Андрей Посняков - Зов Чернобога
— Ну, как знаешь, — кивнул Келагаст и взглянул на быстро удлиняющиеся вечерние тени. — Скоро уж должны и пожаловать, Да вот не они ли кричат?
Ажлак прислушался. И в самом деле, где-то недалеко, за елками, послышались голоса.
Младший сын старосты Хянди — высокий, у верейный в себе парень с рыжей шевелюрой и нагловатой улыбкой на тонких губах — вспрыгнул на перегородивший тропку упавший ствол липы и, обернувшись, протянул руки следовавшей за ним девушке — светловолосой, сероглазой, хрупкой. Вообще-то, Хянди она не очень-то нравилась — уж больно худая, — да вот батюшка приказал привести, нельзя ослушаться.
— Ну, чего ты, Колма? — Парень подмигнул. — Прыгай!
Опершись на его руку, девчонка ловко перепрыгнула упавшее дерево и повела плечом. Сын староста бросил на нее насмешливый взгляд.
— Что, замерзла?
— Да нет, — Колма улыбнулась. — Просто боязно что-то. И в самом деле на том лугу много колокольчиков?
— Полно, — засмеялся Хянди. — На десяток венков хватит. *
— Мне б на три только… — тихо прошептала дева.
— Интересно, кому подаришь? — как бы между прочим поинтересовался Хянди.
Колма вдруг отвернулась и запунцовела. Сын старосты ухмыльнулся — давно уже прознал, что неравнодушна к нему эта светлоокая дева. Прищурив глаза, Хянди взял девушку за руку, прошептал в ухо:
— Если вдруг мне пришлешь — я приму. Колма вздрогнула, попыталась вырваться, но сын старосты не дал, обнял, поцеловал жарко в губы, зашептал слова любовные. Девушка уже не вырывалась, размякла.
«А она ничего, — думал сын старосты. — И грудь не такая уж и маленькая…»
— Нет, нет, не надо… — тяжело дыша, шептала девушка. — Не…
— Я бы взял тебя замуж. — Оторвавшись от девичьих губ, Хянди принялся целовать нежную шею. — Пошла бы за меня?
— Пошла бы.
Руки парня уже деловито задирали юбку, обнажая стройные бедра… Колма вдруг тихо вскрикнула, серые глаза ее округлились от ужаса.
— Там!… там… — закричала дева. Хянди обернулся и увидел быстро идущих по тропе людей, в которых тут же признал собственного отца, старосту Келагаста, и колдуна Ажлака.
Колма попыталась было бежать, но Ажлак быстро схватил ее за руку и мерзко ухмыльнулся:
— Ну, пойдем со мной, дева.
— К-куда? — заикаясь, переспросила девушка.
— Узнаешь…
— Но я не хочу никуда идти, я бы лучше…
Деву уже не слушали. Схватили за волосы, ударив ногой по ребрам, затащили в ельник, рывком поставили на колени перед рогатым идолом. Колма в ужасе закричала. И крик ее тут же захлебнулся кровью — зашедший сзади Ажлак ловко перерезал девушке горло кривым широким ножом. Захрипев, несчастная повалилась наземь.
— Прими нашу жертву, Семаргл! — вымазав руки кровью, громко воскликнул Ажлак и упал на колени рядом с холодеющей жертвой. По знаку отца то же сделал и Хянди, да и сам Келагаст ткнулся коленями в мох.
Восславив древних божеств, все трое встали. Ажлак кивнул в сторону трупа девушки;
— Заберем ее с собой, к селищу.
— Это зачем еще? — удивился староста. — Лучше бы здесь оставить, звери бы обглодали… Не догадался бы кузнец Рауд, что сделалось с его младшей дочкой. Хянди, никто не видал, как вы уходили?
— Никто, — ухмыльнулся Хянди. — Я все сделал как учил дядя Ажлак… Легко было уговорить эту дуру.
Подтащив убитую ближе к селищу, бросили труп в траву рядом с тропою чтоб можно было заметить хотя бы не издали, а так, проходя рядом.
