Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

М-да. Погонял я ее сегодня… Не случайно Лена босоножки сменила на кроссовки — в них легче бегать по этажам.

— Конфигурация поля.

— Овоид!

Мои руки лежали на консоли, как у пианиста на клавишах. Нежными движениями я сдвигал ползунки, уже больше смахивая на звукорежиссера. Напряженность поля росла, с еле слышным жужжанием сдвигались секции магнитов.

— Конфигурация!

— Сфероидальное поле!

— Ага-а… затянул я. — Всё идет штатно. Укладывай!

Лена схватилась за джойстики. Тускло блестя шарами суставов, «механические руки» за стеклом подобрали образец и аккуратно переложили на черный рубчатый круглый коврик, обведенный белой линией, точно в центр камеры.

— Сразу чувствуется рука биатлонистки! — ухмыльнулся я. — Пулять, так в десятку! Всё, сбрасываю мощность.

— А пуск когда? — раскрасневшаяся, с блестящими глазами, Лена вовсе не походила на желчную стерву.

— После обеда.

— Может, сейчас?

— Нет. Я объявил часовую готовность. Пусть энергетики тоже подтянутся. Не нам же одним бегать… В смысле, не одной тебе.

— Ладно, — фыркнул младший научный сотрудник. — Ну, хоть аппетит нагуляла!

Мы заперли лабораторию, и двинулись по коридору, освобождаясь от напряга.

— А если ничего у нас не выйдет? — пробормотала девушка.

— Если долго мучиться, что-нибудь получится, — изрек я давнюю мудрость.

— Да я понимаю… Просто, одно дело — рассматривать парадоксы в теории, и совсем другое — разбираться с ними на практике.

Спускаясь по лестнице, я лениво пожал плечами.

— Лен, никто до нас не ставил опыты с тахионным излучением, мы первые. Может, и зря теории изощрялись, и ничего особенного мы не откроем. Ну, и ладно, хоть докторскую защищу… Или что-нибудь для военных изобретем. Прошу! — отворив дверь буфета, я пропустил Лену и вошел сам.

Почти все столики были свободны, лишь в углу расселся Вайткус, а седовласое светило поучало аспирантку Галю. Малееву, кажется.

— Арсений Ромуальдович, наш пламенный!

Технический директор величественно кивнул.

— Етта… Иваненко звонил. Сказал, что задержится, и чтоб начинали без него.

— Ой, а скоро уже? — воскликнула аспирантка, забывая о почтении — светило недовольно поморщилось.

— Скоро, Галочка, скоро!

Добрейшая и румянейшая тетя Валя мигом нас обслужила. Налила борщику в «глыбокую» тарелку, плюхнула пюре на мелкую, украсив толченку парой зажаристых биточков.

— Кушайте, Миша, кушайте!

Я подхватил поднос, чувствуя, что рассуждения о режиме отпали, и уговаривать организм перекусить не придется — нутро урчало.

Ах, молодость, молодость… Лишь тот, кто побыл стариком — и вернулся в юные годы, способен оценить все бонусы «малого пробега» организма. Даже угодив в тело Миши Гарина, а ему тогда и шестнадцати не исполнилось, я частенько осаживал себя — как бы ревматизм не потревожить, как бы сердце поберечь…

Далеко не сразу привыкаешь, что сил в тебе не мерено — и на работу хватит, и на любовь, на всё!

Вот, простая еда — лопаешь, и не задумываешься. Не ждешь, когда о себе напомнит печенка или поджелудочная, а получаешь удовольствие — и просишь добавки.

Расправившись с первым, второе блюдо я уже смаковал, вдумчиво уминая биточек. Тут и Галка подсела к нам с Леной, легкомысленно бросив светило, от чего оно изрядно угасло.

— Миш, — приглушенно заговорила Малеева, — а правда, что мы машину времени строим?

Браилова, лишь бы не засмеяться, вытаращила глаза.

— Галочка, — торжественно сказал я, — тебе одной открою секрет: мы строим ускоритель тахионов!

— Но ведь тахионы способны переносить информацию из будущего! — заспорила аспирантка. — И вызывать парадокс причинности.

— Ох, Галя, — вздохнул я. — Боюсь, что в реальности всё куда сложнее, чем в теории. Это тебя Александр Сергеевич напугал парадоксами?

— А что, — покраснела девушка, оборачиваясь к столику, за которым недавно сидело светило, — он не прав?

