Андрей Величко - Остров везения
Пока Роберт размышлял о путях развития человечества, палочник куда-то уполз. Но не успел молодой человек толком расстроиться, что не удалось его внимательно рассмотреть – ведь ископаемое же! – как тот вернулся.
«Он что, мои мысли читает?» – в некоторой растерянности подумал юноша и, не особо надеясь на успех, приказал насекомому:
– Иди отсюда!
Палочник бодро пополз от костра.
– Ко мне!
Насекомое развернулось и медленно приблизилось к ноге Роберта.
Через полчаса юноша убедился, что палочник действительно выполняет его команды, причем безразлично, мысленно они были отданы или вслух. Правда, не все – как прыгать на месте, так и бежать галопом насекомое отказалось.
Еще через два дня Роберт решил сделать перерыв в исследованиях – слишком уж много информации накопилось, пора было ее как-то обдумать и систематизировать. Он вернулся в девятый век и теперь каждый вечер часа по два сидел на берегу океана с ручкой и блокнотом – любовался закатом и размышлял.
Итак, в плейстоцене у него резко повысились иммунитет и скорость регенерации. Кроме того, появились новые, ранее недоступные возможности – например, теперь юноша мог по желанию ускорять или замедлять частоту сердцебиения. Да плюс еще экстрасенсорные способности. Палочники просто оказались наиболее восприимчивыми, но бабочками тоже получалось командовать, и иногда даже птицами. Впрочем, довольно редко и неуверенно – результат был на грани ошибки эксперимента. Причем все это не исчезло сразу по перемещении в более поздние времена, а просто начало помаленьку затухать. Через две недели Роберт уже не мог командовать насекомыми, да скорость регенерации, которую он проверял, ежедневно царапая себе левую руку, тоже начала падать. Итак, похоже, что он чем-то быстро зарядился в плейстоцене, а в девятом веке это «что-то» потихоньку уходило, а подзарядки здесь не было. Или, точнее, почти не было. Так как юноша не увлекался сказками про эльфов и магов, то он решил назвать это не маной и не силой, а полем. Итак, около миллиона или двух миллионов лет назад Земля имела какое-то поле. В девятом веке от него сохранились только слабые остаточные проявления, а в двадцать первом и они исчезли напрочь. Что является источником этого поля, сейчас выяснить было невозможно, и Роберт решил пока считать им саму Землю. Или, скорее, ее биосферу.
Человек это поле явно может использовать. Но раз так, то его… ну, скажем, напряженность… она обязательно будет уменьшаться. И чем больше на свете людей, тем сильнее они уменьшают напряженность. Очевидно, что существует какая-то пороговая численность человечества, при превышении которой неведомый источник генерации поля перестает компенсировать увеличившееся потребление. И значит, напряженность начинает лавинообразно падать. Похоже, этот порог был пройден незадолго до девятого века.
За то время, что Роберт жил не в двадцать первом веке, его стратегические планы оставались неизменными – спасти от извержения супервулкана родителей. И если получится, то еще кого-нибудь. А вот предполагаемые методы претворения в жизнь этих планов менялись.
Сначала молодой человек хотел построить лодку и добраться на ней до обитаемых мест. А что? Тихий океан переплывали на простых спасательных шлюпках, на весельных лодках и даже на плотах.
Однако по завершении постройки небольшого катамарана выяснилось, что вот конкретно на этом корабле от берега лучше особо не удаляться. Кроме того, мальчик взрослел, много читал и пришел к выводу, что вряд ли люди, даже если он до них доплывет, вот так прямо все бросят и кинутся ему помогать. Нет, скорее его обратят в рабство. И это будет еще не самое плохое, ибо рабство есть не у всех народов. А вот аппетит – у всех. Могут и просто сожрать.
Тогда Роберт решил действовать сам, то есть найти дорогу в какие-нибудь иные времена, еще задолго до извержения. На всякий случай получше вооружиться, набраться опыта и далее действовать по обстоятельствам.
И вот теперь его планы претерпели третью коррекцию. Раз уж в плейстоцене перед ним открываются такие возможности, то было бы глупо не попытаться ими воспользоваться. А значит, там надо устроить нормальный базовый лагерь, как в девятом веке, и начинать вдумчиво исследовать, что может и чего не может дать это неизвестное биополе.
За три месяца экспериментов и тренировок выяснилось, что его возможности довольно далеки от безграничности. Да, скорость регенерации сильно повысилась. Кроме управления частотой сердцебиения Роберт научился ослаблять болевые ощущения и в пределах пары градусов регулировать температуру тела.
