Физрук-9: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

От автора:

Новинка от Дамирова и Гурова в жанре Назад в СССР! Цикл ЗАВОД! Много лет я отпахал на заводе, пока несчастный случай не забрал мою жизнь. Мое сознание перенеслось в прошлое, теперь я молодой пацан — ученик на советском оборонном заводе: https://author.today/work/386806

Глава 23

Здесь, под крышей одноэтажного коттеджа, это существо кажется воистину огромным и при ближайшем рассмотрении имеет лишь отдаленное сходство с человеком. Так палочник напоминает сухую ветку, а некоторые виды кузнечиков и богомолов — пучок зеленых листьев. Вот только когда насекомое крохотное, оно представляется милым и забавным, а вот когда оно нависает над головой — ни милым, ни забавным уже не кажется. Философ подавляет приступ тошноты и вспоминает, что он все-таки исследователь, пусть и теоретик, а не перепуганный обыватель.

Складываясь пополам, человек-оса усаживается на диван. Становится видно, что иллюзию брюк создают бахромчатые наросты на нижних конечностях, а то, что в полумраке выглядит как пальцы рук — на самом деле необычайно подвижные крючковатые выросты. Раздвоенное брюшко, приподнято, словно фалды фрака и отчасти прикрыто большими крыльями. Хуже всего с лицевой маской, в нем на самом деле нет ничего человеческого и только воображение превращает все эти фасетки и жвала в подобие глаз, носа и рта.

«Как же оно разговаривает? — думает Философ, с нескрываемым отвращением разглядывая существо. — Ну ладно, оно умеет трансформировать внутренние органы, но ведь для полноценной речи нужны гортань, язык и зубы!.. А где они у него?..»

И тут же получает ответ на свой мысленно заданный вопрос. «Тонкий» разгибает плотно прижатые к грудине средние конечности, опускает их к брюшку и начинает с невероятной скоростью скрести ими по сегментам.

— Вижу вам неприятен мой истинный облик, — раздается голос. — И еще — вас удивляет, каким образом я воспроизвожу звуки человеческой речи. Примерно таким же, каким воспроизводится звук с вращающейся музыкальной пластинки. Разница в том, что я могу произвольно менять частоту и тональность звуков. — Человек-оса умолкает и вдруг в комнате раздается высокий с милой хрипотцой голос Тельмы. — А вы здесь неплохо устроились, как я посмотрю!

Философ оглядывается, но никакой Тельмы не обнаруживает.

— Это вы сказали? — спрашивает он у «тонкого».

— Да, Евграф Евграфович, — отвечает тот, но уже голосом самого Философа.

— М-да, с такими способностями вы многого сумеете добиться, — бормочет тот. — Мы, кстати, не договорили там, в санатории, а у меня к вам великое множество вопросов.

— Мы поговорим с вами, но не сейчас, — отвечает человек-оса. — Мой доктор ждет меня, чтобы осмотреть повреждения, которые я получил, когда угодил в ловушку.

«Тонкий» поднимается и уходит в смотровую. Философ остается один. Он испытывает смешанные чувства. С одной стороны — облегчение. Не так-то легко находиться в замкнутом пространстве с существом, ловко притворяющимся человеком. А с другой — сочувствие. Любое создание, обладающее более менее развитой нервной системой, не может не испытывать боли, когда получает травмы, но далеко не все могут выразить свое страдание. Так молча мучаются и беззвучно умирают черепахи. И уж тем более — никому не слышны страдания насекомых.

Философу становится стыдно. Пусть его собеседник умеет летать и разговаривает, поскребывая жесткими хитиновыми крючками по сегментам брюшка, но он все же разумен и даже интеллигентен. Следовательно — нуждается в понимании и сочувствии, а не в созерцании скорченной от отвращения рожи. Люди так много говорят о контакте с иным разумом. Газеты и журналы наперебой публикуют статьи о связи с внеземными цивилизациями, об интеллекте дельфинов, а тут и ходить далеко не надо, вот он, иной разум, рядом!

