Владимир Поселягин - Мы - истребители
— Да не проблема, — пожал плечами Игорев.
Сергеев тут же вызвал своих, корреспонденты сделали несколько снимков и взяли адреса у всех, включая и меня. Потом, отослав машину, мы вчетвером отправились вслед за ней, разговаривая на ходу. Вернее, я рассказывал, а политруки с уточняющими вопросами записывали.
— Может, коньячку за знакомство? — поинтересовался Игорев, когда уже подошли к штабу.
— Хм, а почему нет? — Во мне еще бурлил алкоголь.
Войдя в здание, я был остановлен дежурным:
— Товарищ капитан, с вами хочет поговорить товарищ Мерецков, прошу следовать за мной.
В кабинете, до которого меня довёл невысокий флотский лейтенант, находились двое. Один, капитан второго ранга, был точно хозяином, а вот другой явно относился к политотделу фронта. Видел я его в штабе мельком.
— Здравствуйте, товарищ Суворов, — встав, направился ко мне политработник, потом подошел и кавторанг.
— Здравствуйте, товарищ батальонный комиссар.
— Можно просто — товарищ комиссар, — предложил Мерецков. — У меня тут к вам очень интересное предложение.
«Интересное» предложение заключалось в том, что я по просьбе политотдела фронта должен выступить по местному радио, было тут такое. Вернее даже, стало.
— Мы предаем, конечно, Москву, но хотелось бы что-то свое, родное, — присев на краешек стола, пояснял комиссар.
— Но я же не местный, товарищ комиссар!
— Вы здесь воюете? Значит, уже свой.
— Что я должен делать? Я же не диктор.
— Мы слышали ваше прошлогоднее выступление по Всесоюзному радио, впечатление хорошее. Мне больше всего понравился ваш юмористический рассказ… Как его, «Девятый вагон», кажется?
— Было такое дело, время оставалось, вот я и рассказал. Персоналу вроде понравился, вот они и разрешили дать его в эфир, — пожал я плечами, припомнив сплагиаченную у Задорнова юмореску.
Времени мне тогда дали много, а текста было маловато, вот и предложил вставить юмористический рассказ.
— Мне тоже понравился. У вас есть еще что-нибудь подобное? Новые песни? Рассказы?
— Конечно, есть, не проблема. Как только вы определитесь со временем, вызовете, я прилечу.
— Так чего ждать?! Все готово, едем сейчас! — хмыкнул Мерецков.
— Сейчас?! — Я озадачился. Хотя сколько там того выпитого? Так… малость.
— А что? Вы куда-то торопитесь?
— Да нет, просто неожиданно. Сейчас так сейчас, поехали?
— Поехали!
Распрощавшись с хозяином кабинета, мы вышли из здания и сели в явно трофейный «Мерседес».
— К Симановичу! — скомандовал комиссар водителю.
Ехать пришлось в центр города, в так называемую старую часть. Наверняка эти дома помнили еще времена Наполеона.
«Мерседес» завернул в какой-то дворик и остановился рядом с двумя легковыми машинами.
— Приехали. Идем, нас уже ждут, — поторопил Мерецков.
То, что мы приехали, и так было понятно. По огромной антенне на крыше трехэтажного здания.
— Ждут?
— Да, я предупредил редактора, что мы приедем. Когда узнал, что вы, товарищ Суворов, на катере, так сразу и позвонил.
— Понятно.
Мерецков явно тут был свой: пока шли по коридорам, он со всеми здоровался, уверенно открывал двери, приветливо махал кому-то.
— Вот, посиди пока тут, — завел он меня в какой-то кабинет. Судя по табличке, принадлежавший редактору Симановичу.
— Скоро эфир?
— Через полчаса.
— Что?! — искренне удивился я. — Но ведь я не успею! Когда выступал в Москве, мы почти четыре часа готовились, репетировали!
— Я в курсе, но через полчаса должен был выступать летчик-штурмовик, но он не вернулся с вылета. А тут случайно узнаю про вас. Этот шанс я и использовал.
— Что за летчик? Я его знаю? Из полка подполковника Рощина?
— Да. Капитан Ламов.
— Ламов? Черт! Я его хорошо знал, не раз вместе летали… Ясно, но как с речью? Нельзя чем-нибудь другим заменить?
— Извините, товарищ Суворов, но диктор пятнадцать минут назад уже объявил, что выступать будете вы. Сейчас подойдет редактор, и вы с ним все обсудите.
— Вот блин! — только и сказал я, когда комиссар вышел.
Батальонный комиссар Мерецков вышел из кабинета звукарей и направился к студии, у входа в которую топтался Симанович и старательно прислушивался к происходящему за неплотно прикрытой дверью.
— Ну что, как наш летчик, начал выступление? — бодро поинтересовался комиссар.
