Андрей Муравьёв - Паладины
Самые робкие закрыли глаза. Но большинство смотрело вверх, ожидая неизбежного. Того, во что старались не верить. Того, чего думали избежать.
Зоркие даже успели заметить яркую точку, стремительно растущую по дороге к земле, чтобы, соприкоснувшись с куполом дворца, взбухнуть сгустком сметающего все пламени, кипящего буйства, от которого раскаленной лавой потекли каменные мостовые, а ближайшие дома разметало, как ветер раскидывает сухие листья. Над городом расцвел страшный цветок возмездия.
Город посвященных умер… Око за око…
…Улугбек проснулся весь в поту. Ужас все еще сковывал тело… Отдышавшись, ученый попробовал вспомнить все то, что привиделось ему во сне… Огонь, страх… Обреченность и смерть. Страшная, непонятная смерть… Озноб накатывал и отходил волнами, пока голова человека окончательно не прояснилась.
Сомохов встал, взял с лавки, стоящей у входа, кувшин с водой, щедро плеснул в чашку и жадно выпил. Спать не хотелось.
Вокруг храпели в разных позах его похитители. Сам ибн-Саббах всегда выбирал для своего сна отдельное помещение, будь то палатка, комната или даже отдельная мазанка. Но для пленника таких льгот не предлагалось.
Улугбек вытер пот и отдышался. Возвращенный исмаилитом перстень ощутимо нагрелся. Может, дело в нем? Такие сны не посещали его почти год.
Ученый попробовал успокоиться и снова прилечь. Понемногу его дыхание выровнялось. Глаза закрылись и… он почувствовал, как проваливается куда-то в глубину, в темень…
…На верхней площадке пирамиды было холодно. Утро несло свежесть улицам этого прекрасного города. Оно давало возможность каждому его жителю на какое-то время ощутить себя богачом, проводившим большую часть знойного дня в прохладе необъятных залов, у бассейнов и фонтанов. Горожане могли на пару часов забыть о необходимости заботиться о хлебе насущном, о грядках, лавках, тележках и прочих прелестях суетной жизни.
На верхней площадке, продуваемой всеми ветрами, стояли двое: толстоватый коротышка, завернутый в тогу, и обнаженный по пояс стройный белокожий мужчина в шлеме цвета меди.
– Привет, Тот! Давно не виделись.
– И тебе… привет.
Коротышка подобрал полы тоги.
– Меня послал Совет…
– Я думал, что Совет мертв, – спокойно произнес белокожий.
По его телу пробежала еле заметная рябь, отчего на мгновение за силуэтом человека проступили очертания странного существа. Будто большой, покрытый перьями крокодил завозился. Доля секунды, взмах ресниц, и вот уже только человек стоит на верхней площадке главного храма Бога-Птицы.
Двумя ярусами ниже по рядам почтительно приникших к ступеням служителей и жрецов пробежала волна молитвенного экстаза: живой бог редко являл свой истинный лик. Очень редко.
Коротышка продолжил:
– Что бы ты ни думал, но Совет есть! И его решения все так же обязательны.
Он посмотрел вниз, на спины раболепно распластавшихся жрецов.
– Мы больше не должны открыто действовать здесь.
Белокожий пожал плечами:
– Ты появился из ниоткуда… И уже приказываешь мне.
– Не я… Совет! Мне не надо объяснять тебе, что бывает с ослушниками.
Кецалькоатль удивленно склонил голову:
– Ты угрожаешь мне? Здесь?
Собеседник улыбнулся:
– Нет… Напоминаю.
Пауза затянулась. Первым ее нарушил гость:
– Ты слишком давно не был среди равных. Может, тебе интересно знать, что же случилось за то время, что ты провел, играя в Создателя?
Живой бог поднял взгляд на собеседника:
– Мне интересно.
Коротышка оживился:
– Мы потеряли много с гибелью Атланора. Много и многих… Но и приобрели немало. – Он сделал паузу. – Опыт! Горький опыт… После всего Эн-лилю не составило труда убедить Совет дать ему на время диктаторские функции. Смерть требовала отмщения. И мятежником воздалось. – Он придвинулся ближе. – После гибели основного энергетического блока большинство их тех, кто остался жив, вернулись на базу Луны. Часть даже согласилась на перевод на Красную планету, так чтобы с потерей шахт на Земле мы не потеряли добычу. Никто не требовал закрытия проекта. Но все хотели одного… Мести!
Посланник Совета еще раз посмотрел на раболепно согбенные спины молящихся людей.
– Он нашел в чащах Парванакры гнездо мятежников. Оплот посвященных, последних галла. Нашел и сжег их всех. Вместе с детенышами, женами и остатками знаний. Никого не оставил… А после выискал и уничтожил такое же селение в Нуми.
