Беглец (СИ) - Никонов Андрей

— Молодец, — похвалил его Бейлин, — теперь вот вижу, что ты настоящий милиционер, всамделишный. Пока что отдыхай, мы с товарищем Добровольским уже закончили. Сейчас зайдём на ваш склад, побеседуем с заведующей, потом пообедаем, а уже на сытый желудок решим, что делать дальше, так что к вечеру ближе приходи. Только ушки на макушке держи, нам убийцу поймать надо как можно скорее.

Оттаявший лёд обнажил на дорогах ямы, Бейлину и Сергею то и дело попадались рабочие с тачками, груженными щебнем, Камышинка активно готовилась к тёплому сезону. При виде гостей многие бросали работу и начинали расспрашивать о том, как идёт расследование, и поймали ли убийцу. Местные не стеснялись и свои версии выдвигать, до самых невероятных. Бейлин от них только отмахивался, но всё равно, останавливаться приходилось, и дорога до водонапорной башни растянулась на полчаса. В этот раз замка на двери не было, возле входа за канцелярским столом сидел Сазонов-старший и читал газету «Каинский рабочий» за октябрь прошлого года. При виде Травина он поморщился, вставать не стал, и руки для приветствия не протянул.

— Чего нужно? — спросил он.

— Начальство твоё видеть, Рапкину, — Митя убрал протянутую руку обратно. — На месте она?

— Второй этаж. Но вам туда нельзя.

— Почему это? — удивился Бейлин

— Посторонним вход закрыт, там материальные ценности хранятся.

— Какие?

— Какие надо, такие и хранятся.

Митя покачал головой, достал удостоверение Липшица, протянул Сазонову. Тот внимательно изучил фотографию, с сомнением поглядел на Бейлина, но возражать не стал, вернул книжечку обратно, мотнул головой в сторону лестницы, и снова углубился в чтение газеты.

Башня первоначально предназначалась совсем для других целей. Она была выстроена лет пятьдесят назад здешним помещиком, желавшим показать, что он тоже человек образованный и желает смотреть на звёзды через телескоп. Телескоп помещику быстро надоел, и он решил, что раз уж строение имеется, то лучше приспособить его для водопровода. По замыслу каинского архитектора, бак на триста вёдер должны были смонтировать на самом верху, создавая давление внутри труб в одну атмосферу, рядом с печью, подогревающей воду. Не успели, помещик проигрался в карты и землю продал, а новые владельцы разделили башню на пять ярусов, на каждом ярусе пробили окна, понаставили перегородок и приспособили под жильё. Кирпичное круглое здание возвышалось на пятнадцать метров, внутренний диаметр первого этажа был в полтора раза меньше. Склад обустроили уже при артели, для этого перегородки снесли, выбитые окна забили досками, а на месте одной из лестниц сделали пандус.

На втором этаже Рапкиной не было, в помещении, уставленном стеллажами и коробками, возилась Маша. Она перекладывала в сумку куски мыла.

— Ага, — сказал Бейлин, — вот и оно. Мыло для каких целей берёте?

— Так для банных, — смутилась Маша, — точно по разнарядке, Пётр Лаврентьевич выписал восемь кусков. А ещё простыни шесть штук и керосин две бутылки, только он не здесь хранится, а в каретном сарае, который возле старого господского дома.

— Проверим, — Митя даже не взглянул на протянутую бумажку, — начальник склада где?

— Ираида Михайловна? Так она наверх пошла, — девушка ткнула пальцем в потолок, — к себе на последний этаж. Но вы не беспокойтесь, я её дождусь, чтобы она всё проверила, я ведь себе ни кусочка.

— А много тут мыла?

— Хоть сто лет мойся, — Маша махнула в сторону целой пирамиды коричневых кирпичиков, — мы их в Дятлово берём, там мыловаренная мастерская, а взамен жир везём. Раньше в городе покупали втридорога, но Пётр Лаврентьевич посчитал, и решил, что так…

— Хорошо, я понял, — прервал её Бейлин, — молодец ваш Пётр Лаврентьевич. Идёмте, товарищ Добровольский.

