Александр Мазин - Танец волка
Разница между моим побратимом и вестфольдингом, на первый взгляд, была невелика. Оба высокие, плечистые, жилистые. Волосы и бороды желтые, глазки маленькие, носы толстые, морды кирпичом. Одним словом, типичные викинги. А вот манера двигаться – разная. Свартхёвди ступает широко, держится прямо. Харек – другой. Он не идет – скользит. Угрожая, чуть горбится, отчего выглядит меньше ростом, зато руки кажутся длиннее…
И на поединок они тоже экипировались по-разному. Харек Волк стянул рубаху, поплевал на ладони, принял секиру, поиграл… Узоры татуировок на его плечах потекли, затрепетали, как сеть на ветру. Щита он вообще брать не стал.
А вот Свартхёвди не стал разоблачаться. Он всегда дрался в доспехах. И Стенульф – тоже. Такова, вероятно, специфика их «школы».
Впрочем, от прямого полновесного удара «бородатой» секиры такого размера, как у Волка, ни один доспех не защитит.
Харек сунул что-то в рот, задвигал челюстями…
Медвежонок затравку лопать не стал. Похоже, был уверен, что «включится» и без нее.
Так и вышло. Взгляд его потерял осмысленность, когда по бороде Харека потекла слюна.
Раскачиваясь, упругой танцующей походкой два воина-«оборотня» двинулись… по кругу.
Для меня это было неожиданностью. Я привык к тому, что в состоянии боевого безумия Свартхёвди немедленно атакует…
Харек Волк зарычал. Свартхёвди ответил ему коротким басистым рявком. Я переживал за побратима (Харек чертовски опасен), но при этом мне было ужасно любопытно. Увидеть, как сражаются два берсерка, вдобавок таких, что способны управлять своим безумием, – невероятно интересно.
Свартхёвди извлек меч, который до того оставался в ножнах. Раз – и клинок уже смотрит на противника.
Волк прыгнул. Я не успел заметить движения. Промельк, звонкий ляск зубов и почти одновременно лязг железа. Брызнули пластинки панциря. На животе у Харека появилась горизонтальная черта – неглубокая некровящая рана. Царапина.
Оба разом отпрыгнули. Высоко, будто их батут подбросил. Закачались оба… Два живых маятника. Но с разной амплитудой и разным рисунком движения. Волк – заметно быстрее.
Толпа вокруг сходила с ума. Ор стоял такой, что, казалось, воздух сделался плотным, как вода. У меня даже дыхание сперло…
И опять первым прыгнул Волк. Секира засверкала, запорхала, перелетая из руки в руку. И не просто так. Каждое движение было атакующим. От щита Медвежонка полетели щепки. Меч превратился в сплошное стальное крыло. Нет – в веер. Харек плясал внутри него, причем траектория топора ни разу не пересеклась с траекторией меча. Нет, увидеть соударение я бы не успел, но услышал бы – наверняка.
– Ульф! Ульф! Ульф!!! – ревели вестфольдинги.
И они разбудили Волка. Моего.
Как-то так получилось, что стоявший рядом со мной Далбает отодвинулся ровно настолько, чтобы снежно-белый красавец, не видимый никому, кроме меня, встал у моего бедра. Мир затрепетал, подернулся рябью, внезапно приобрел удивительную четкость… И я увидел валькирий.
Нет, не прекрасных дев в чешуе доспехов, а серебристое мерцание воздуха над поединщиками. Будто гигантские стрекозиные крылья. Но я точно знал: это те самые валькирии. Небесные девы. И что еще важно: неуловимое глазу мелькание стали превратилось в читаемый рисунок… Прекрасный рисунок. У меня дыхание перехватило… Такого я не видел даже на показательных выступлениях мастеров в моем прошлом мире. А ведь там каждое движение было обусловлено и отрепетировано. И уж конечно фехтовальщики не ставили своей целью убить противника.
Воины Одина двигались так, будто их соединяли невидимые нити. При этом – асинхронно и абсолютно по-разному. Движения Свартхёвди были короткими, сметающими, а сам он практически не сходил с места, только разворачивался. А Волк непрерывно менял уровень атаки, припадал к земле, атаковал то сверху, даже в прыжке, то снизу, пытаясь достать под щит…
Медвежонок сбивал все атаки с неторопливой (поправка на мое новое восприятие) грацией. Правда, щит у него уже был сильно потрепан. Края совсем разлохматились. Да и броня, особенно справа, выглядела нелучшим образом. А что там, под ней, можно было только догадываться. Впрочем, и на Хареке осталось несколько «росчерков». И в одном, на боку, даже кость проглядывала, как мне показалось.