– Ирэм?
– Ирэм многоколонный… Теперь это Ирэм, стертый с лица земли…
– И что дальше?
– И искал мятежников дальше, истребляя их всех, всех, кого находил… Делал так долго… очень долго… до тех пор, пока не начали гибнуть ануннаки.
– Что?
– Не что, а как?! Ученики оказались достойны наставников. Мятежники перестали селиться открыто, зато приобрели навык мимикрии… Гусеница в листве… Они растворились среди смертных, но не оставили войну.
– Абсурд!
– Ох, если бы… Мы только выстроили новые центры добычи… И тут началось… Исчезали управители шахт, гибли начальники участков. Когда зарезали одного из верховных, Совет собрался вновь. Политика снова поменялась.
Белокожий молчал.
– Мы ушли с поверхности… Без энергетического блока нам не добыть необходимых объемов самим, значит, обойтись без смертных мы не можем. Но находиться среди них постоянно отнюдь не обязательно – простая истина… Достаточно влиять со стороны.
Белокожий молчал.
– Тебе неинтересно?
– Мне неинтересно.
Посланник вздохнул, но продолжил:
– Надо создавать большие империи. Их власти будут заботиться о том, чтобы добыть побольше золота. Кто справится лучше, того будем использовать как эталон.
– Но я…
– А у тебя старый, опробованный и забракованный метод. Совет решил, что это уже неприемлемо.
– Это решать мне.
– Нет. Это решать Совету. И он уже определился. Эта цивилизация – гнилая ветвь.
Кецалькоатль молчал, только желваки ходили по лицу.
– Либо через день мы сотрем их с лица земли, либо…
– Что?
– Ты нужен нам. Я не сказал главного. На этой планете мы приобрели слишком много вредных привычек. Партии в Совете не могут поделить власть, дело дошло до открытых столкновений. Эн-лиль снес в бездну города центристов – Содом и Гоморру. Он пробовал установить контроль над космодромом и получил в ответ ультиматум. Теперь земли Синая стали ничейными. Номинально там властвует Инанна, но на самом деле она ничего не решает. Никто из нас не может ничего делать там. Земля без закона… Мы даже не можем выкурить оттуда тех посвященных, которые кусали руку, кормившую их.
– При чем тут я?
– Безвластие порождает беззаконие… Безвластие… Многим надоело это… Твои позиции сильны на Красной планете. Там много твоих сторонников, ты там все еще популярен. Их голоса важны нам.
– И что за это?
– За это мы не будем уничтожать твои города, твои народы… Но и существовать как раньше они тоже не будут.
Белокожий бросил взгляд вниз, на спины молящихся жрецов. Унылый гул поднимался от самых нижних ступеней, долетая обрывками молитвы до верхней, «божественной» площадки.
– Что передать Совету?
Посланник ждал ответа.
Человек в шлеме цвета меди поднял усталые глаза на своего собеседника:
– Передай, что я согласен…
3
Вечером следующего дня исмаилиты остановились на узкой тропке, ведущей куда-то в горы Тавра. Лица обычно суровых арабов разукрасили улыбки, а глаза искрились такой радостью, что ученый не сомневался: они шли к себе домой или в такое место, где им будут очень рады.
– Удачный день, неверный. – Плечо Улугбека сотряс «дружеский» шлепок подъехавшего вождя мятежников. – Сегодня ты будешь ночевать в очень интересном месте. За то, чтобы узнать о том, где оно находится, многие из тех, с кем я воюю, отдали бы мешки золота.
Он остановил лошадь и подозвал одного из нукеров:
– Завяжите ему глаза!
Сомохову осталось только повиноваться. Остаток дня он провел в темноте, держась за луку седла и считая, сколько поворотов делает дорога направо и сколько – налево. Как ни старался русич, но составить представление о маршруте движения он так и не смог.
Вечером с его глаз сняли повязку.
Он стоял во внутреннем дворе большого дома. Гудели рядовые нукеры, расседлывая лошадей и разбирая тюки. Около них вилось с полдюжины местных прислужников в добротных, хотя и небогатых халатах. Дом окружала высокая стена, так что увидеть, что творится снаружи и где они находятся, Улугбеку не удалось. Зато горы, такие далекие утром, теперь буквально нависали над пленным археологом.
– Проходи, будь гостем. – Лицо Гассана лучилось гостеприимством.
Ученый поднялся по ступеням. Неожиданно мимо него пропорхнуло нечто в длинных широких одеждах и, взвизгнув, повисло на шее ибн-Саббаха.
Невысокая женщина, закутанная в лиловую ферадже[77], голову и лицо которой закрывали вуали[78], радостно стрекотала, обнимая предводителя исмаилитов. Улугбек смог разобрать только «наконец-то» и «я так рада».
