Темноводье (СИ) - Кленин Василий
«Да блин! — закатил глаза Дурной. — Я же думал, что прошел испытание…».
— Не переживай, парень, — улыбнулся Галинга. — Успокою я тебя насчет моей дочери.
…В тот же день собрал старый князь народ прямо посреди стойбища. И объявил свою волю.
— Дочь мою получит лучший. А вот как его выявить? Долго думал я — и нашел способ. Все знают, что в дочери моей течет кровь великого Бомбогора. Лучшего из князей. И была у Бомбогора ценность великая — золотая пектораль. Всегда носил он ее на своей груди и пренебрегал ради нее любым другим доспехом.
— Ха! Не сильно-то она ему помогла! — выкрикнул долговязый жених Джагда.
— Смерть приходит к любому, — моментально отбрил его Галинга. — Но прежде чем сдохнуть, добейся того же, что успел сделать Бомбогор!
Весельчак только промолчал в ответ.
— В общем, отдам я дочь мою, Чакилган, тому, кто принесет мне золотую пектораль Бомбогора!
— Старый, ты ополоумел! — вскипел тут же «мажор» Суиткен. — Как ее найти? Двадцать лет ничего про нее не слышали. Может, давно лежит в степях за Шилкаром. Или в Мукдене, где Бомбогору голову отсекли…
— У тебя дед богатый, Суиткен, — хмыкнул Галинга. — Поезжай в Мукден, глядишь, выкупишь.
— Так знать бы точно, что она там… Кажется, старик, ты решил свою дочь безмужней оставить!
«Мажор» был в ярости — и это мало сказать. Понятное дело: он-то первым прискакал свататься. Думал, что всё у него на мази, а тут какие-то уроды нарисовались: один дикарь таежный, второй вообще — лочи! И добыча ускользает! Еще и старик окончательно сбрендил, задачки, как из древних сказок задает.
Суиткен растолкал людей и пошел к своей юрте, пиная по пути собак. Санька смотрел ему в спину, а в животе у него ныло нехорошее предчувствие.
— Убедился? — шепнул потом Галинга Саньке. — Внучок Балдачи верно говорил — никому ту пектораль не найти. Так что и Чакилган я никому другому не отдам.
— А я как же? Я ее где найду?
— Ты над другим трудись, лоча. Твоя забота — будущее. А там глядишь, и я слово свое поменяю.
Ох, не походил Галинга на человека, который свои слова меняет… Да и не всё он предвидел в своей хищной прозорливости.
В ту же ночь в лесу случился страшный пожар.
Глава 45
На фоне черного неба полыхающие деревья выглядели страшно и зловеще. И, хотя, все понимали, что по снегу огонь далеко не распространится, народ вывалил за околицу, любуясь на опасную красоту. Разумеется, ни с того, ни с сего пламя так сильно разгореться не могло. Чохарские батары оседлали лошадок и двинулись к пылающему холму, чтобы выяснить: нет ли врага поблизости или, хотя бы, какого-нибудь злоумышленника. Остальные же выбрались на открытое место (но, на всякий случай, недалече от стойбища) и смотрели.
Казаки тоже присоединились к общему лицезрению, не отходя от своей землянки. Потому-то они раньше всех услышали странный шум из самого сердца селения. Раздался явный звон сабель, заголосили бабы…
— Какого черта?! — вскинулся Дурной и кинулся к дому Галинги.
А там… Народ уже стекся ко входу, у которого в распахнутом халате орала толстая даурская баба!
— Ой, украли! Украли раскрасавицу!
Дурнова ледяной стрелой пронзило! С нехорошим предчувствием он растолкал толпу и подбежал к тетке.
— Кого украли?! Говори!
— Чакилган-красавицу! Ворвались в дом, схватили, замотали и на коня кинули!…
— Кто?!
— Да откуда ж я знаю…
Санька в ужасе стал озираться. Вокруг никаких коней даже видно не было.
— Куда? Ее к Зее повезли?
— Нет, нет, — загалдели очевидцы. — Туда-туда, на север поскакали.
Логично. Запалили лес на юго-западной стороне, чтобы все туда отвлеклись, а потом захватили девушку и ушли в другую сторону. Но кто же это мо…
— Где Суиткен? — заорал Известь, побледнев от гнева пополам со страхом. — Кто-нибудь видел Суиткена?
Все вокруг пожимали плечами, и только один мальчишка лет 12-ти растерянно махнул рукой на полуночь.
— Туда поскакал…
— Аааа! — заорал Дурной, сжав кулаки. Он так и знал! Эта тварь поняла, что законно девушку не заполучит — и украл ее.
