Белла чао (1943) (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

Долбили они с самого утра и голова от духоты в квартире раскалывалась уже через час, но сегодня я болен и никуда уехать не могу. Оставалось ждать момента, когда грохот прекратится на тихий час — рядом детский сад, все по закону. Но все равно, работать в таком состоянии невозможно и я тупо щелкнул пультом телевизора.

Упаси бог от фильмов и тем более дурацких ток-шоу, и без них башка гудит, но вот необременительную картинку с фоновой музычкой почему бы и нет? Искомое передавали по тыща ндцать седьмому каналу, то ли National Geographic, то ли «Вокруг света» и я плюхнулся на диван, лелея чугунный котел на месте головы и страдая от отсутствия Альбины. Камера панорамировала по осточертевшим горам и долинам, и я уже потянулся переключить на что-нибудь повеселее, но промелькнули титры и без паузы началась документалка.

И такая, что меня немедленно вышибло из сна: рассказывали о югославской самоуправляемой экономики, поминая Джиласа, Карделя и Кидрича. Я проснулся от удивления и сел, ошалело таращась в ночную темноту и пытаясь понять, что это было — то ли высшие силы спохватились и заблокировали доступ, то ли наоборот, приоткрыли дверцу. Но реально, все фамилии знакомы, про Милована даже речи нет, Карделя я несколько раз встречал еще в Ужице, потом на Антифашистском вече в Босанском Петроваце. А вот про Кидрича только слышал, но не видел, он комиссар Главного штаба Словении и мы пока не пересекались. И дед мой всех троих проклинал как «титовцев» и «ревизионистов», отступников от истинного марксизма сталинского типа. Значит, годный товар, надо брать.

По-тихому принять не получилось, хотя и так неплохо вышло — в наши руки приехали фиатик и грузовичок «Изотта-Фраскини». И если седан после первого же выстрела кувырнулся в кювет, то с пассажирами грузовика пришлось повозиться.

Нет, водителя и второго в кабине стрелки сняли без огрехов, но мне надо было предвидеть и приказать пулеметчикам сразу бить по кузову. А так из дюжины ехавших там человек восемь успели «оказать сопротивление». Но одно дело с вышки по заключенным стрелять и другое — противостоять злой после вчерашних документов и хорошо обученной засаде. Сделали усташи по два-три выстрела и умерли, окропив обочину кровью.

Глишина пятерка броском преодолела дорогу, ребята проверили грузовик и аккуратно двинулись к задравшему колеса в небо «Ардито Колониале», из которого доносились невнятные проклятья. Когда из машины выдернули двух живых в усташской форме, проклятия приобрели четкость — странный чувак в узком белом воротничке под формой призывал громы и молнии на наши головы и грозил адскими муками. Пока его волокли в лес, ребята плеснули бензина, подпалили машины и рванули следом в темпе вальса.

И очень своевременно — на дороге показался еще грузовик, а за ним второй. Бранко плеснул длинной очередью им навстречу, чтобы отбить желание играть в догонялки. Вон, пусть лучше тушат жирно чадящую резину и масло.

После пары часов ускоренного марша мы устроили привал и первый допрос. Взятый из машины войник долго не упирался и по всем пунктам подтвердил все, что мы и так знали, а вот второй завывал молитвы и не переставал проклинать коммунистов и православных. При ближайшем рассмотрении он оказался францисканцем на должности капеллана в одном из лагерных отделений.

Удивительное дело, религии без малого две тысячи лет, но монах демонстрировал примитивную готтентотскую мораль — если я угнал коров, то это хорошо, а если у меня, то плохо. То есть вся любовь, братство во Христе, несть ни эллина, ни иудея — только для католиков, на всех прочих не распространяется. Более того, сербы, евреи и цыгане вообще исчадия ада, за их уничтожение в раю положены ништяки.

Язык не повернулся назвать этого уродца служителем божьим, и ведь видел же я и нормальных ксендзов, кто прятал беженцев и даже симпатизировал партизанам, но большинство — если не такие, как этот францисканец, то близко. Вон, епископ Сараево вообще откровенный фашистюга, целую теологическую базу подвел, почему евреев надо уничтожать.

