Герман Романов - Триумф блицкрига
— Война для меня закончилась, — только и сказал в ответ француз, совершенно спокойно и отнюдь не печалясь по этому поводу.
Экипаж «Хейнкеля» дружно переглянулся, немцам и в голову не приходило, что противник может отказаться сражаться, когда возможности для сопротивления не исчерпаны.
— Вас так много! Вас невыносимо много! — с каким-то ужасом проговорил француз и повторил эти слова несколько раз.
Шато-ТьерриНаступление для «Лейб-штандарта» началось во втором эшелоне, где эсэсовцы терпеливо дожидались, когда пехота прорвет французские позиции на Сомме, и лишь после прорыва фронта полностью моторизованный полк ринулся в брешь.
К вечеру полк уже достиг лесного массива Вильескотерет и стал осторожно продвигаться вперед по единственной дороге, сильно опасаясь, что в любой момент лесная тишина взорвется выстрелами и багровые сполохи прогонят ночную тьму.
Однако ничего не произошло — солдаты 11-й французской дивизии, несколько дней отчаянно сражавшиеся, полностью пали духом. И время от времени группы усталых «паулю», которых настигали эсэсовцы, покорно складывали оружие и падали на траву без сил — для них война была уже закончена.
Лес стал более интересным к утру, когда солдаты стали оглядываться и увидели незажившие следы, оставшиеся еще от прошлой войны. А тут еще командир Зепп Дитрих поведал всем, как встретил он здесь атаку английских танков и подбил огромный еле двигающийся бронированный ящик «самца» и заслужил Железный крест.
Молодые парни тут же стали искать то место, обшаривая глазами уже знакомые им следы войны. Возникли разного рода предположения, но вскоре разговоры затихли, не до того всем было. Ведь для них война шла, а впереди мог ждать новый бой, в котором неизбежны потери.
К полудню мотоциклисты Майера вошли в городок, вот тут-то и нарвались на ожесточенное сопротивление французских солдат, что находились здесь в резерве.
И увязли сразу — пулеметные очереди остановили продвижение вперед. Пришлось вызвать поддержку артиллерии, и на город посыпались снаряды, снося с улиц баррикады, за которыми пытались отстреливаться немногие храбрецы.
Большинство солдат противника торопливо сбежали, бросая оружие и амуницию, жители попрятались, и пустынные улицы произвели на Майера гнетущее впечатление. Город словно вымер, и даже видавший виды гауптштурмфюрер не смог переломить тягостного настроения, что давило душу. Тем более что продвижение вперед несколько застопорилось — французы все же успели взорвать мосты.
«Фельзеннест»После беседы с чиновником из ведомства Риббентропа, Родионов приказал не беспокоить и разлегся на диване. Бои во Франции шли без его участия как главнокомандующего — руководство вермахта прекрасно знало свое дело, что и говорить. Организацию «Морского льва» взвалил на себя Манштейн, он же решал все вопросы с министерством вооружений.
Новости из Норвегии шли просто великолепные — союзники в суматохе эвакуировали свои войска, потеряв авианосец «Глориес», застигнутый линейными кораблями «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Егеря генерала Дитля удержались в Нарвике, и теперь нужно было высыпать дождь наград, ими заслуженных, — Андрей отдавал тут должное.
Хотя, как шутили злые языки, горные стрелки, испытав на себе все прелести путешествия на качающихся палубах эсминцев, наотрез отказались совершать рейс по морю в обратную сторону. И ответ дали соответствующий — лучше погибнуть на берегу, чем умирать от собственной блевотины на палубе.
Сейчас его занимал только один человек — Сталин. Именно от этого человека зависело будущее. Если Резун-Суворов прав, то война начнется неизбежно. И факты соответствующие имеются — экономика СССР, как знал Андрей, давно перешла на режим военного времени. Народ конкретно пахал, делая груды оружия и техники.
Это не скрывалось даже в советский период — в хрущевском шеститомнике и брежневском двенадцатитомнике, которые довелось ему почитать, цифры военного производства приводились откровенно. Андрей не поленился и подсчитал, а потом сравнил с буржуазными супостатами — полученная цифирь соответствовала, только у тех он все данные сложил вместе.
Смешно читать рассуждения того же Жукова, в которых он причитает над многократным превосходством немцев в танках и самолетах. Прямо за идиотов читателей держит, хотя в этой же книге приводится соответствующая цифирь, но на разных страницах.