— Как ни странно, но довольно оживленно, — с заметным беспокойством ответил редактор. — Нет, я, конечно, понимаю, приказ и все такое, но выпускать в эфир в таком состоянии?!
— В каком смысле? — насторожился Мерецков.
— Так он же пьяный, на ногах еле стоит! Вы что, не видели?! — не понял Симанович.
— Пьяный?! Черт! Он же в ледяной воде был! Как я сразу не догадался! А он точно?..
— Точно. Правда, во вменяемом состоянии.
— Я же запахи вообще не различаю после гайморита!..
— М-да…
— Так какого же хрена ты его в эфир выпустил?! — начал заводиться комиссар, ища крайнего.
— Я выпустил?! Так это ваш приказ! Я не мог не исполнить его! Вы тут старший!
— Товарищи, там летчик Суворов такое рассказывает! — окликнула их одна из служащих радио. Не сговариваясь, оба бросились к репродуктору, где звучал молодой веселый голос.
Как только я сел на стул перед микрофоном, сразу непроизвольно икнул. Диктор, сидевший напротив, за другим микрофоном, принюхался и с каким-то испуганным изумлением посмотрел на меня, продолжая вести передачу:
— …и вот, товарищи, у нас в студии дважды Герой Советского Союза летчик-истребитель капитан Вячеслав Суворов. Здравствуйте, Вячеслав Александрович, вы… — Диктор быстро зашуршал бумагами с текстом, которые ему минуту назад положили на стол. — Только что вернулись с вылета и даже сбили четыре самолета противника. Не расскажете нам об этом подвиге?
— Рассказать? Почему нет?
Быстро, достаточно точно расписал бой от начала до конца, укорив себя за невнимательность. Не забыл поблагодарить экипаж катера за спасение.
Дослушав меня, диктор объявил:
— Как нам обещал товарищ Суворов, сейчас прозвучит один из юмористических рассказов…
— Рассказов? Почему нет? Сам я его слышал лишь однажды, но запомнил на всю жизнь. Называется он «Кошелка». Вообще-то текст должны озвучивать два человека, но я постараюсь работать за двоих. Два героя. Следователь и подследственный. Следователь — опытный сотрудник, у подследственного картавость и нервный тик, глаз дергается. Значит, давайте представим, что мы находимся в следственном изоляторе.
— Подследственный? — интересуется следователь, перебирая папки на столе.
— Угу!
— Садитесь.
— Спасибо, еще насифусь, — прокартавил подследственный.
— Вот дело ваше изучаю.
— Угу.
— Рассказывайте, как все было?
— Как было, как было? Обыкновенно было. Захожу я в трамвай… в полный трамвай! Передо мной стоит женщина, и в руках у нее… такая… нет, вот такая кошелка. — Подследственный разводит руками, показывая размер кошелки. — И вот эта женщина, толкая всех локтями, включая меня, открывает кошелку, достает сумочку, закрывает кошелку. Открывает сумочку, достает кошелек, закрывает сумочку. Открывает кошелку, убирает сумочку, закрывает кошелку. Открывает кошелек, достает деньги, закрывает кошелек. И знаете? Таким мерзким, противным голосом говорит: «Передайте на билет!»
Потом открывает кошелку, достает сумочку, закрывает кошелку. Открывает сумочку, убирает кошелек, закрывает сумочку. Открывает кошелку, убирает сумочку, закрывает кошелку.
— Все? — интересуется следователь.
— Не-е-ет! Потом ей говорят: «Женщина, возьмите ваш билет».
И вот эта… женщина открывает кошелку, достает сумочку, закрывает кошелку… убирает сумочку, закрывает кошелку.
— Теперь все? — с облегчением спрашивает следователь.
— Ниэ-эт! Еще через какое-то время ей говорят: «Женщина, возьмите сдачу».
И вот эта… женщина открывает кошелку, достает сумочку, закрывает кошелку… открывает кошелку, убирает сумочку, закрывает кошелку.
— Все?! — нервно заорал следователь, дергая глазом.
— Ниэ-э-т! Еще через какое-то время входит контролер, и морда у него наглая, как… еще наглее. Говорит: «Предъявите ваши билеты».
И вот эта… женщина открывает кошелку, достает сумочку, закрывает кошелку… открывает кошелку, убирает сумочку, закрывает кошелку.
— ВСЕ?! — У следователя тик уже на оба глаза.
— НЕТ! Контролер говорит: «Женщина, это не тот билет!» И вот эта женщина открывает кошелку…
— Хватит! Хватит! Да ее за это убить мало! — вскакивая, кричит следователь.
— Ну так я и убил! — смущенно пожимает плечами подследственный.
Следователь задумался.
— Молодец! Правильно сделал! Свободен!..
