Александр Прозоров - Крестовый поход
– Ты просишь, чтобы им написал я? – удивился Симеон.
– Больше некому, отче. Мы ведь за православие сражаемся, за истинную веру, а не разбойничаем, ровно тати. Ты в землях русских ныне архиерей верховный. Кому, как не тебе, к их совести взывать и о целях наших сказывать? Выбери монахов разумных, лучше постарше возрастом, их с письмами и отправим. Верховому гонцу мои полки все равно не обогнать, посему поплывут на стругах. Под парусом, да с гребцами недели на две главные силы обгонят. И чина своего при том суетливостью не уронят.
– Я не верховный, – покачал головой новгородский пастырь и осенил себя крестным знамением, смиренно поцеловал нагрудный крест. – Волею Божией и патриарха вселенского блюстителем всея Руси митрополит Фотий поставлен.
– Чего-то затихарился он куда-то, целый год ни слуху ни духу… – почесал в затылке Егор. – На что нам такой «блюститель»?
– Я бы на его месте тоже «затихарился», – не смог сдержать улыбки отец Симеон. – Уж очень рьяно ты меня в пастыри всерусские продвигаешь. А место занято. Я так мыслю, все знают, что с людьми случается, коих надобно с места убрать.
– Да ладно, – рассмеялся Вожников. – Разве я кровожаден? Пусть живет.
– Я знаю, что ты добросердечен, сын мой. Но все равно бы не рисковал.
– И все-таки говорить от имени русского православия придется тебе, отче. Так ты напишешь послания к господарям?
– Готовь струги, сын мой. К вечеру я выберу достойных сего поручения посланцев.
– Отлично.
Князь Заозерский поднялся и на ходу выскочил из возка, громко хлопнув за собой дверцей. Немного пробежался по инерции, остановился, поднял глаза к небу:
– Уф-ф, ну и жара. Как тут люди живут?
– А татары вон в халатах ватных скачут. – Федька, не спускаясь с седла, подвел ему коня. – Я бы сварился.
– Я бы тоже… Подожди! – Егор свернул к прибрежному кустарнику, быстро разделся, продрался через ветки и с наслаждением бухнулся в прохладную воду… – Ой, как хорошо!
Он немного побарахтался, вылез на берег, начал было одеваться, но тут вдруг развернулся и снова скакнул в воду. Через минуту вернулся в мокрой насквозь рубахе, натянул шаровары, опоясался, рывком поднялся в седло:
– Теперь до вечера доживу. Поскакали княгиню нагонять. Небось извелась уже вся от любопытства…
За двенадцать дней идущие налегке рати проскакали вниз по Сейму и Десне до Днепра, поперек которого спустившиеся ранее корабельщики уже навели мост, увязав борт к борту три десятка крутобоких ладей и кинув через борта широкий жердяной настил. Дальше конница двинулась по суше на запад, а корабли, рассыпавшись по одному, пошли в разные стороны. Кто с добычей – вверх по течению, к Новгороду, кто с припасами – вниз, сражаться с суровыми днепровскими порогами. Через неделю по такому же мосту, но составленному из узких стремительных ушкуев, русско-татарские полки перемахнули Южный Буг. Еще шесть переходов – и войска спешились на берегу Днестра, аккурат напротив пугающе монументальной Хотинской крепости, с каменными стенами тридцатисаженной высоты.
Новгородские купцы сказывали, что твердыня поставлена здесь издревле не просто так, а для охраны удобного брода, но князь Заозерский разведывать дорогу не спешил, решив дать уставшим ратям небольшой отдых. Пусть повеселятся, прежде чем вторгнуться в чужие пределы. Вспомнив весенний поход, он послал Федьку со товарищи потребовать от горожан открыть в слободах для путников постоялые дворы и кабаки, угрожая в противном случае обидеться и осадить крепость. Хотинский воевода в ответ выслал переговорщиков с грамотой, потребовал от русского князя поклясться на кресте в том, что если незваных напоят и накормят, то те не станут воевать города и разорять окрестные земли. Егор сей забавный ультиматум подписал, поклялся в его исполнении перед походным иконостасом – и его полки получили и вино, и бани, и место для выпаса лошадей.
Правда, ворота крепости воевода так и не открыл. Видно, до конца не поверил.
Четвертого сентября, когда князь Заозерский уже намеревался отдать приказ о продолжении похода, на постоялый двор, где он остановился с супругой, явилась делегация из пятнадцати одетых в шубы бояр в высоких меховых шапках, с тяжелыми посохами, украшенными золотым и серебряным навершием. Они долго молились сперва у надвратной иконы, потом повторили молитвы во дворе, поклонившись по очереди на все четыре стороны. Времени как раз хватило, чтобы расхристанный Егор надел дорогую ферязь с золотым шитьем и яхонтовыми пуговицами, а княгиня облачилась в зеленое бархатное платье и высокий кокошник.