— Знать бы! — хмыкнул я. — Видишь ли, Галчонок… Разницу между излучением и поглощением тахионов определить… м-м… сложновато. Тахион, движущийся назад во времени, можно вполне определить, как тахион, который движется в будущее. Лично меня совсем другое пугает…

— Что? — выдохнула Малеева, подаваясь.

— А вот смотри. Тахионы замедляются, набирая энергию. И ускоряются, теряя ее. Тогда выходит, что заряженные тахионы, которые движутся быстрее скорости света, будут постоянно терять энергию даже в вакууме — из-за черенковского излучения. Потери заставят их разгоняться — и расходовать заряд еще быстрее. В конце концов это приведет к неуправляемой реакции, высвобождающей чудовищное количество энергии.

— Ничего себе… — пробормотала аспирантка. — Вот это ничего себе…

— Вот такое оно, — преувеличенно тяжко вздохнул я, — мироздание!

Впечатленная Галочка удалилась, обдумывая открывшиеся ей истины, а Лена прыснула в ладошку.

— Извини… — выдавила она.

— Грешно смеяться над девушками, — попенял я ей. — Они — главная ценность в пространственно-временном континууме!

— Это и меня касается? — сощурилась Браилова.

— Ну, а как же.

— Спасибо…

Мне показалось, или Железная Леди, она же Снежная Королева была тронута?

— Это не комплимент, — вывернулся я, — а принцип бытия. Пошли, растопим нашу печурку!

Фокальный комплекс, зеркальным бубликом окольцевавший потолочные сопла, мы протестировали первым — здесь электрическое поле сжимало — или расширяло тахионный пучок.

— Всё штатно, — вывел я. — Наверх!

Разумеется, девушку я любезно пропустил вперед. Халатик у нее не слишком длинный, а трап крутой — вид снизу открывался роскошный.

— На тот случай, если не разглядел цвет трусиков, — спокойно молвила Лена, одолевая ступеньки. — Они у меня белые.

— Что ж я, по-твоему, уже цвета не различу? — обиделся я. — Просто кружавчиками любовался. Забавный такой узорчик…

— И как тебя только жена терпит, — вздохнула Браилова, переступая порог.

— Сам удивляюсь! — рука на автомате, уже заученным движением, оживила пульт ускорителя. — Та-ак… Ладно. Стой здесь, чтобы не бегать, а я вниз.

Девушка понятливо кивнула, оглядывая приборы, табло и дисплеи — красные цифры бросали дрожащий отсвет на ее лицо.

Сбежав по лестнице в лабораторию, я бросился к главному пульту. Запустил программу запуска — и меня тут же одолели сомнения: а проверили ли мы подачу? Подключен ли второй фидер?

— Ч-черт…

«Четыре минуты в твоем распоряжении, кретин недоделанный!»

Дверца техотсека чмокнула магнитным ободком, как в холодильнике. Пригнувшись, я вошел, чуя неуверенность и зябкий страх. Так и есть!

— Да что ж ты за кретин…

Мое злое шипенье было оправдано — квадратный люк из техотсека в камеру гостеприимно распахнут. Но я ведь закрывал его! Или нет?

В следующую секунду острое чувство опасности пронзило меня ледяной иглой. Я дернулся на рефлексе, и страшный удар пришелся вскользь, не разбив мою глупую голову, а лишь оцарапав. Слепо вытянув руки, я рухнул на пол камеры, больно ударившись о лабораторный образец — слиток бериллиевой бронзы. Застонав, поднял голову с этой металлической «подушки», готовясь к удару в спину. Контрольному…

Приглушенный двойным стеклом, грохнул выстрел. Вывернув голову, я смутно увидел трап, по которому ссыпался человек в антирадиационном спецкостюме. На крошечную площадку выскочила Лена, вскидывая пистолет, но ее опередили — прямо перед прозрачной панелью присел еще один тип в мешковатом СК, и дважды нажал на спуск «стечкина».

— Стреляй, Ленок… — прошептал я, погружаясь в пульсирующую болью тьму. — Камера выдержит…

…Очнулся я от резких рывков. Кто-то меня хватал за руки, за плечи, дергал, оттаскивал, и частил, едва не плача:

— Мишенька! Мишенька! Ну, что же ты? Очнись, миленький! Ну, пожалуйста!

Вверху надо мной реяло лицо Елены, а в следующее мгновенье камера завибрировала, и низкий утробный гул опал с четвертого этажа. Заработали эмиттеры.