Подъём на пятый этаж дался Мите тяжело. Рана разболелась, бок словно огнём жгло, воздуха не хватало. Травин выглядел и шагал куда лучше, Бейлин даже подумал, что с таким справиться будет сложно, но пощупал пистолет, и приободрился. Башня сужалась кверху, и последний ярус был по размерам гораздо меньше первого. От комнаты лестницу отделяла перегородка, Сергей шагнул первым, и увидел брюнетку, стоящую к ним спиной на подоконнике. При виде незваных гостей Ираида Михайловна вздрогнула.

— Уйдите отсюда, — сказала она, чуть повернув голову.

— Мы только пару вопросов зададим, и тут же уйдём, — Бейлин высунулся из-за плеча Сергея, — пожалуйста, спуститесь.

— И так всё ясно, — сказала Ираида.

Она сделала шаг вперёд, раскинула руки, словно пытаясь взлететь, но гравитация утянула Рапкину вниз. Травин подбежал к оконному проёму — тело завскладом лежало, распластавшись по земле, Бейлин кинулся к лестнице. Сергей огляделся, пытаясь понять, почему женщина решила покончить с собой. Ответ лежал буквально перед глазами — на столе. Лист бумаги, исписанный круглым небрежным почерком, прижатый ножом Сазоновых.

«Во всём виновата я», — прочитал Травин, — «я попросила Поземскую убить Ваню Будкина».

— На личной почве по причине обиды за равнодушие. Но та отказалась, нож не взяла, тогда Рапкина решила сама убить Будкина, а чтобы свалить на Поземскую, позвала её в здание сельсовета, но та не пришла. Рапкина раскаялась, хотела повеситься, только смалодушничала, поэтому сумку оставила в классе, — пересказал Бейлин содержание посмертной записки, и ткнул пальцем в бумагу. — Вот здесь она признаётся, что ударила Будкина сначала спицей, а потом ножом для верности, и когда убедилась, что тот умер, убежала. А потом поняла, что дальше так жить не может, и покончила, так сказать, свой грешный путь самоубийством.

Начальник артели вертел лист бумаги и так, и эдак, словно пытался обнаружить на нём то, что Ираида не написала.

— Не может быть, — наконец сказал он, — я знаю её уже несколько лет, и знаю только хорошее. Может, вы что-то упустили? Что говорит Поземская?

— Говорит, что вчерашний вечер не помнит вообще, словно отрезало, то, что Рапкина просила её кого-то убить, тоже не помнит, но утверждает это неуверенно, наверняка что-то такое было. Только мне кажется, врёт, наверняка всё знала и, может быть, участвовала.

— Нож откуда, выяснили?

— Это Сазоновых. Говорят, мол, утром обнаружили пропажу, но особого значения не придали, мало ли куда задевался. А когда Сазонова-младшая его увидела, сразу признала по характерным признакам — щербина на рукояти и следы зубов, и про Рапкину вспомнила, будто та заходила вчера поздно вечером, спрашивала Поземскую. Что, кстати, с вашей помощницей, она ведь выжила?

— Пока жива, но скорее всего, преставится, всё тело переломано до чрезвычайности. Сейчас без сознания, даже если вдруг выкарабкается, ходить не сможет, да и вообще, не знаю, сможет ли двигаться и разговаривать, — ответил Гринченко. — Хорошо, что дышит сама, это благоприятный признак. По причине беспамятства спросить мы её не можем, да и навряд ли когда-нибудь спросим. Спасибо вам, конечно, товарищ, за следствие, но таких результатов я не ожидал. Что с вами?

— Да рану жжёт, — Бейлин приложил ладонь к боку, — когда эту Рапкину тащил, открылась и гной пошёл, медсестра ваша, Сазонова, сказала, что ещё немного, и гангрена бы началась, помазала чем-то, чтобы унять, только ещё хуже стало. Она вообще разбирается в лекарствах?

— Конечно, — Гринченко вздохнул, — медицинский техникум окончила в Ново-Николаевске, раз сказала, что поможет, значит поможет, излечение, оно через боль часто идёт. Вот что, товарищ уполномоченный, милицию мы вызывать не будем, вы уж нас простите. Только пока Ираида Михайловна в сознание не придёт, и сама всё не расскажет, не могу я её убийцей считать, вот что хотите делайте, не могу.

— Тут я вам не советчик, — Бейлин через силу улыбнулся, — мы завтра в утро с товарищем Добровольским дальше отправимся. Материалы для следствия я вам под расписку оставлю, ну а дальше уже решайте, у нас власть народа и суд тоже народный. По мне, убийца сама себя наказала так, что хуже некуда.