», — и начал выгребать землю из ямки на край этой лесной могилы. Хорошо, почва лёгкая в этом месте оказалась, песок с какой-то чёрной штукой, похожей то ли на мокрую сажу, то ли на ил. Вернее всего, и то и другое. Тут у нас пожары частенько в апреле-мае бывают, да и летом случается. А ил могло с речки нанести, когда дожди, она повыше поднимается.

Просить, чтоб я ему помогла с трупом, Вовка не стал, а когда я сунулась, скупо велел:

— Не лезь! — сам перетащил его в канавку, сам засыпал рыхлой землёй, сам утрамбовал как следует, закрыл обратно отвёрнутым дёрном, остатки земли сгрёб на изрядно измочаленную бересту, рассыпал подальше. А бересту в речку выкинул.

Полить бы ещё, но нечем. Мы рассмотрели вариант переложить все книги из ранца в портфель, и ранцем зачерпывать, но по некотором размышлении отказались. А вдруг на кожзаме следы останутся? Лишние, тысызыть улики. Ну, нафиг. Вовка немножко потаскал кепкой, дёрн по «шву» полил, чтоб быстрее корешки схватились, да и на саму могилку тоже. Земля тут и так не сильно сухая, да чтобы дёрн пересушить — это сколько усилий приложить надо!

…

22. ЖИВЕМ ДАЛЬШЕ

ПОВАЖНЕЕ ЗАДАЧИ ЕСТЬ

Мы отмыли в проточной воде маленькой речки руки и лица, но вид у нас был, честно скажем, помятый, о чём я немедленно сообщила мужу.

— Да и пофигу. Если что, скажем: в школьном дворе подрался.

— От мамы мы ещё нормальные ушли, — напомнила я.

— Хм. Тогда по дороге. У кулинарии, допустим, там общаг аж несколько, вечно шпаны полно. Стали приставать, денег требовать. Никого из них не знаем.

— Вполне рабочая версия, — согласилась я, и мы бодрее потопали домой. — Знаешь, Вовка, я не могу отделаться от ощущения полнейшего равнодушия к произошедшему. Неправильно ведь, а? Я вроде как переживать должна.

Муж пожал плечами:

— А чё на нём циклиться? Это гнида. Мы его вычистили. Мир стал лучше. Возможно, я стал хуже, — Вова посмотрел на меня своим фирменным взглядом «я плохой», — но это не точно, я лично считаю, что поступил абсолютно правильно, а, может быть, даже парочку грехов этим поступком скостил*.

*Старое-престарое выражение,

ещё времён счёта на счётах,

когда передвигали их косточки.

Скостил — косточки со счётов сбросил.

Да уж. Кто бы мог подумать, что на нас такая мразь из леса вылезет.

Ну и хорошо, что именно на нас.

Причапали мы до дома, и Роб сразу заскакал вокруг, а потом навострил уши, подозрительно принюхиваясь, особенно к Вове. Бабушка увидела нас, крыльями захлопала, дескать: как же это вы, ушли и потерялись! Я, конечно, сразу сказала:

— Смотри, баб, какие мы зато книжки купили! — и пошла в большую комнату, вроде как показывать. Книжки бабушка тоже любит (не так страстно, как мы, но всё же) — и это позволило Вове спокойно пройти в комнату, взять чистую одежду и без палева, пока я, как на ярмарке, расхваливала покупки, проскользнуть в ванную. Вышел он, блестя волосами. Я вопросительно подняла брови.

— В машинку сунул, — ответил он на невысказанный вопрос.

Да, старая «Сибирь» перекочевала на дачу, на случай, если вдруг экстренно что надо постирать. Я всё порывалась купить ещё одну «Вятку», но до покупки кормов крупные траты пока откладывала.

— Что, Вова, брюки замарал? — неожиданно проявила проницательность бабушка.

— Н-но. Да, пришлось подраться сегодня немножко. Пока его по земле валял…

— Шпана, чтоль, пристала? — предположила бабушка. — Вы хоть как-нибудь другими дворами ходите, что ли, вдруг запомнили вас…

— Не переживайте, баба Рая, — усмехнулся Вовка. — Больше не пристанут. А если пристанут — драться я умею. И даже люблю.

Бабушка цыкнула зубом:

— Смотри, Ольге бы не надавали.

— Ну, вы что! Конечно!