Но на скорости и точности ударов раны Харека не сказывались… Напротив, он все наращивал натиск. На мгновение мне даже привиделось: это не человек с секирой, а настоящий волк, который мечется вокруг Свартхёвди, наскакивая и уворачиваясь, выискивая у него то единственное место, которое надо резануть клыками…
Короткий вопль… Я вышел из транса и увидел, как один из людей Хальфдана уронил щит и зажимает рану на предплечье. Кто его задел, непонятно. Слишком стремительно было коловращение железа…
И вдруг случилось невозможное. Невозможное с точки зрения скандинавского Права. Посторонний вмешался в поединок. Разбросав щитоносцев Хальфдана в тесный круг прорвался еще один противник. И тоже берсерк, судя по голопузости, татуировкам, а главное – невероятной быстроте. Меч у него был свой, а щит он вырвал у кого-то из хирдманов…
Меня будто что-то толкнуло в спину. Не что-то, а кто-то. Мой Белый Волк. Все произошло так быстро, что я не успел осознать. Вдруг оказалось, что я – тоже внутри и как раз на пути нарушителя. А он меня как будто не видел. Он летел, именно так, летел, длинным высоким прыжком – на Свартхёвди, который продолжал плести стальные кружева с Хареком.
В моем мозгу с потрясающей четкостью проступила картинка. Я увидел, где заканчивается этот прыжок-полет. И чем он заканчивается. Пробитой насквозь броней Медвежонка и острием меча, выглядывающим из его груди…
Но это было неправильно. Поэтому я перечеркнул ее одним взмахом Вдоводела. Дикий вой донесся до меня, будто сквозь набившие уши вату. Острейший клинок, которым я без проблем, не чувствуя сопротивления, перерубал бревнышко в бицепс Стюрмира толщиной, увяз в обычной человеческой плоти… Рукоятка едва не вырвалась из моих рук, но я удержал, и меч освободился. А раненый берсерк грянулся оземь, заскользил по ледяной каше, разворачиваясь боком, и врезался в ноги сразу обоим поединщикам. Им ничего не стоило бы увернуться… Подпрыгнуть совсем невысоко… Но они как будто не видели его. Точно так же, как третий не видел меня. Инерция же его была так велика, что и Волк, и Медвежонок полетели наземь… Продолжая обмениваться ударами. Потом как-то так получилось (я не успел увидеть), что они оба оказались без оружия, вцепились друг в друга… Жуткий скрежет зубов – по железу…
К ним бросились люди. Много людей. Они были ужасно медлительны, но их было, действительно, много. Они накрыли берсерков шевелящейся кучей, а потом я увидел, что воины-оборотни – уже порознь.
Харека Волка распластали по земле, давят шестами, он извивается и хрипит. Лицо его полностью залеплено грязью, и потому на этой черной маске особенно ярко выделяется окровавленный разинутый рот…
А на шею Медвежонка наброшена цепь, которую держат аж шестеро, а он ревет и рвется с такой силой, что ноги держащих скользят по снежной каше. Рвется с силой настоящего медведя…
Не знаю, что бы было, если бы я краешком разума не осознал, что моему побратиму ничего не грозит. Наверное, это был бы мой последний день, потому что убийства Хальфдановых хирдманов мне бы не простили.
Но я сдержался, и мир потускнел. Белый Волк покинул меня, и я вернулся в обычную реальность.
Глава тридцать четвертая
Йоль
Никто никого не убил. Формальный выигрыш остался за Свартхёвди, поскольку подраненный мной берсерк хотел сыграть на его стороне. Рана оказалась тяжелой. Ногу я ему прорубил основательно. Хорошо, что берсерк. Кровью не истек. Успели обработать и зашить.
То, что кто-то (в том числе и я) сумел вмешаться в ход поединка, это был косяк Хальфдановых хирдманов. Но их никто не упрекнул. Берсерка попробуй перехвати! Да и кто знал, что у него планка упадет.
В общем, конунг вынес такой вердикт: в похищении его дочери Свартхёвди невиновен. Но к ней пусть не суется. А так – полное прощение. Нам всем вновь разрешен доступ ко двору, и мы опять, считай, почтенные гости, а не «коварные даны».
Ну и ладненько.
Это я так считал. Медвежонок был иного мнения, но красть Фрейдис больше не собирался. Он выбрал иную тактику: завоевать расположение ее папы.
Я эту политику в целом одобрял. В целом, потому что завоевать расположение конунга можно, лишь оказав конунгу какую-нибудь серьезную услугу. Например, проблему решить важную, с которой ему самому не управиться.
А какие у конунга-завоевателя проблемы? Вот-вот. Потому-то я и опасался, что мой побратим может с воистину медвежьей простотой попереть на рожон…
Зато к Фрейдис он больше не лез… Блин! Это я как-то неуважительно! Всё-таки братец мой к ней – по-серьезному. Как я – к Гудрун.
