Дмитрий Бондарь - Другой путь 5 (СИ)
Баталин с Васильевым переглянулись:
— К чему вы это ведете? - спросил Васильев.
— Все просто: вы продаете мне нефть, получаете свои два доллара с барреля и у вас не болит голова ни о чем. Схема оплаты через аккредитив и вы в любом случае получаете свои деньги. Ваш риск только в том, что однажды я могу не рассчитать силы и разориться. Но именно поэтому вы работаете со мной, а не с Джоном Доу…
— Джон Доу? - переспросил Баталин. - Кто такой Джон Доу?
— Иван Иванычем Ивановым, - перевел переводчик.
— Ивановым? - теперь спросил Васильев. - Причем здесь Доу?
— С кем-то другим, неизвестным лицом, - переводчик стушевался.
— С Васей Пупкиным, - верно перевел отец.
Министр с Президентом хмыкнули.
— Продолжайте.
— В то же время мои риски гораздо больше ваших. Вам не нужно распределять лоты в розницу, вам не нужно заботиться о танкерах и нефтехранилищах, вам не нужно опасаться резкого скачка цены. Поэтому те четыре доллара, что я имею с вашего барреля - всего лишь компенсация рисков. И это справедливо. Думаю даже, что если мы не договоримся, то вам не найти вообще ни одного оптового покупателя на вашу нефть.
— Вы угрожаете?
— Нет, трезво оцениваю риски. С барреля саудитской нефти Exxon имеет прибыль в восемь. Похожие цифры у всех остальных флагманов - в Нигерии, Северном море. Зачем им ваша нефть? Соблазнятся разве что бразильцы…
— Мы могли бы сами предложить ее рынку.
— Полноте, Юрий! Как только ОПЕК узнает, что наши с вами отношения зашли в тупик, они нарастят свою добычу как раз на размер ваших поставок в Европу - не рассчитывайте на политическое влияние. И я буду рад выкупить у них эту нефть, потому что получу на ней не четыре доллара за баррель, а шесть. Вы останетесь с нефтью, но даже без бензина, потому что химия для НПЗ закупается вами в Европе. А нет валюты - нет химии. Как в Иране.
— То есть, делиться вы не хотите?
— Нечем, Юрий Петрович! Нечем делиться! Но я человек осторожный и не люблю ссориться. Поэтому кое-чем могу помочь. Во-первых, добрым советом. Не считайте, что ваша нефтяная прибыль составляет два доллара, ведь те восемь-девять долларов, которые вы получаете от ее продажи, целиком идут в ваш бюджет, а вы расплачиваетесь рублями со своим персоналом. Ну уж рублей-то вы можете нарисовать сколько потребуется! Поэтому вся валюта от продажи нефти в принципе должна быть зачислена в строку “прибыль”.
— Я поговорю со своими экономистами об этом.
— Поговорите, - легко согласился я. - И поговорите еще вот о чем: я не согласен делиться своей прибылью с вами, но я согласен вкладывать часть этой прибыли в экономику вашей страны. Скажем, один доллар с барреля или четверть от моей доли. И вы будете вкладывать в наш общий инвестиционный фонд четверть вашей прибыли от нашей сделки - полдоллара. На каждый мой доллар ваше участие будет вдвое меньшим - чтобы я видел ваше участие, а вы контролировали мое. Инвестировать будем в… допустим в автопроизводство.
— В ВАЗ? - в глазах Васильева читалось сомнение.
— Можно и в ВАЗ, - кивнул я, - но я слышал, у вас есть талантливые одиночки, раз за разом придумывающие новый дизайн, концепцию автомобиля будущего и раз за разом остающиеся не у дел. Гвидо, где твои документы?
— МАЗ “Перестройка”, - откликнулся мой помощник, положив на стол прозрачную пластиковую папку, - НАМИ Компакт, НАМИ Охта, электромобили и гибридные машины. Так же у господина Майнце вызвали интерес работы Юрия Долматовского по созданию компактных однообъемников.
Баталин вынул из файла несколько газетных вырезок, фотографий, недолго изучал их, потом передал Васильеву:
— Это у нас сделано?
— Вы же видите на капоте тягача надпись МАЗ? Не сомневайтесь. Я готов проинвестировать строительство завода на паритетных с вами началах и заняться дистрибуцией его продукции в Западной Европе. Мои деньги и специалисты в области маркетинга - ваши люди, земля, энергетика, технические идеи. Я готов даже отдать вам контрольный пакет акций этого завода. Мне будет достаточно пятидесяти процентов без одной акции. Подумайте: это тысячи новых рабочих мест, выход на новые рынки, валютные поступления…
Над столом повисла тишина, только слышно было, как передаются из рук в руки бумаги Гвидо, как шелестят страницы газет.
— Что скажешь, Александр Михайлович? - спросил наконец Баталин.