По обычаю Елена вынесла на крыльцо ковш с вином, поклонилась гостям:
– Доброго вам здравия, бояре. Вот, испейте с дороги. Чай, притомились.
– Благодарствую, княгиня, – с поклоном принял корец боярин в остроконечной каракулевой шапке и синей собольей шубе. Отпив немного, он передал ковшик соседу, отер седую бородку, подстриженную в острый клин, низко поклонился: – Хорошо глоток вина после тяжкого пути сделать, премного благодарен.
– Чем обязан вашему вниманию? – строго спросил Егор, заподозрив оскорбление в том, что гость не осушил корец целиком. Хотя сколько земель, столько и обычаев.
– Меня, боярина Иеремия, господарь молдавский Александр Добрый прислал с известием о том, что опоздал ты, князь, с помощью византийскому императору в войне супротив османского нашествия. Снята осада с Царьграда еще о прошлом лете, отступил султан Муса, устрашился гнева султана Мехмеда. Сим летом у них сеча новая была, однако же ничем не кончилась.
– А что, Царьград уже успели еще раз осадить? – удивился Вожников. – Не знал!
Посол лишь кивнул, тяжело дыша. Видать, в летнюю жару в шубе было несладко. Однако этикет обязывал. Егору в ферязи тоже приходилось изрядно попотеть.
– Сняли осаду, поставили, снова сняли, снова поставили… Это не прекратится, пока Царьград не падет, либо пока османов не убрать от Босфора, – сказал князь Заозерский. – Я предпочитаю второй вариант. А вы?
– Молдавское княжество понесло тяжелые потери в битве при Грюнвальде, и господарь не готов затевать новых походов, пока раненые бояре не смогут снова держать оружие.
– Чем дальше, тем больше я восхищаюсь тевтонами, – покачал головой Егор. – Иногда кажется, что в позапрошлом году они сразились с половиной мира. И хотя победить не смогли, однако здорово эту половину потрепали.
– Господарь Александр Добрый опасается, что поход на османов приведет к новой войне, к которой мы сейчас не готовы.
– Господарь Александр Добрый готов проливать кровь молдавских бояр ради безопасности османских земель? – удивленно вскинула брови княгиня Заозерская. – Он готов пожертвовать ради этого собой и своими подданными?
– Мой господин не ищет ссор с единоверцами… – опять начал туманно юлить посол, и Вожников резко его перебил:
– Я спрашивал вашего князя о том, желает он со мной дружить или воевать. Ответь прямо, боярин, что он выбрал: союз или войну?
– Господарь Александр будет искренне рад такому союзнику, но в настоящий момент…
– Значит, союз! – оборвал посла Егор. – Федька, отдай приказ по полкам: завтра на рассвете мы выступаем. Что-нибудь еще, боярин?
Боярин Иеремий помялся и, неожиданно повернувшись полубоком, указал на мужчину совершенно буденновского вида из своей свиты – щекастого, пышноусого, с голым подбородком:
– Боярин Арон укажет тебе путь. Мой правитель сожалеет, что не в его силах помочь тебе войском…
– Передай господарю Александру мою благодарность за помощь и пожелание доброго здоровья. Надеюсь, мы всегда так же легко сможем находить общий язык.
– Я передам, – пообещал посол.
Все выглядело вежливо и дружелюбно, хотя добрые слова и скрывали под собой откровенную враждебность. Молдавский князь явно не желал союза и не хотел пропускать чужую армию через свои земли. Но воевать ему хотелось еще меньше, и потому дальше дипломатического противостояния Александр не пошел. А проводника дал только для того, чтобы чужаки проскочили побыстрее, раз уж завернуть их от дверей не получилось. И конечно, чтобы не разоряли селений на своем пути – дешевле ненужным друзьям из своих припасов провизию выделить.
«Ничего, с севера и востока уже мои земли лежат, теперь еще и с юга будут, – подумал Егор. – Никуда ты от меня не денешься, все припомню…»
И он широко улыбнулся боярину Иеремию. Тот ответил еще более широкой улыбкой и низким поклоном. Тоже, наверное, что-нибудь подумал.
– Долгих лет тебе, князь Егорий Заозерский…
* * *По-доброму, по-злому – но путь русско-татарской армии через Молдавию был открыт.
Один переход до реки Прут, еще пятнадцать – вниз по ней до Дуная, на котором, чуть ниже крепости Малый Галич[37], войска ждал мост, наведенный по палубам и бортам добравшихся сюда от Днепра многочисленных русских ладей. И не только мост – на восточном берегу раскинулся обширный лагерь с десятками палаток, сотнями костров, испускавших дразнящий аромат жареного мяса. И при этом – почти пустой. Прибывшие на ладьях ватажники и новгородские ополченцы места занимали в нем от силы треть.
