Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

...Сегодня дежурил Макарыч, седоусый крепенький дед, старый партизан.

— Здравия желаю, Михаил Петрович, — уважительно поздоровался он.

— И вам того же, Василий Макарович, — наклонил я голову.

Турникет щелкнул, пропуская, и бравый вахтер вручил мне именной талон. — Борис Семенович не объявлялся?

— Никак нет. Звонил, обещал быть.

Кивнув, я пересек обширное фойе, и толкнул дверь первого отдела. Из-за стола «не по росту» с пыхтением вылез огромный особист, до того накачанный, что тело, бугрящееся мышцами, обрело бесформенный вид. То ли от запаха бумаг, то ли от аллергии на секретность у меня зверски засвербило в носу.

— А... А-а... Ап-чхи-и!

— Салфет вашей милости! — рокотнул особист.

— Красота вашей чести, — сделал я ручкой, шмыгая.

— Держите, — мускулистые руки выставили небольшой стальной короб с кодовым замком. — Распишитесь.

Поставив свою закорючку, я подхватил тару и понес к себе в лабораторию.

Это был обширный зал с высоким потолком, а настрой на серьезную работу задавала входная дверь — металлическая, тяжелая, как в доте, подвешенная на массивных петлях. Нащелкав код, я переступил не обычный порог, а залючину-комингс, и выбрался на узкую галерею с балюстрадой из нержавейки.

Мое рабочее место. Моя пещера для ретритов и прочих бдений.

Уровнем ниже стояли в рядок белые шкафы МВК «Коминтерн-3». Многопроцессорный вычислительный комплекс — так в СССР называли суперкомпьютеры. Рядом вяло мигал индикаторами пульт, в сторонке кучковались столы, стеллажи, пара диванов и заморенный фикус в кадке, а посередине дыбился громадный куб лабораторной камеры [237].

Сверху и снизу ее закольцевали наплывы могучих составных магнитов — их секции можно было сдвигать по-разному, образуя поле нужной конфигурации. Спереди тускло блестела прозрачная панель со встроенными манипуляторами — суставчатые «руки» бессильно повисли, видимые, как тени, по ту сторону двойного толстенного стекла, бликовавшего на свету.

Позади, впритык к стене, громоздился технический отсек — к нему сходились, сплетались вязанки кольчатых кабелей, а сверху…

Я задрал голову. Из аккуратных дыр в потолке высовывались ребристые сопла ускорителя, отделанные сверкающим цирконием, глухо доносились отрывистые лексемы монтажников и звонкие медные удары. Work must go on…

Я сошел по пандусу, задев коробом коротко гуднувшие перила. Отпустил матерок, и раздраженно вскрыл кейс, набрав личный шифр. Бумаги «Для служебного пользования» швырнул на стол, а стопку чистых листов с грифом «Совершенно секретно» покачал в руке, словно взвешивая, и подчеркнуто спокойно уложил обратно в коробушку.

Ничего я сегодня писать и рассчитывать не буду. Настроения нет.

Тут дверь издала писк, открываясь.

«Зря не заблокировал!» — сумрачно подумалось мне.

Высокий комингс переступил Иванов. Оглянулся, и заценил:

— Просторно тут у вас… — спускаясь по пандусу, он добавил другим тоном, пристально взглядывая на меня: — Ваша версия, Миша, оказалась верной. В крови Теминой обнаружены следы СП-36. Возможно, эйфория от дозы морфия наложилась на действие «болтунчика». М-да… Насколько девушка была посвящена в секретную тему?

— Ни насколько, — буркнул я. — «В теме» только двое — я и Дим Димыч… Директор. Что Надя могла рассказать? Про тахионный излучатель? Так она видела его раза два, от силы. А что там, под кожухами и панелями? Откуда ей знать? Надя нужна была мне, как помощница — подай, принеси, сравни конфигурацию поля с расчетной…

— Понятно… — вздохнул Борис Семенович, поправляя очки. — Следствие, кстати, продвинулось. Местный участковый оказался настоящим деревенским детективом! Нашел в ельнике сумочку Теминой. Паспорт на месте, карточка Госбанка, пропуск… Один лишь радиофон пропал. Дали этому Анискину прослушать запись звонка, так он по голосу вычислил «доброжелателя»! Некоего Игоря Ивановича, пенсионера-маргинала. Отсидел по «хулиганке», а потом сменил десятки мест работы, нигде не задерживаясь дольше двух-трех месяцев. Зато всю страну объездил, от Камчатки до Кавказа, от Таймыра до Памира… Его сюда везут — думаю, вам будет интересно поприсутствовать. Я прав?

