Дмитрий Дашко - Гвардеец
Возле массивного шкафа стоял высокий и прямой как истинный английский денди мужчина в очках с золотой оправой. В руках он держал массивный фолиант.
Я поздоровался с ним на английском. Доктор (а это был Кук собственной персоной) заметно оживился:
— О, вижу, вы неплохо владеете моим родным языком? Это облегчает нашу беседу, ибо мой немецкий весьма неуклюж, а русский оставляет желать лучшего. На что жалуетесь, молодой человек?
Я рассказал ему о последствиях визита в Тайную канцелярию, о том, как мне вправляли плечевые суставы.
— Раздевайтесь до пояса, — попросил англичанин.
Он выслушал меня, приставив трубку сначала к груди, потом к спине, заставил проделать несколько упражнений, тщательно прощупал позвоночник.
— Выпрямите руку до упора.
— Ой, больно, доктор.
— Ничего страшного, вы взрослый и сильный мужчина. Согните и разогните пальцы в кулак… Ага… пошевелите пальчиками…
Закончив осмотр, он заявил:
— Не нахожу ничего, что могло бы стать опасным. Конечно, пытка и местный сырой климат не прошли без следа. Знаете, я порой чувствую себя будто в Лондоне — дожди через день, туман… — Кук засмеялся. — Кажется, я отвлекся. Ваш лекарь действовал по всем правилам медицинской науки. Считайте, что вы обязаны ему нынешним удовлетворительным состоянием. Вы ведь пришли ко мне больше из мнимости, да?
— Пожалуй, да, — согласился я. — Разве что иногда бывают неприятные ощущения. Особенно утром, после долгих занятий. Не каждый день, конечно, но все равно…
— А чего вы хотели? Палач над вами хорошо потрудился. Кости и суставы порой будут побаливать, но если вы постараетесь держать их в тепле, то вероятность осложнений в будущем будет ничтожно мала. Организм молодой, сильный — справится. Я пропишу вам кое-какие из своих мазей. Это семейный рецепт, моя матушка научила меня изготовлять их. Боли как рукой снимет. О, она знала в мазях толк, лечила моего батюшку и всю округу. Я ведь в эскулапы пошел, чтобы, как и она помогать людям. Правда, все больше по хирургической части. Крови, помню, боялся — ужас. Когда впервые привели в покойницкую — стало дурно до тошноты. Оставил на полу весь завтрак.
Он снова засмеялся:
— Простите мою многословность. Приятно общаться на языке родины. Вы кстати знакомы с творчеством Шекспира? Если нет, у меня с собой несколько его пьес. Поверьте, они стоят того, чтобы усладить наш мозг дивными картинами. Я в Лондоне любил бывать в театре. Здесь тоже, говорят, при дворе дают представления.
— Конечно, — подтвердил я. — Императрица любит всяческие развлечения и поощряет их.
— Замечательно. Я бы с удовольствием посмотрел какую-нибудь занимательную вещицу. Ах да! Я приготовлю мази сегодня, как только вернусь со службы. Пришлите за ними завтра вашего родственника, того, что вводит в смущение мою…э… горничную Мэри.
— Благодарю вас, доктор, — сказал я одеваясь. — Сколько с меня?
— О, абсолютно ничего. Мы ведь соседи, — лукаво улыбнулся англичанин. — Джентльмен оказал услугу другому джентльмену, только и всего. Впрочем, я наслышан, что вы знаетесь с весьма уважаемым господином Бироном.
— Имею честь знать, — кивнул я.
Это имя у меня больше ассоциировалось с моим полковым командиром — Густавом Бироном. Так что я кивал машинально.
— О, как мне повезло! — захлопал в ладоши англичанин. — Я был бы вам весьма признателен, если бы вы замолвили за меня словечко перед господином Бироном. Речь идет о сущем пустяке. Дело в том, что я поссорился с главным хирургом госпиталя, он оказался человеком завистливым и недалеким, более того — надменным и мало знающим. Я осмелился возразить его способу лечения одного из пациентов, однако со мной не согласились. Не хочу утомлять вас медицинскими терминами, но из-за неправильного лечения тот пациент — несчастный моряк скончался. Я обнаружил его тело в анатомической палате и сообщил об этом в Медицинскую канцелярию. Это дело немало напугало главного хирурга, а он, будучи человеком с большими связями, приложил все усилия, чтобы отправить меня как можно дальше из Петербурга, во флот. Я не боюсь качающейся палубы под ногами, но право слово — мое предназначение в том, чтобы оперировать пациентов и передавать то, что умею другим врачам. А умею я, поверьте, немало. У меня полно рекомендаций от бывших пациентов. Если хотите — можете взять их с собой и показать господину Бирону.
Тут до меня дошло, что англичанин почему-то решил, будто я знаю Бирона-фаворита. И я понял, откуда растут ноги — кажется, кузен наплел с три короба своей пассии, а та не преминула поделиться сплетнями со своим нанимателем.