— Ну, вот и все, — усмехнулся староста.
— Нет, не все, брате! — Ажлак с усмешкой вытащил из-за пазухи маленький серебряный крестик на тонкой цепочке. Нагнулся, вложил в мертвую руку. — Вот теперь и впрямь все… — Он перевел взгляд на Келагаста; — Кажется, ты давно хотел прибрать к рукам Хундолу и посчитаться с людьми креста? Теперь у нас появился повод.
— Верно. — Староста рассмеялся, —А ты далеко не глуп, Ажлак! Только вот поверят ли в то мои люди?
— Поверят. — Ажлак показал на Хянди. — Пусть твой сын спустится к реке и незаметно уведет вниз по течению пару челноков да там их где-нибудь и утопит.
Келагаст одобрительно засмеялся и повернулся к сыну:
— Исполни все в точности, парень!
Поклонившись, рыжеволосый Хянди исчез в зарослях ивы. Келагаст с Ажлаком переглянулись и неспешно направились по тропе к селищу. Едва успели отойти, как появились идущие с покоса девы с венками из ромашек и клевера. Прошлись по тропе, одна вдруг нагнулась, вскрикнула… Все завизжали, подзывая идущих позади мужиков.
Ни Хянди, ни староста, ни коварный старец так и не заметили, что из кустов орешника за ними следили чьи-то внимательные глаза. Большие, цвета луговых васильков и синего летнего неба.
Пашозерские пришли к вечеру. Явились со стороны Черной реки, прошлись по хундольской дороге и, не заходя в селение, сразу двинулись к монастырю. Колокол как раз созывал отшельников к вечерне, и над лесом, озерком и лугом разносился малиновый благостный звон. Никифор самолично забрался на башню, видел, как вышли из лесу пятеро вооруженных рогатинами людей в круглых, отороченных белкою шапках. Узнав среди идущих Сагарма, пашозерского старосту, вспомнил, как еще по зиме вылечил его дочку. Стоявший рядом брат Андрей тоже узнал гостей и заулыбался. Хоть и славно жить в отшельничестве, а все ж радовались послушники новым людям, тем более старым друзьям.
— Приветствую тебя, брате Никифор! — подойдя к воротам, прокричал Сагарм — высокий, ловкий, с широкой каштановой бородой и такого же цвета кудрями.
— И мы всегда рады гостям, — вышел навстречу пашозерцам настоятель. — Да пребудет с вами Господня милость. — Никифор перекрестился. — Поздорову ли в вашем роду?
— Поздорову, — ответил Сагарм и тут же вздохнул: — Поздорову, да не все. Молодой Юкса, из лучших наших охотников, занемог в лихоманке. Вот и пришли к тебе, брате Никифор. Не пошел бы ты с нами, не посмотрел бы болящего?
— Конечно, схожу. — Никифор кивнул. — Пока соберусь, вы в трапезную зайдите, откушайте что Господь дал!
Заглянув в свою келью, монах сложил в заплечную суму висевшие на стене сушеные травы, топленый барсучий жир, еще какие-то снадобья в плетеных березовых туесах. Выйдя на двор, обратился к гостям:
— Я готов, братие! — И предупредил послушников: — Вернусь завтра к обедне.
Не так уж и далеко было идти до Паш-озера по хундольской дорожке мимо Черного озера, вдоль болотины, дальше — берегом неширокой Сарки-реки, а там уже и вон они, селища пашозерцев. Зимой на лыжах по охотничьим тропкам и не один раз можно было туда-сюда сбегать, от обители до Паш-озера. Сейчас, правда, болот по пути много, но и так идти недолго, к ночи вполне можно добраться, к тому же ночи сейчас стояли светлые.
Юкса — молодой веселый парень — метался в бреду, горячий, как угли. Прочитав про себя молитву, Никифор подержал его за руку, приподнял пальцами веки, оглянулся.