— Нужно хорошо подумать, Юрий Петрович, - отозвался министр. - Неожиданно это все.
— Сколько времени ваше предложение будет в силе? - обратился ко мне Баталин.
— Месяц, - я посмотрел на Лу, рисующему ручкой на бумаге своих обычных чертиков. - Пока у меня нет никаких других инвестиционных проектов, я готов подождать. Но через полгода, боюсь, они появятся, и мои деньги окажутся занятыми.
— Хорошо, - кивнул Баталин. - До тех пор все останется как есть. И… мне хотелось бы узнать один ответ.
— На незаданный вопрос?
— Я его сейчас задам. Скажите, это правда, что маршал Мобуту держит свои деньги в ваших фондах?
Я даже заерзал на стуле - очень уж не ждал чего-то подобного. Сидевший рядом Луиджи начал писать под чертями итальянские ругательства, злясь на себя, что допустил утечку. Папа сделал очень круглые глаза - для него это тоже оказалось неожиданностью.
— Откуда вам это известно, Юрий?
— У меня есть немножко осведомленных подчиненных.
— КГБ?
— И они тоже.
— Ну что ж, не стану отрицать. Значительная часть из пяти миллиардов господина Мобуту остается в принадлежащих мне фондах.
Год назад, когда Заир объявил дефолт, к Пьеру Персену наведались эмиссары чернокожего диктатора, почуявшего, что под его капитал в швейцарских банках активно копают американцы, очень желающие прибрать деньги к своим рукам. В чем была бы определенная историческая справедливость, ведь деньги эти были частью выданных Заиру кредитов и выкупленных облигаций. Четверо здоровенных негров в костюмах от парижских портных блестели зубами, пучили глаза, громко верещали что-то на своем диалекте французского и требовали принять от них деньги в доверительное управление, чем очень испугали моего финансиста. Пьер не хотел связываться с деньгами сомнительного происхождения, но я посчитал, что смогу на них хорошо заработать. И вот теперь советская разведка, кажется, что-то пронюхала.
— А вы знаете, что он сделал со своей страной? - в Баталине зачем-то вдруг прорезался комсомольский политинформатор. - Вы понимаете, что все его деньги - кровавые и грязные? Я хочу понимать - будут ли ваши проекты в СССР финансироваться этими деньгами? Мне меньше всего нужны международные скандалы.
— Нет, господин Президент, эти деньги - просто гора долларов, - я постарался вложить в голос всю возможную убедительность. - Грязными или чистыми их делает наше к ним отношение. Ни Франция, ни Бельгия, ни Китай не считают господина Мобуту преступником. Но если вас это в самом деле беспокоит, то маршала больше интересуют вложения в недвижимость, чем в промышленные предприятия. Можете не волноваться, никто не скажет, что новая индустриализация России проводится на деньги, отобранные у обездоленных африканцев. И господин Мобуту никогда не придет к вам требовать дивидендов.
Я никому не собирался говорить, что своих денег африканский людоед больше не увидит. Никогда. Мне дешевле будет отправить в Киншасу пару десятков головорезов Лу, чтобы они проводили маршала Мобуту в последний путь, чем отдавать ему наворованные им у своего народа деньги. И вот уж эта операция не вызовет во мне никаких угрызений совести - бешеной собаке лучше сдохнуть.
Спустя месяц мои предложения были приняты. Особенно удовлетворены были хозяева князя Лобанова-Ростовского, ведь мне удалось на целых полдоллара с барреля уменьшить поступления в советский бюджет! Я не стал рассказывать о создании общего с Правительством Баталина фонда. Одним закрытым фондом больше или меньше - кто кроме его хозяев это может это реально отследить?
Глава 9.
У всех исторических событий имеются определяющие корни, о которых отчего-то не принято помнить. Однако, ничего важного не происходит без долгой предварительной подготовки. Она не всегда проводится теми, кто задумал провести в жизнь свои планы, чаще всего они используют удачное стечение обстоятельств, присовокупляя к ним свои небольшие поправки. Но никогда ничего не происходит на пустом месте. Взять хотя бы знаменитую, практически хрестоматийную спекуляцию Натана Ротшильда на итогах сражения при Ватерлоо. Говорят, что после этого знаменательного события половина английского бизнеса стала принадлежать представителю славной банкирской семьи. Однако мало кто задается вопросом - почему добропорядочные джентльмены начали быстренько избавляться от бумаг? Ведь где Ватерлоо, а где Лондон? У Наполеона нет флота, чтобы угрожать Британии, да у него даже Франции нет! И, тем не менее - такая паника! Почему?
Хотелось бы сказать, что все просто, но все совсем непросто. За предыдущие двадцать лет до знаменитой ротшильдовской аферы лондонскую биржу, где к тому времени вращались бумаги почти всего английского серьезного бизнеса, лихорадило несколько раз. И каждый раз это было связано с Францией и Наполеоном.