Мы ещё пообсуждали тонкости и возможности драк — и тут с вечерней управки прибежал Рашидка. Сразу в душ — чтоб на ночь запахи смыть.

— Картошку жареную будете? — заторопилась накрывать на стол бабушка.

— Да мы так-то у тёть Гали поели, — ответил за нас обоих Вовка.

— Ну, супчик? Лёгонький, куриный, с лапшичкой?

— Домашней?

— Ага.

— Ну давайте, за компанию.

Ещё бы! Вовка домашнюю лапшу очень даже уважает.

Посидели мы, повечеряли вчетвером. Рашидка теперь безвылазно сидел на даче. Ему осталось прийти на три итоговых экзамена и получить финальную бумагу — «Аттестат об окончании основной общеобразовательной школы», так теперь это называлось. Наиль со старшим Рашидом начали строить дом на двоих, и старший Рашид был немало удивлён, когда младший принёс свою долю: двести честно заработанных рублей (это они с Вовой втайне ото всех договорились).

В семействе дяди Рашида раньше как-то сильно всё было впритык, я помню, как бабушка одно время досадовала, что не получается у них уложиться от зарплаты до зарплаты. Чуть не каждый месяц тётя Валя прибегала перехватить то десять рублей, то двадцать до получки. Потом железно отдавала, а через три недели снова прибегала… За этот год с подработками у нас в «Шаман-камне» они раздышались. И молоко каждый день, и продуктами мы Тане с Иркой за гулянье с козами хорошо подкидывали, да целая Рашидкина хрюша — ничего себе! Столько мяса для городского советского жителя — невиданная роскошь, правда. Тётя Валя деньги за дойку не брала — боялась потратить. Лежали они в кубышке у бабушки, и к двадцатым числам мая, к покупке бруса на дом, накопилось аж четыреста восемьдесят рублей. Но когда начинается стройка, понятное дело — то одна внезапная трата вылазит, то другая, и тут двести Рашидкиных рубликов оказались более чем приятным сюрпризом.

Рашид убирался у хрюнделей каждый вечер. Когда нужно, помогал Вове и в зверюшнике, и с закладкой парников, да и всякое по хозяйству, а в таком деле работы эти нескончаемые. Раз в неделю Рашидка запрягал Дульсинею и ехал до заготконторы, сдавал собранные за прошедшие дни яйца. Назад привозил денежки и квитанцию, и иногда — мелочёвку, которую на строительном рынке попутно покупал.

Вовка, кстати, поднял ему зарплату и вполне убедительно доказал, что надо держаться с нами, и тогда будешь получать не семьдесят рублей, а все двести, а то и триста. Вот ка-а-ак начнём шубы шить! Да, это у меня Наполеоновское.

За ужином Рашидка похвастался, что, как и договаривались, сходил до цеха производственного обучения «Труд» и всё на счёт обучения порасспросил.

— По шитью есть три специальности: закройщик, мастер по пошиву и портной.

— И в чём разница? — удивился Вовка.

— Портной — это два в одном, и кроит, и шьёт, — вставила свои пять копеек я.

— Понял. А обучают сразу всему или как?

— Там два этих… ну… вида, что ли, — Рашидка сбегал до прихожей и притащил сложенную вчетверо бумажку. — Смотрите! Я вот выписал, — он торжественно развернул перед нами свой док у мент, — есть портной верхней одежды пальтово-костюмного ассортимента. А есть лёгкого платья.

— О! Пальто — это шикарно! — обрадовалась я.

Я, на самом деле, думала, что лёгкое Рашиду не очень подойдёт. Можно, конечно, но женщины как-то не очень к портным-мужикам идут (это из личных наблюдений, настаивать не буду, может, у кого-то и иначе). А вот где пальто — там и шубы. А у нас куча шкурок лежит…

— А по шапкам? — уточнил Вова.

— И по шапкам есть. Мастер по пошиву меховых изделий.

— Длинно как! — с некоторым неодобрением в голосе высказалась бабушка. — Раньше называли: «скорняк» — и всё понятно.

Бабушка, в общем и целом, выбор Рашидом специальности одобряла и в обсуждениях принимала деятельное участие.

Рашидка сложил бумажку и спрятал в карман рубашки:

— Сказали, скорняк — это который ещё и выделкой занимается, ну, как деда Ваня. А у них только шьют.