— На все сто!

Игорь Иванович оказался плюгавеньким мужичком, давно не посещавшим баню и парикмахерскую. Вертясь на стуле, чтобы видеть и особиста, и генерал-лейтенанта, он с жаром повествовал голосом сиплым, но не испитым:

— Я вам не бомж какой, и не алкаш! Ежели и выпью, то в субботу. В воскресенье поправлю здоровье, и всё — готов к труду и обороне!

Тут отворилась дверь, и вошел наш технический директор.

— Етта… — начал он. — Миш, накопители завтра будут, я договорился.

— Заходи, Ромуальдыч, — сказал я скучным голосом. — Это тот… э-э… гражданин, что сообщил о Наде.

— Ага… — вытолкнул Вайткус, и улыбнулся очень неласково. Как людоед коту в сапогах.

Игорь Иванович сразу ощутил неуют.

— Да чё я, чё я-то! — затараторил он, подбирая ноги под стул, а голову втягивая в плечи. — Я ничё!

— Как вы оказались на старой дороге? — спокойно спросил Иванов.

— А, ну, как всегда! — взбодрился мужчинка. — Я через день по шоссе хожу — много же невоспитанных ездит, бутылки в окошко выбрасывают. А я подбираю! За чистотой слежу. Вот и в тот день три пивные нашел. А как свернул на старую, гляжу — машина стоит. «Волга» цвету такого… майонезного! И два мужика курят. Один такой блондинистый, высокий, другой пониже, но поширше, чернявый, на грузина похож. А я, знаете, людя́м особо не доверяю, ну и решил их лесом обойти. На фронте-то в разведроте служил, навык есть. Пройду рядом — не услышишь… И тут — здрасьте! — еще одна машина! «Жигули» нарисовались, и тоже парочка… Ну, внутри. Девка за рулем, а мужик рядом. Плотный такой, здоровый. Чё-то они там заспорили… он девку как турнет из машины! И тут эти двое, что у «Волги» курили, сразу подбегают, хватают… шофериху, та верещит… А этот… который высокий блондин, прямо из кармана шприц достает. Вверх брызнул с иглы, и девке вколол… Сюда, — он показал на сгиб левой руки. — Я думал, они ее… того… снасильничать решили, а они стоят только и слушают, что девка болтает. А та языком чешет, как заведенная!

— Что она говорила, слышали? — не выдержал я.

— Не, далеко было, — тряхнул Игорь Иванович немытыми сосульками волос. — По губам тоже не прочитать — мужики ко мне спиной, и девку загораживают. Два слова только разобрал — «ускоритель» и… «трахтион» какой-то…

— Может, тахион?

— Во! Точно! А потом девка… Чокнулась, что ли? Хихикает, лыбится… А блондин… Он еще так челку вбок отмахивал, как этот… Ну, этот, из «Бриллиантовой руки»! Козлодоев! Так он девчонке — раз! — и по шее ребром ладони, как колуном! Та сразу — брык! — и готова. Они ее обратно в «Жигуль» затолкали, скатили в овраг, и… Ну, и все.

Игорь Иванович поник, тревожно зыркая.

— А мне… ничего не будет? — промямлил он.

— Будет, — серьезно сказал Ромуальдыч. — Премия.

— Серьезно?! — обрадовался мужичок. — Ну-у… Тогда я еще кой-чего вспомнил. Я ж говорил, что по губам… того… читаю? Так у нас был случай, на войне еще. Пошли мы как-то за «языком», к немцам в тыл. Ночь, тихо. Так мы аж до штабного блиндажа доползли. А там светло, карбидная лампа фигачит — и два фрица по-своему гутарят. Губени их, главное, четко вижу, а понять — ни бум-бум! Так вот… Я как тех мужиков, что у «Волги» курили, увидал, сразу тот случай вспомнил — эти тоже по-немецки шпрехали!

— Очень интересно… — затянул Иванов, совершая величественный жест. — Арсений Ромуальдович, премию выпиши обязательно. За бдительность!

Четверг, 15 ноября. День

Атлантический океан, борт ТАВКР «Минск»

— Мичман! Ого!

Иван Гирин сперва остолбенел, завидев Якушева на палубе, а затем обрадовался.

— Товарищ капитан третьего ранга! — завопил он, мигом утрачивая солидность. — И вы здесь!