Даже сердце не екнуло, когда этих двоих пристрелили — к черту сантименты, каждый подонок, напяливший нацисткую форму, должен сдохнуть. Одно жаль, все молодые, никому больше тридцати нет.

Дали еще часа два ходу и встали на ночлег. Мне выпало сидеть в секрете в самое поганое время, с двух до четырех и чтобы не уснуть, я перебирал свои наросшие связи, начав со смертного приговора.

Да, так и не сняли, но я с ним уже сколько живу и ничего. Но если снимать, то как лягут голоса в Верховном штабе? Там ведь целая структура наросла, есть собственно Верховный штаб (ну, как Ставка Верховного главнокомандования) и есть работники ВШ.

Вот с ними у меня отношения отличные — Павле Савич, Владо Рус, Олга Хумо и другие, почти весь аппарат меня знает, не говоря уж про батальон охраны, из которого добрая половина через мое обучение прошла.

С начальниками отделов тоже нормально — Илич в оперативном, Ранкович в разведотделе, Папо в санитете, Велебит в юридическом, даже с начальником снабжения Вуйовичем мы неплохо сошлись, когда я для спецгруппы снарягу выбивал. Жаль не удалось зацепиться языками с шефом экономического отдела, просто не было точек пересечения, где я и где почты-телеграфы и строительство дорог?

Очень хорошо с военным руководством, что Арсо, что его замы, что кооптированные в члены Верховного штаба комдивы Пеко Дапчевич и Сава Ковачевич меня знают и ценят. Хуже с «национальными кадрами» — в структуру ВШ по определению входят руководители Главных штабов будущих «республик», но они обычно на местах, каждого видел мельком несколько раз, как Карделя. А вот с высшим политическим руководством так себе, если Милован, Иво и тот же Ранкович в плюс, то члены ЦК Пияде, Грулович и Вукманович — точно в минус.

И все будет зависеть от Тито, его влияние перевесит всех остальных.

После смены я заснул, как убитый, но уже через час вскинулся от тихого окрика:

— Стой!

— Смерть фашизму! — ответили из темного еще леса.

— Свобода народу! — бодро отозвался часовой, но тут же вспомнил про устав и добавил: — Один ко мне, остальные на месте!

— Бранко, — шепнул я, — бери треть в накидках, уводи в сторону и страхуй.

Легкая и почти бесшумная суета не заглушила разборки охранения с гостями:

— Освети лицо!

В предрассветной темноте возникла жутковатая рожа с резкими тенями — а гости богатенькие, даже фонарик есть. Разумеется, так не опознаешь даже родного брата, но пусть малость себя ослепит, нам спокойнее будет.

— Десять человек, этот одиннадцатый, — доложил сзади Марко.

Черт, и как он только все видит?

Гостей аккуратно провели в лагерь, при этом Бранко с компанией на глаза им не показывалась, а контролировали издалеке.

— Здравствуйте, другови, мы из Славонской дивизии.

Ага, это люди веселого Николы Демони, с которым мы жгли Гойло, за прошедший год он сделал отличную карьеру и теперь командует дивизией. Но вот бойцы у него что-то не очень веселые, а как я заметил, обычно партизаны вольно или невольно копируют манеры своего начальства. К примеру, в пятерке Глиши все малость угрюмые, в дивизии Ковачевича чуть более лихие, чем в среднем по армии, у Владо Смирнова флегматичные, да и кадеты в корпусе, помнится, старались подражать полковнику Чудинову.

Ладно, сейчас гости после перехода, устали, сейчас горяченького похлебают, повеселей будут.

Раскочегарили костерок в яме, заправили чорбу, перезнакомились — ну точно, вымотались, отвечали односложно, сразу уткнулись в котелки да миски.

Я же разглядывал славонцев — хорошо поднялся Демоня! Помню, как он вздыхал, глядя на нашу снарягу и, в особенности, на бинокли, а тут разведгруппа экипирована почти как мы. Только у нас оружие все больше итальянское, а у них немецкое — ну, это кто с кем воюет, с того и снабжается. А так — справные бойцы, рюкзаки плотные, форма вразнобой, зато ботинки у всех одинаковые, не иначе, склад подломили. Молодец Демоня, скоро так и меня в чинах обгонит, мы сейчас оба майоры, а на дивизию обычно ниже подполковника не ставят.