Терри Пратчетт - Финт
Финт потянулся к бокалу, а мисс Куттс обернулась ответить на какой-то вопрос сэра Роберта Пиля, сидевшего по другую ее сторону.
Вино Финту и впрямь понравилось; и, будучи Финтом, он подумал: «Отличная штука, так что буду пить помедленнее». В конце концов, вино ему перепадало нечасто, хотя Соломон, бывало, покупал немного на Песах – такое сладкое, что аж зубы сводило. Финту нравилось пиво или портер – особенно портер зимой; это все простое питье для простого парня; всякие там сложности Финту ни к чему, а если выпить больше одного бокала этого вина, так ведь сложностей не оберешься.
Соломон ему рассказал заранее, что с каждой переменой блюд подают другое вино; и как, ради всего святого, люди по домам потом добираются? Так что, пока Анджела беседовала с сэром Робертом Пилем, а Симплисити изящно доедала суп, Финт лелеял в руке бокал, потягивая вино мелкими глоточками, по одному за раз. О, ему порою доводилось напиваться вдрызг; поначалу кажется, что мысль хорошая, зато после, когда просыпаешься поутру, смотришь на вещи иначе, и тошерить с тяжелой головой несподручно. Конечно, желудок у него крепкий, его почти и не тошнит никогда; а уж сегодня ему менее всего хотелось опозориться перед всеми этими знатными особами – и на глазах у Симплисити. А Симплисити с него глаз не сводила.
А вот и палтус – прежде чем раскладывать по тарелкам, рыбину торжественно обнесли вокруг стола на серебряном подносе. Палтус был большой, толстый; такого унылого выражения Финт ни у одной рыбы не видел, хотя, казалось бы, если ты такой вкусный с пикантным соусом, то можно было бы и взбодриться малость. К тому времени Финт слегка расслабился: ужин шел своим чередом, гости болтали друг с другом, и было очень даже весело. Еще веселее стало, когда подали жареное седло барашка, чуть желтоватое и довольно жирное; сущее удовольствие для такого энергичного парня, как Финт, хотя он даже припомнить не мог, когда в последний раз так наедался. В мансарде Соломон готовил… сытно, и все. Мяса было мало, оно служило скорее приправой, чем полноценным блюдом, и, как правило, составляло основу густого супа или наваристой каши. Финт чувствовал, что в желудке сделалось тесновато, но хорошая баранина – это ж пища богов; и каким нужно быть нечестивцем, чтобы не воздать ей должного!
Все шло лучше некуда; Финт загодя выслушал Соломонову лекцию на тему того, каким ножом и вилкой есть то или иное блюдо[21], он заправил за воротник салфетку – и да, он, конечно же, станет поступать так каждый вечер. Но Финт понимал, что не уделяет внимания – как можно? – Симплисити, которая, как он видел, очень вежливо слушала очередной Соломонов рассказ, всем своим видом демонстрируя неподдельный интерес, как оно и следует, потому что Соломон способен поведать много всего удивительного.
Финт оглянулся на Симплисити, и в этот самый момент она оглянулась на него и промолвила:
– Забавно, Финт, что вы одеты как уменьшенная версия сэра Роберта, – она понизила голос до шепота. – Вы куда красивее и не хмуритесь так сердито. Но должна признать, вы смотритесь прямо как две горошины в стручке.
– Он куда постарше будет и покрупнее, – возразил Финт.
Симплисити улыбнулась.
– Иногда мне кажется, англичане не слишком вдумываются в то, что говорят; если заглянуть в гороховый стручок, так увидишь, что горошины все разные. Стручок формирует их, и каждую – по-своему.
Финт глядел на девушку с открытым ртом. Потому что, во-первых, он осознал, что частенько лущил горох для Соломона, но ни разу даже не задумался о том, какой там горошины формы; а во-вторых, Симплисити рассказала ему нечто новое. И ведь не в первый раз, подумал он. Да, Симплисити совсем не так проста.
Девушка тихо рассмеялась.
– Финт, вы ничего обо мне не знаете.
– Так я надеюсь, что кто-нибудь когда-нибудь позволит мне выяснить больше, правда?
– У меня очень толстые ноги! – сообщила она.
В трущобах шансы хоть сколько-то растолстеть невелики; но Финт в жизни не слышал, чтобы девушка жаловалась на слишком тонкие ноги, так что в наступившей внезапно тишине он ответствовал:
– Не хочу показаться неделикатным, мисс, но это вопрос личного мнения, вашего, понятное дело; своего мнения я, увы, пока не имел возможности составить.
По залу раскатился хохот – даже не то чтобы раскатился, так, прошелестел, – подумал Финт; тут и там раздавались вариации на тему: «Чтоб мне провалиться!» И тот не поддающийся описанию звук, что издают джентльмены, притворяясь, что шокированы, когда на самом-то деле им просто смешно, а кое-кто так даже и вздохнул с облегчением. «Великолепно, достойно знаменитого Красавчика Браммела!» – заявил кто-то, кажется, Чарли.