Да и к самому «великому Георгию» Родионов относился без придыхания после того, как побеседовал с одним ветераном, что в сорок втором воевал под Сычевкой. Знаменитая жуковская «трехрядка» оказалась не гармошкой, а валом из трупов наших солдат, что были беспощадно брошены на пулеметы. В этом и есть весь смысл жуковских атак — заваливать вражеские окопы трупами. Но теперь причитают на каждом углу его хвалители, памятники «маршалу победы» и новому «святому Жоре» требуют ставить повсеместно.
А ведь в 1941 году именно Жуков был начальником Генерального штаба, и он вместе со Сталиным несет ответственность за тот чудовищный разгром, в котором были потеряны многие тысячи самолетов и танков, что с надрывом, на голодающих детях, произвели за предвоенные годы, отказывая людям в самом необходимом — хлебе, лекарствах, одежде. Но «стрелочников» нашли других, как водится у нас, чтоб не получилось прямо как у Гоголя про унтер-офицерскую вдову, что сама себя высекла.
Цель была ясна, вот только пути к ней Андрей не видел, а потому беспокойно ворочался на диване. Умиротворять Сталина, отдавая все новые и новые страны и народы под ласковую лапищу Кремля, он уже не собирался. Почему? Да потому, что собственными глазами посмотрел и убедился, что французские пейзане и немецкие бауэры в сороковом году жили намного лучше, чем наши колхозники даже в лучших «миллионных» хозяйствах в самый расцвет построения счастливого социализма (или просто СС, как шутили). Да и с колхозами-миллионерами дело было совсем наоборот, ибо большая часть из них не миллионные прибыли имела, а соответствующие долги.
А с дорогами вообще жуть, за полвека ничего подобного, пусть даже плохенького, что здесь и сейчас повсеместно сделали, ничего же не имеется. Не страна, а огромный и голодный концлагерь, где поэты занимаются крайне важным делом — прославляют великого акына, вождя, большого друга детишек и прочее…
ДозиРазговор с французом постепенно принял профессиональный характер. К большому удивлению немцев, тот отлично знал цифры и технические детали, намного лучше их всех. Готфрида это даже рассмешило — враг лучше его самого знает, насколько превосходно люфтваффе?!
Пилот летал на «Моране», скорость которого почти на сто километров меньше, чем у «Мессершмитта». Для истребителя это слишком много, а потому откровение пилота ошарашило немцев. Как так может быть, когда командование давно знает ТТХ вражеских самолетов, но не предпринимает ответных мер?! Что это — безумие?! Или наглость с полной уверенностью в том, что «боши» ничего не смогут противопоставить в воздухе?!
Вопросы посыпались градом, но пилот «Морана» либо отвечал на них неохотно, либо совсем ничего не говорил. Однако кое-что сказал — француз последние две недели выполнял больше десятка полетов в день, что было чрезвычайно много. Тут усталость должна была давно свалить парня с ног, но он держался. И совершенно спокойно говорил о таких вещах и о том, что его авиагруппа за эти дни понесла чудовищные потери.
И когда немцы спросили, почему французские истребители зачастую уклоняются от боя, пилот ответил просто, как о совершенно понятном и естественном: «Они не хотят умирать». Он сказал таким тоном, будто нет на свете более понятной вещи, чем нежелание солдата пасть за свою страну.
Лишь раз равнодушие покинуло француза. Когда немцы сообщили ему, что германские войска уже вышли на окраины Парижа, он замолчал и побледнел. Готфриду показалось, что новость сильно задела душу пилота, видно, Париж значит для француза больше, чем победа или поражение.
Глава пятая
«Заветы Бисмарка»
— Геринг, вы ведь показали русским все, что имеет люфтваффе?
— Да, мой фюрер! Таково было ваше желание, — толстяк сиял начищенной медной тарелкой.
— А зря, — только и сказал Андрей. Но не искренне. Он решил проверить, как отнесутся генералы к его плану по передаче СССР новейших технологий, в том числе и военных. А Геринга выбрал в качестве лакмусовой бумаги.
— Может, не стоит вооружать этого восточного сатрапа нашей техникой? А если против нас самих ее пустят в ход?
— Скопировать ни самолеты, ни двигатели они не смогут. Чтобы производить их, и речи быть не может в ближайшие два-три года, мой фюрер.
— Но оборудование…