Андрей Посняков - Враг императора
За парчовой стенкой шатра послышались чьи-то шаги, слуги проворно распахнули полог, а услаждавшие слух гостей музыканты заиграли какую-то грустную и протяжную мелодию, спутницу дальних кочевий и пахнувших горькой полынью степей.
Нашчи-Гюль – в голубых, с серебристым шитьем, шальварах и украшенном мелким бисером лифе, войдя, низко поклонилась хану и, поправив закрывающее нижнюю половину лица вуаль, изящным движением поправила на голове жемчужную сеточку. Синие глаза девушки сияли, словно два крупных сапфира.
– Танцуй! – властно приказал Сейид-Ахмет.
Кивнув, Нашчи-Гюль обернулась к музыкантам – те сразу заиграли погромче, повеселее, дробно зазвучал бубен.
Юная невольница закружилась в танце, сначала медленно, словно бы робко, а потом все быстрее, быстрее, быстрее. Воздетые к своду шатра руки девушки, казалось, жили своей, особенной жизнью – и танцевали свой танец, угадывая нежную мелодию тростниковой флейты. А все тело танцовщицы извивалось в ритме, задаваемом бубном, – там-там, там-там, там-там-там…
Сброшенная с лица вуаль закружилась, медленно падая на ворсистый ковер. Замедлив танец, Нашчи-Гюль дерзко взглянула на хана, потом обдала жарким взглядом гостей, дернулась, закружилась, с такой страстью, что даже великий хан не смог сдержать довольной улыбки.
А танцовщица распалялась все больше! Вот подпрыгнула… изогнулась – отражая яркое пламя светильников, сверкнула в пупке большая жемчужина – снова подпрыгнула… ухнули бубны… И девушка, словно в изнеможении, упала, прижалась к ковру… Вот встала, поднялась под музыку. Махнула рукой музыкантам – те заиграли тише…
Когда разбило солнце в час рассвета
Шатер в долине голубого цвета,
И ночь скликала звезды в легкий челн… —
негромко начала Нашчи-Гюль, и, в такт строчкам, покачиваясь, медленно пошла по кругу под чарующую мелодию флейты. Тонкий стан девушки блестел от пота, синим пламенем светились глаза, и сама танцовщица казалась такой юной и беззащитной, что у Алексея невольно защемило сердце. Да и сам Сейид-Ахмет, кажется, тоже умилился, с грустным видом внимая волшебным стихам Низами.
И девушка вошла под паланкин,
Повез ее довольный властелин…
Нашчи-Гюль изогнулась, снова пробежала круг на ковре перед великим ханом, вот застыла, словно бы к чему-то прислушиваясь… И вдруг, дерзко сорвав с себя лиф, бросила его к ногам властелина! Погладила себя руками по груди, улыбнулась:
Едва качнул он гибкой пальмы ствол,
Как о шипы все пальцы исколол…
И вновь махнула музыкантам, срываясь в волшебный танец.
Били бубны, тонкими серебряными голосами вторили им струны и флейта. Неистово, неудержимо кружила в танце юная невольница Нашчи-Гюль. Игрушка-рабыня.
Сейид-Ахмет с явным удовольствием смотрел на танцовщицу… А с женской половины шатра, из-за занавеси пристально наблюдала за танцем женщина в зеленой вуали. Вуаль не скрывала глаз – черных, блестящих, полных необузданной страсти и ненависти. Алексей даже поежился – однако Нашчи-Гюль здесь следует быть осторожней! Вот, не успела дотанцевать до конца, как уже вызвала гнев любимой жены хана. Ну конечно, любимой… или – старшей, другой бы здесь наверняка и не было бы… Ах, Нашчи-Гюль, Настя…
Руки девушки, между тем скользнули к шальварам. Лешка с Карваджем одновременно сглотнули слюну – слишком уж эротическим оказался танец! Нет, ну до чего же замечательное зрелище!
Ага, вот Нашчи-Гюль дотронулась до пояса, вот сейчас…
Когда любовь становится алмазом,
Что ей отец, что муж с его приказом?
Ан нет! Шальвары танцовщица так и не скинула! Застыла, упав на колени и обхватив себя руками за плечи. Уронила на грудь голову…
– Прекрасно! – хлопнул в ладоши Сейид-Ахмет. – Откуда ты знаешь Низами, девушка?
– Мой хозяин Халимсер Гали как-то приблизил к себе одного странствующего дервиша… О великий хан! Я так рада, что вам понравился мой скромный танец. Надеюсь и дальше услаждать ваш божественный взор и ласкать слух… и не только слух.
Слова невольницы явно понравились хану. Милостиво махнув рукою, он разрешил Нашчи-Гюль удалиться.
– Я дарю тебе шатер и двух служанок! – небрежно махнув рукою, промолвил Сейид-Ахмет на прощанье. – Мои воины проводят тебя, красавица Нашчи-Гюль… И кто знает, быть может, я захочу видеть твой танец снова?! Может быть, даже сегодня.
Лешка скосил глаза, увидев, с какой злобой дернула шелковую занавесь скрывающаяся за нею женщина.
Великий хан тоже обратил на это внимание. И еле уловимая улыбка на миг искривила его губы.
А Алексей, вдруг обернувшись, встретился взглядом с той, что пряталась за шелковой занавесью. Черные пылающие глаза смотрели на молодого человека… нет, отнюдь не с ненавистью, скорей, с любопытством.