С управлением живыми существами тоже получалось не так чтобы уж очень. Оказалось, что чем мозговитее существо, тем слабее оно реагирует на команды. Насекомые демонстрировали почти полное подчинение – естественно, в пределах своих возможностей. Рыбы некоторые команды выполняли, а некоторые – нет. Птицы реагировали на мысленные посылы только в порядке исключения. Дельфины же чаще всего просто игнорировали потуги молодого человека. Впрочем, иногда они подплывали к лодке и высовывали морды из воды с таким видом, словно спрашивали: чего тебе, убогий?
Попытки же воздействовать на неживые объекты вообще успехом не увенчались. Правда, один раз плавающая в луже сухая сосновая иголка повернулась острием на север, как и хотел молодой человек, но, наверное, это была случайность. Во всяком случае, повторить результат не удалось.
– Итак, – подвел итог своим усилиям Роберт по истечении трех месяцев пребывания в плейстоцене, – лавры властелина мира мне не светят. Царем зверей, похоже, в ближайшее время тоже не стать. Пока я гожусь только на роль повелителя мух.
Глава 24
В конце февраля двадцать третьего года мы с Гошей решили, что пора как-то начинать официально оформлять ситуацию вокруг острова Пасхи. Вообще-то по факту он сразу после визита туда принцессы Анастасии стал российским протекторатом, но правительство Чили пока никак на это не реагировало. Возможно, потому, что ничего не знало. А не знало оно потому, что в упор не желало знать. Такое отсутствие любопытства базировалось на щедрых (ну, разумеется, по чилийским меркам) пожертвованиях, выданных Одуванчиком ключевым лицам. И, понятное дело, на его репутации, ибо все в тихоокеанском регионе отлично знали, что лорд-протектор умеет раздавать не только пожертвования. Однако необходимость как-то закрепить сложившееся положение дел никуда не исчезла. Хотя, впрочем, еще и не стала такой уж неотложной.
– Ладно, – пообещал я его величеству, – как только руки дойдут, тут же все оформлю.
– Желательно без жертв, – уточнил свою позицию император.
– Ну, совсем без них может и не получиться. Но они если и будут, то единичные, не с нашей стороны и не среди рапануйцев.
– Хорошо, в таком формате это допустимо.
И значит, раз дело получалось не особо срочным, можно было для начала подождать какой-нибудь благоприятной случайности. Они, кстати, бывают гораздо чаще, чем считает большинство. Просто их надо уметь сначала распознать, а потом грамотно ими воспользоваться. Так что, когда я услышал от директрисы ДОМа новость относительно одного нашего хорошего знакомого, у меня в голове тут же щелкнуло: кажись, оно. Впрочем, тут можно рассказать и поподробнее.
– Вроде все, а впрочем, еще наша ее величество президентша пригласила погостить в Петербурге господина Немнихера, – сообщила мне Танечка в конце очередного доклада.
– И что? – пожал плечами я. – Не в первый же раз. Думаете, я так страдаю от разлуки с ним, что теперь начну считать часы до начала долгожданной встречи?
– Насчет вас не знаю, а вот он точно от чего-то страдает. По моим сведениям, от беспокойства. Во всяком случае, он попытался осторожно выяснить, не вы ли являетесь инициатором приглашения. Не получив достоверных сведений, Арон Самуилович сделался тревожен. Поэтому у меня предложение – давайте пошлем за ним ваш «Аист». И тройку моих девочек в качестве почетного эскорта для столь дорогого гостя. Глядишь, за время полета человек и дозреет до чистосердечного признания.
– Вы еще что-нибудь раскопали про этого ворюгу?
– Увы, пока нет. Но такого, чтобы ему не в чем было признаться, просто не может быть!
– Разве нам от него именно сейчас что-то нужно?
– Не обязательно от него, но вообще-то было бы неплохо, чтобы кто-то отвлек на себя внимание по поводу острова Пасхи.
«Аист» с израильским министром иностранных дел на борту прибыл в столицу Российской империи без пятнадцати одиннадцать вечера. Так как самолет принадлежал правительственному авиаотряду, то, ясное дело, сел он не в Пулково, а в Гатчине. В силу того, что королева-императрица ложилась спать довольно рано, а канцлер, наоборот, довольно поздно, не было ничего удивительного в том, что прямо с аэродрома господин Немнихер направился именно к нему. Разумеется, можно было поехать в израильское посольство, где и переночевать, а с утра явиться к ее величеству, но… больно уж многозначительно улыбались в полете девушки почетного эскорта, и Арон Самуилович решил не рисковать.