— Кажется, вышло маленькое недоразумение, — я с трудом остановил поток его красноречия. — Да, я действительно знаком с господином Бироном, но это не обер-камергер, а наш подполковник — Густав Бирон, весьма достойный и храбрый офицер. Но я постараюсь сообщить ему о вашей просьбе, возможно, он поговорит со своим братом, и дело ваше уладится.
— О, я буду весьма вам признательным, — приложил руки к сердцу англичанин. — Мой дом — ваш дом. Хотя ваш Карл считает, что у меня есть и то, что принадлежит ему. Мэри проводит вас, господин фон Гофен.
Он позвонил колокольчиком и вызвал подругу моего кузена. Ей оказалась та женщина, что встретила меня у входа.
— Вы оказались гораздо выше, чем я представляла, — произнесла горничная, когда мы шли по коридору. — Наверное, не знаете отбоя от дам. Они наперебой спешат назначить вам свидания.
— Вы первая, — усмехнулся я, — кто говорит мне о свиданиях. Поверьте, моя жизнь гораздо скучнее, чем кажется.
Угу, я старый солдат и не знаю слов любви. Еще не хватало отбить подругу у Карла, он мне этого до конца дней не простит.
Тоскливый взгляд Марии долго сверлил мне спину. Эх, за милых дам, за милых дам… Может, и впрямь обзавестись боевой подругой, организм-то молодой, своего требует. Хотя, много ль таких найдется, что мой характер сдюжат? Да и служба нынче непростая пошла: свободного времени с каждым днем все меньше и меньше становится. Женщина любит тепло и ласку, как автомат чистку и смазку. Такая вот армейская пословица наоборот.
Я отправился к зданию Тайной канцелярии с чувством неизгладимой симпатии к Джону Куку, говорливому, но обаятельному врачу. Если он действительно настоящий профессионал, нет никакого резона удалять его из Петербурга. Пожалуй, стоит на днях навестить подполковника и замолвить словечко.
Глава 28
— Долго ж тебя носило, — Ушаков не стал скрывать неудовольствия. — Другой с первыми петухами б ко мне прибежал, а ты никак в полдень пожаловал. Пушка только-только жахнула. Я уж солдат за тобой отправлять хотел.
— Простите за опоздание: к лекарю заходил, — сознался я. — После того, как с вашими катами вплотную наобщаешься, полжалованья на лекарства извести можно.
Генерал засмеялся.
— Хватит ужо жалиться, фон Гофен. Глянь на себя в зеркало — здоровый как буйвол, тебе не по дохтурам ходить надо, а девок окучивать. Иль ты и там тоже поспел?
— Полноте смущать меня, Андрей Иванович. Я в делах амурных секретность люблю.
— Надеюсь, не только в амурных. Задал ты мне вчера задачу с Пандульфи энтим. Долго голову ломал, полночи не спал, на кровати ворочался, а к утру смекнул, как мы с тобой все обстряпаем. Пока ты у лекаришки своего пропадал я уж и распоряжения отдать успел, и человека нужного нашел, а чтобы он, голубчик, к беседе долгой и серьезной подготовился, велел его, сокола, в холодной подержать. Догадываешься, о ком речь веду?
— Никак нет, Андрей Иванович. Ни на грош понятия не имею.
Ушаков расплылся в улыбке:
— И я тоже думаю, куда тебе догадаться. Хоть и умный немец ты, фон Гофен, но к полету мысли российской не привычен. Я такую персону для Пандульфи припас — уж он все пальчики как котяра сметану оближет. Знатная может авантюра выйти. Порадуешься за меня, старика, что в скудоумость не впал еще, несмотря на преклонность лет.
— Андрей Иванович, что вы право слово загадками со мной разговариваете! Да и вам грех на возраст жаловаться. Считайте, полжизни всего прожили, впереди еще столько же.
— Ох, и льстец ты, барон. Знаешь, как ключик к старости моей подобрать. Ну, так и я тебя уважу, потерпи токмо чуток. Сейчас приведут человечка, натешишь свое любопытство. Да и я весь в гаданьях — получится ль у меня, иль не получится. Хучь монетку кидай.
— Нельзя вам в трудах ваших методой сей пользоваться, ненадежная слишком, — усмехнулся я.
— И то правда.
Ушаков снял парик, помахал им будто веером:
— Жарко мне. Ну да пар костей не ломит. Любишь в баньке париться?
— Конечно.
— Вот и я сызмальства большой любитель. Раскалю камни докрасна, водичкой колодезной наподдам, хорошо… Душа в небеса улетает, музыку ангельскую слушать. Арфы там али скрипки какие. А потом в прорубь горячим нырнуть. Ух! — генерал задвигал сжатыми в локтях руками. — Ты на чины мои высокие сейчас не смотри, я ведь начинал когда-то с самой ни наесть сошки мелкой. Все прошел: и бедность, и скудость. И повоевать при Петре Ляксеиче довелось. С простого солдатика карьер свой зачинал. Теперь вишь, как возвысили меня. А я каким был, таким и остался. Простой как лыко. И ты гляди на меня и на ус мотай, покуда из ума я не выжил. Пригодится наука в будущем.