Заночевали здесь же, в одном из гостевых шатров ханского кочевья. Алексей был рад – встреча с ханом прошла весьма продуктивно: были четко определены его приоритеты, враги и возможные друзья. Правда, конечно, во многом все зависело, как уклончиво отметил Сейид-Ахмет – от воли Аллаха, сиречь – от конъюктуры. Крымский хан Хаджи-Гирей, конечно, собака та еще – но ведь куда слабее турок. А вдруг те, овладев Константинополем, захотят наложить свои загребущие лапы на Крым? А там – и на степи и города Большой Орды? И что тогда? А ничего хорошего!
Сейид-Ахмет! Вот он – вполне возможный союзник Константинополя против турок! Пусть мусульманин – и что с того? Великому Хромцу Тимуру его вера ведь не помешала в пух и прах разбить турок в битве при Анкаре и провезти в клетке по городам и весям плененного султана Баязида, который вскоре и умер.
И Нашчи-Гюль, похоже, здесь пришлась ко двору. Ну еще бы!
Рассуждая, Лешка хорошо слышал, как перекрикивалась гортанными голосами ночная стража, как, шумно хлопая крылами, пролетела прямо над шатром-вежей какая-то крупная птица, как ржали пасущиеся невдалеке кони. Травянисто-медовый воздух вокруг казался таким плотным, таким вкусным и тягучим, что его, наверное, можно было есть ложками.
Около шатра послышались легкие шаги, и чей-то тонкий приглушенный голос спросил:
– Господин Алексий? Вы спите?
– Спал, – усмехнулся Лешка. – Покуда вы не разбудили, о шепчущий в ночи незнакомец!
– Прошу простить меня… и мою госпожу. Она очень хочет послушать рассказы ученого человека. И очень вас просит – не отказать.
– Что ж. – Лешка распахнул полог. – Желанье женщины – закон: так говорят у нас, руми. Веди же, таинственный незнакомец!
В темно-сиреневом небе ярко светила луна, сверкали алмазными россыпями звезды.
Было очень тепло, лишь редкие дуновения едва заметного ветерка иногда приносили с реки прохладу.
«Таинственный незнакомец» оказался обычным мальчишкой лет двенадцати, в обычной татарской одежде – широких шароварах, мягких сапогах и просторной рубахе, в кожаной шапочке на бритой – по обычаю – голове.
– Здесь не далеко, господин, – обернувшись, пояснил проводник. – Вон, видите, шатер? Уже пришли. Прошу немного подождать…
Мальчишка юркнул в шатер и вскоре выскочил, радостно улыбаясь:
– Госпожа зовет вас. Входите.
Проводник услужливо откинул полог.
Лешка вошел и вежливо поклонился, увидев сидевшую на кошме женщину в глухом бесформенном покрывале. Голова ее была покрыта длинным платком, изящная вуаль скрывала нижнюю половину лица. А черные глаза сверкали, как звезды!
– Вы – ученый руми, привезший паскудный подарок старой лисы Халимсера? – приглушенным голосом неожиданно осведомилась женщина. – Что ж, думаю, старик вам ее навязал… Паскудница!.. Музаффар!
– Да, госпожа? – в шатер засунул голову давешний мальчишка.
– Никто за тобой не шел?
– Нет, госпожа.
– Спрячься у входа, на своем обычном месте. Если хоть кого-нибудь не углядишь, я велю содрать с тебя кожу.
– Знаю, госпожа, – со вздохом отозвался парень.
А женщина повернулась к гостю:
– Рада, что вы пришли. Не отказали, пока мой супруг тешится с… Впрочем, не будем о нем. Я позвала вас…
– Рад буду услужить. Вы, кажется, хотели…
В этот момент беседу прервал Музаффар:
– Идут Хасия и Зухра со служанками, госпожа.
– Ну наконец-то! – усмехнулась хозяйка шатра. – А то еще подумают невесть что. Впрочем, мы с вами здесь не одни – здесь, на второй половине – мои невольницы. Тоже хотят послушать ваши рассказы – сам господин разрешил нам.
– Охотно удовлетворю ваше любопытство!
Пришли Хасия и Зухра – тоже в закрытых покрывалах – громко приветствовали хозяйку:
– Да не допустит Аллах померкнуть твоей красоте, Гульнуз-ханум.
Гульнуз-ханум, ага! Как видно, эта женщина отнюдь не из последних жен! Хасия и Зухра, как видно, были младше Гульнуз по статусу, поскольку держались довольно-таки скромно, даже, можно сказать, незаметно. Кроме них и служанок, еще приперлись два каких-то совсем уж седых старика лет, наверное, под девяносто, насколько Лешка смог разглядеть при тусклом свете светильников. Молодцы, деды – не теряют вкус к жизни! Тоже пришли прослушать… а, может быть, это Сейид-Ахмет их прислал, присмотреть за своими не в меру любопытными женушками. Наверняка все эти женщины принадлежали к тому высшему слою феодально-кочевой знати, с которым опасался конфликтовать без особой нужды и сам великий хан, а потому многое своим пассиям позволял – к примеру, разговаривать и смотреть на чужого мужчину. Другие бы за такое неуместное любопытство враз поплатились бы, а эти ничего – похоже, этот самый Сейид-Ахмет не какой-нибудь там тиран, а, так сказать, просвещенный деспот. Да и что, в общем, плохого, если изнывающие от безделья и скуки женщины послушают рассказы заезжего путешественника, пусть даже иноверца?! Впрочем, в беседе с ханом Алексей дал понять, что в скором времени собирается принять ислам.