Соломон не изменился в лице, как будто ничего не слышал; Анджела, благослови ее Господь, сдавленно хихикнула. Это очень полезно, подумал про себя Финт, она ведь хозяйка и невероятно богата, и ясно дает понять всем и каждому, что ее все устраивает и пусть кто-нибудь только попробует подумать иначе. В конце концов, кому захочется противоречить одной из самых богатых женщин мира?
Повсюду вокруг воцарился уютный гул: гости доканчивали напитки, а некоторые начинали сначала, и в этот момент Финт осознал, что ему позарез надо в сортир, а он понятия не имеет, где это, кроме как, понятное дело, что на первом этаже. В мире неназываемых – настоящих, непредсказуемых, а порою и невидимых – он, конечно, никак не может спросить даму, где тут можно отлить.
Внезапно он встретился глазами с сэром Робертом Пилем: тот усмехался из-за плеча Анджелы, точно кот, заприметивший мышь. Босс пилеров заявил:
– А, мистер Финт, я подозреваю, судя по вашим исканиям, вы стремитесь в некое дарующее облегчение место; позвольте мне проводить вас, поскольку ту же настоятельную потребность ощущаю и я.
Отказаться Финт никак не мог. Сэр Роберт обменялся кивками с Анджелой, увлек Финта из зала вниз по ступеням и наконец ввел в истинный рай: куда ни глянь – красное дерево, сверкающая медь и латунь.
Все искрилось и сияло: дворец как есть. В трущобах сортиры были тесными, грязными и омерзительно воняли; снаружи и то лучше – и многие этим пользовались; а значит, ходить ночами по узким переулкам было приключением весьма рискованным. Соломон, в таких вещах крайне щепетильный, держал переносное ведерко с небольшой отдраенной деревянной крышкой на те моменты жизни, когда надо посидеть спокойно. В обязанности Финта входило выносить ведро в ближайшую выгребную яму, да только они постоянно переливались через край; как бы то ни было, каждую ночь приезжали телеги с бочками для вывоза нечистот, что слегка облегчало положение – рабочие сгребали дерьмо и увозили прочь, заодно с конским навозом. Но как бы часто ни наведывались телеги, сколько бы золотари ни чистили отстойники, от вчерашнего ужина тебя отделяло немногое. Но здесь – о, здесь царило великолепие, и хотя Финт понимал, для чего в полированном красном дереве проделана дыра, воспользоваться ею казалось святотатством. А это еще что такое? Бумажные листы, уже нарезанные и готовые к употреблению; Соломон точно так же поступает с «Джуиш кроникл»; а еще тут были зеркала, и маленькие брикетики мыла в раковине, нежные, и пахли так хорошо – Финт не удержался и прикарманил-таки парочку, несмотря на чужое присутствие, – их же тут так много.
Мгновение-другое Финт ошеломленно оглядывался по сторонам – несмотря на переполненность мочевого пузыря и некоторую нервозность при мысли о том, что он заперт в одной комнате с боссом пилеров. А тот, блаженно развалившись в дорогущем кресле, как ни в чем не бывало прикуривал сигару.
Сэр Роберт Пиль одарил его улыбкой.
– Будьте так добры, не церемоньтесь, мистер Финт; я не тороплюсь и, как вы, наверное, уже заметили, нахожусь между вами и дверью.
Эта информация – в тот самый момент, когда Финт только подступился к блестящему, вычурно изукрашенному унитазу, – повергла беднягу в состояние, в котором дело насущное вдруг показалось неисполнимым. Он оглянулся через плечо. Сэр Роберт даже не смотрел в его сторону: он просто наслаждался сигарой, как будто все время мира было к его услугам. Но поскольку ничего плохого пока вроде не произошло, Финт обуздал свои страхи и взялся за… ум, дабы на деле оценить безупречную работу этого диковинного нового изобретения. Когда он закончил, сэр Роберт лаконично посоветовал из глубины кресла:
– А теперь потяните за цепочку с фарфоровым набалдашником слева.
Финт давно уже недоумевал про себя, зачем эта штука. Она так и просится, чтоб за нее дернули, верно? Но зачем? Сообщить другим людям, что ты уже все? Или это звонок такой – чтобы, пока ты внутри, никто больше не вошел и тебя не потревожил? Ну ладно, где наша не пропадала; он потянул за симпатичный керамический набалдашник – несильно, но с надеждой – и на всякий случай отступил на шаг: вдруг он натворил что-то не то и грядут неприятности… но в унитазе всего-то навсего заплескалась и забулькала вода, и вот уже на нем ни пятнышка. Здоровская штука, нам бы такую!