«Что же вы все стоите?!» — хотелось ему заорать. Но сдержался. Вокруг, в основном, стояли бабы, дети да старики. Немногим же мужчинам не на чем было догонять «мажора» — в стойбище ни одного оседланного коня. Все конники во главе с Делгоро уехали на огонь смотреть. Так что надо к табунам идти, коней арканить, седлать их…
— Погоди-ка, — остановил он сам себя.
Всё равно ведь жинкэрцам нужно будет к Зее ехать. То есть, на восток они завернут. Но сначала им придется северный холм объехать. А это длиннющий лесной язык! На конях они в лес не сунутся — там еще такой снег стоит, что кони увязнут.
— А лыжи — нет!
Санька уже цеплял стариковы лыжины, пока идея еще только оформлялась. Надо идти наперерез, прямо через холм. И там, в следующем распадке, встретить подлого Суиткена. С легкой пальмой — заменявшей ему обе лыжные палки — он бодро побежал на северо-восток. По ровной долине бежалось даже чересчур легко. Адреналин и страх потерять любимую подгоняли отлично! А вот, когда подъем начался…
Дурной выдохся очень быстро.Висел на копье, едва не выплевывая легкие, но снова и снова заставлял себя идти вперед. Отличные широкие лыжи помогали, как могли — подбитый снизу мех топорщился и не давал лыжнику скатиться обратно. Но шагать вверх нужно уже самому.
Санька полз, наверное, вечность. И уже не мог поверить, когда поднялся на седловину холма. Опоздал? Нет? Вообще, Дурнову казалось, что за прошедшее время уже до самого Амура можно было доскакать, а не то что до Зеи. Увы, сквозь частокол леса, да еще и ночью ничего нельзя разглядеть.
— Значит, вперед, — не дав себе отдохнуть, Известь оттолкнулся и пошагал вниз.
Противоположный склон холма оказался пологим и очень длинным. Санька разгонялся всё сильнее, помогая себе черенком пальмы и часто-часто мысленно крестился: только бы не угодить в яму засыпанную снегом. Лес потихоньку редел, ехать было всё легче. У Дурнова даже дыхание выровнялось, но сердце по-прежнему отчаянно стучалось о грудную клетку.
Когда он, наконец, выбрался из леса в длинную безлесую кишку огромной пади, всё было так отлично видно, что Санька аж испугался: «Я что всю ночь до утра ехал?». Но это сделала полная луна, которая, наконец, выбралась из-за горок и светила на землю во всю свою унылую харю, окрашивая снег в нежно-голубой цвет. Преследователь огляделся.
Пусто.
«Неужели проехали?! Но им же вчетверо большее расстояние нужно проехать!».
Собрав волю в кулак, Дурной покатил по чистейшему следу, ровную гладь которого портили только периодические пунктиры звериных следов. Поднявшись на очередной взгорок, он моментально рухнул на четвереньки: примерно, в километре от него, копошилось какое-то большое черное пятно. И, судя по всему, двигалось оно медленно. Съехав вниз, беглец из будущего перехватил пальму покрепче и заскользил к врагу.
Ночью, да на открытом месте звуки разносятся очень далеко. Вскоре Санька стал слышать похитителей. Слов, конечно, не разобрать, но голоса злые — они явно ругались.
«Тем лучше!» — усмехнулся Известь и ускорил шаг. Он был максимально собран, дыхание не сбивалось. Нельзя ему ошибиться. Слишком многое от этого зависит.
Поразительно, но он был уже в десятке шагов, а его еще не заметили. Похитители вообще не двигались, а сгрудились в кучку. Многие спешились и почти все смотрели в противоположную от Дурнова сторону. Парень на ходу сбросил с ног лыжины и тут же утоп глубже, чем по колено. Только тут на шум обернулся один из дауров, тот, что сидел на коне.
Известь сунул руку за отворот тулупчика. Там у него загодя были нашиты удобные ножны. Три шутки. И в каждых лежало по особому ножу… Когда после визита Делгоро ножей у ватажников стало в избытке, Дурной выпросил себе три штуки. Снял накладки, облегчил рутоятки, как мог. С помощью Корелы подправил форму, превратив все три клинка в равносторонние треугольники и хорошенько заточил. Метать ножички Известь любил с детства, и здесь снова начал практиковаться. Когда в стойбище Галинги начались состязания, его подмывало похвастать хоть каким-то своим выдающимся умением (дауры упражнялись в метании топориков, но вот ножами не баловались — просто их охотничьи ножики для того не приспособлены). Подмывало сильно, но он сдержался! Зато сохранил умение в тайне.