И как реагируют жители этого городка? Большинство, как водится, ничего не замечает или охотно подхватывает самые невероятные слухи и распространяет их. Меньшая часть — в основном интеллигенция и дети — проявляет искренний интерес, старается отделить факты от вымысла, а то и вступить в непосредственный контакт с загадочными существами. И в отличие от взрослых, дети видят в таком контакте надежду на иное, более увлекательное будущее, чем может им предложить официальная пропаганда.

Однако есть и третья группа — люди, которые в странных чужаках видят опасность для своей власти, положения в обществе и материального достатка. Они не просто боятся неведомого, они активно ему противятся. Вплоть — до установки ловушек и стрельбы по проезжающей машине. Эти люди не гнушаются даже сотрудничеством с преступной группировкой. В отличие от второй группы, которая внутри себя разрозненна, эти сплочены и прекрасно организованы. И потому весьма опасны.

Погруженный в свои размышления, Философ сам не замечает как его затягивает воронка сна. Будит его хозяин дома.

— Ну ты и здоров спать, — бурчит он. — Тебе уже пора в дискуссионный клуб собираться.

— Ах да, — вздыхает Философ. — Надо бы заскочить в гостиницу, переодеться.

— Бери моего «козлика».

— Спасибо, а как же ты?

— У меня еще дела.

— Что-нибудь с… гостем?

— С ним все в порядке. Он спит.

— Разве насекомые спят?

— Называть инсектоморфа насекомым — то же самое, что человека именовать приматом.

— А разве это не так?

— Так, но лишь отчасти. Если тебе нужна полная классификация, пожалуйста: царство — животное, тип — членистоногие, класс — насекомые, отряд — перепончатокрылые, подотряд — стебельчатобрюхие, надсемейство — инсектоморфы, секция — инсекто сапиенсы.

— Ты это всерьез?

— Шучу. Поезжай. Опоздаешь.

— А ключи?

— В замке зажигания.

Кивнув хозяину дома, Философ выходит во двор. Отворяет ворота, садится в «ГАЗик». Что-то оттягивает ему карман. Похлопав по нему, он вынимает ТТ и сует в бардачок. И заводит движок. Через пять минут он уже в гостинице. Снимает с себя все, залезает под душ. Вымывшись и побрившись, надевает джинсы и ковбойку, нейлоновую куртку и импортные мокасины. В таком вот моложавом облике выходит из номера. Спускается в вестибюль и видит своего нового знакомца. Это Игорь Болотников. Он о чем-то говорит с швейцаром. Причем разговор этот явно нелегок. Для самого швейцара. Увидев Философа, мальчик оставляет старика в покое и спешит навстречу постояльцу.

— Здравствуйте, товарищ Третьяковский! — говорит он. — Я — за вами!

— Что-нибудь случилось? — спрашивает Философ. — Я должен через десять минут выступать в дискуссионном клубе университета.

— Я знаю, — отвечает паренек. — Вы успеете туда, я обещаю. Речь идет об Илге.

— Что с ней? — пугается беспутный отец.

— Ничего страшного. Ее похитили.

— И это по-твоему — не страшно?

— С ней будет все в порядке. Они не посмеют ей ничего сделать.

Они садятся в машину. Философ заводит двигатель.

— Кто они?

— Кайманы.

— Так. Понятно. Куда ехать?

— На Болотный остров.

— Ясно. Тогда держись.

Понимая, что его в любой момент его могут остановить гаишники, Философ гонит во всю мощь движка. Болотным островом местные называют городской парк. Он действительно находится на острове, потому что окружен со всех сторон двумя речными рукавами, а Болотный он потому, что весенняя распутица превращает его в целый архипелаг островов. Философ жалеет, что оставил резиновые сапоги в номере, но возвращаться — значит терять драгоценное время. Хорошо хоть, что парк этот находится в черте города.

— Откуда тебе известно, что ее похитили?

— Они позвонили мне домой. Сказали — твоя подружка у нас. Приведешь «тонкого», получишь ее в целости и сохранности. Будем ждать сутки. Название места совпадает с твоей фамилией. В милицию не обращайся. Ни ей, ни тебе — это не поможет.

— Сутки? А сколько уже прошло времени?

— Чуть больше часа. Я сразу к вам в гостиницу поехал, а меня швейцар не пускает.