— Хорошо бы положить его в отдельную хижину, и чтоб никто туда не входил, кроме того, кто ухаживает за больным.
— Сделаем, как скажешь, — согласно кивнул Сагарм и, отвернувшись, тут же отдал распоряжения слугам.
Никифор наклонился ближе к больному, приложив ухо к груди, послушал дыхание.
— Я дам ему отвар и оставлю вам травы, — распрямившись, произнес он. — Кто пользует больных в селении? По-прежнему старая Аньша?
— Она.
— Пусть. Трав и Аньша знает изрядно. Если Юкса не умрет до утра — значит, будет жить.
Юкса не умер. Наоборот, напоенный отварами, уснул, дыхание его было еще слабым, но уже не таким прерывистым, как прежде. Сагарм радовался.
— Не знаю, как и благодарить тебя, Никифор!
— Благодарите Господа. И не забудьте натереть болящего на ночь барсучьим салом.
Простившись с пашозерцами, Никифор перекрестился и направился в обратный путь. Шел не спеша, наслаждаясь утренней свежестью, запахом сладких луговых трав и первыми лучами солнца. Выйдя к Черному озеру, повернул, огибая Хундолу и таким образом укорачивая себе путь. Внезапный порыв ветра принес свежий запах пожарища, Никифор повертел головой, увидав поднимающийся за лесом дым, резко прибавил шагу. Вот и болотце, ручей, озерко… А вместо обители — догорающие головни и трупы послушников. Все восемь, они лежали головами в сторону озера Злого духа.
Глава 11
НА ЖИВЦА
Июль-август 868 г . Южное Приладожие
Мы несколько иначе смотрим на разбои, упоминаемые летописцем… Отождествление их с классовой антифеодальной борьбой нам представляется натяжкой, данью концепции о феодальной природе Киевской Руси.
И. Я. Фроянов «Древняя Русь»Плохое место между речками Воложбой и Чагодой: болота, овраги» ручьи — неудобь сплошная. Однако кому как, народа вокруг немало кормится —– из Нево-озера вверх по Сяси-реке плывут на ладьях-насадах купеческие караваны, затем — по Воложке, а потом, сгружают товары, вытаскивают суда, волокут до Чагоды, потом — до Мологе-реке, а уж там прямая дорожка до Итиля, к булгарам, в Хазарию, а через Хвалынское море — в Персию. Оттого и сел здесь много — редко сеют да пашут смерды, все больше на волоках промышляют. Кому помочь, кому ладейки подремонтировать, кому и обходной путь-волок показать, хоть и не прямой, да удобный — по ручьям, по озеркам, — все меньше с ладьями таскаться. Тут же и разбойный люд своим промыслом занимается. Их так и прозывают, волочных татей, — «с волочи, мол», — «сволочи». Конечно, на крупный караван силенок у них не хватит, а вот мелкий — в две-три ладьи — вполне пограбить могут. Товары себе заберут, иногда и ладейки, а купцов да приказчиков — под гать, в болотину. Много болот в местах здешних. А вокруг — леса, леса, леса без конца и без края. Куда ни кинь взгляд — шумит, колышется зеленовато-голубое лесное море. А тати эти, которые «с волочи», в обычный день, пустой, без караванов, люди как люди — зверя лесного бьют, да рыбу ловят, да отобранную у леса землицу-огнище возделывают. Ну смерды и смерды… А только сидят в лесах на высоких деревьях соглядатаи — востроглазые отроки, как покажутся купцы-гости, засвистят, словно соловьи-разбойники, созовут людишек. Те уж смотрят внимательней — какой караван да много ль при нем воинов. Посильней да побогаче пропустят, ну его к ляду, а на тот, что поменьше, обязательно нападут, и тут уж горе купецкому роду-племени. Налетят из лесу с криком, с посвистом молодецким, изрубят гостей торговых, истребят стрелами. Потом трупы в болотины стащат — и снова тишь да гладь кругом, только слышно, как плещется на плесе рыба да журчат ручьи с черной болотной водою.
