Братский круг. По самому краю … (СИ) - Юшкин Вячеслав
Я не выдержал.
— Как же так братва? Не по понятиям это. Надо спросить с беспредельщика! Иначе с нас самих же потом спросят! Да и как людям в глаза смотреть будем?
— Вот я и говорю. — вставил Круглый. — Многие ходили за правдой, да вернулись не многие…
Я внимательно посмотрел на смотрящего за вторым. Что-то с ним не так. Холеный, одетый с иголки по лагерным меркам, он напоминал скорее барыгу, чем блатаря. Ленивая речь, плавные неторопливые движения, аккуратно выбрит и подстрижен. Вот уж, кому тюрьма, а кому мать родная…
В глаза бросалось, что этому-то точно ничего не надо. Привыкший к спокойной сытой жизни, он никуда не полезет. Никакую правду искать не будет. Свое — оно ведь всегда ближе.
Старый положил руку мне на плечо, невольно отвлекая от мыслей о Круглом. Видимо опытный сиделец прочитал, о чем я думаю.
— Ты не торопись с выводами, Саня. — произнес он. — Жизнь наша слишком сложная, чтоб все плохое считать плохим, а хорошее хорошим. Иногда бывает так, что и плохое лучше, чем хорошее, хотя с виду наоборот.
— Ты имеешь в виду, что плохой мир лучше хорошей войны? — уточнил я.
— Я хочу сказать, что не все, кажущееся тебе сейчас очевидным, является таковым.
— Ладно. Поживем-увидим.
Глава 20
Стемнело. Пятак за котельной тускло освещался небольшим прожектором с мутным, треснувшим стеклом. Место глухое, унылое. Сам бог велел здесь стрелки забивать. Менты сюда суются редко, опасаются, и правильно делают, народец лихой, могут и башку в потемках проломить. Если только наведет кто, сольет стрелу, тогда только «Кум-трест» нагрянет, да и то вряд ли, кому охота по ночам шастать. Мусора — они тоже, какие-никакие люди… К тому же, смена сегодня самая, что ни на есть лояльная к зекам. Все дубаки под полтинник, старой закалки, еще помнят те времена, когда пьяных сидельцев по баракам развозить приходилось. Почем зря арестанта гнобить не будут. Хорошая смена.
Мы с Немцем, Седой и еще пара спортсменов-боксеров с нашего барака, с которыми Саня обычно свои тренировки проводит, стояли и смолили в ожидании одиннадцати часов вечера. Чуть в стороне нервно курил Валера землячок, волнуется пацан, судьба его решается.
Неизменный шнырь — Анцыга, «висел на конторе» — смотрел с крыши котельной за подходами к месту встречи. И о перемещениях противника предупредит, (а от Кукиша можно было ожидать какой угодно пакости) и сотрудников, если увидит, тоже маякнет.
— Седой и вы, пацаны, в базаргу и все, что за ней последует, не лезьте. — раздавал последние инструкции Немец. — Дело темное, неизвестно как после аукнется, а вам еще срока досиживать. Мы с Кубой спросим с беспредельщиков. Да и потом, если что, на сходне перед братвой вывезем. Нам полегче, нас люди знают, замолвят, если что, словечко и за локоток придержат, если понадобится. Ясно?
Зеки молча кивнули.
— Ну а если уж увидите, что перевес не на нашей стороне, то сами решайте впрягаться или нет. — продолжал авторитет. — Хотя, думаю, не понадобится, таких как они — стадо надо, чтоб с нами справиться, да братан? — и хлопнул своей ручищей по моему плечу. Я чуть не подавился дымом.
— Идут! — негромко крикнул с крыши Анцыга. — Человек шесть-семь.
— Нормально. — Немец бросил окурок на землю и раздавил его ботинком.
— Пусть идут. — и, повернувшись к Шутову, — Ну что, старшой, окропим снежок красненьким? Как Дима Тягач обычно говаривает. Эх, жаль, нет его сейчас рядом. Ну да ладно, сами как-нибудь…
Из-за угла котельной одна за другой стали появляться тени.
— Один, два… семь, восемь. — считал вслух Седой. — Анцыга, ты что, считать не умеешь?
Их было восемь. Как в песне у Владимира Семеновича.
— Ну вот тебе и стадо, — сказал я, выбрасывая окурок и становясь рядом с Саней. — Как заказывал.
Меж тем, Кукиш с товарищи был уже в метре от нас. Враги расположились полумесяцем, обступив нашу менее многочисленную компанию с трех сторон. Я затылком почувствовал, как напрягся Седой с другими пацанами, прикрывавший наши спины.
— Здорово арестанты. — никому не протягивая руки, начал Немец. Для знающих — плохой знак. Если стрелка мирная, здороваются за руки. Хотя бывает и здороваются, а потом палить друг в друга начинают почем зря. На моей памяти пару раз было такое.
— Здорово, здорово. — стоящий впереди Кукиш переступал с ноги на ногу. — Говори, чего звал, а то у меня времени в обрез.
— Ну, будем считать, что с официальной частью покончено, — Саня сделал паузу, как бы выбирая правильную тактику разговора, затем продолжил. — Ты бы еще весь барак свой сюда притащил. Опасаешься чего?
— Да весь барак за ним не пойдет, Саня. — вставил и я свое слово в разговор. — Не знаю как блатные, а мужик точно нет. Скажи, Валера?
Из-за наших спин неуверенно вышел Шутов.
— Так вот из-за чего весь кипиш? — семейник Кукиша Слива только разглядел в полутьме Валеру.
— Ты че, Немец, в натуре за этого муфлона вписаться хочешь?
— Разобраться хочу. А после поглядим. — ответил авторитет.
— Хаа-аа. — оскалился Слива, — И ты здесь, Куба! За земелю пришел разговоры разговаривать! Ну-ну. Послушаем. Да, братва? — и обернулся к стоящим за спиной быкам.
— Да нет, Слива, это я тебя слушаю. — поправил отморозка Немец. — Пока слушаю……
Да только что-то ничего еще не услышал. — голос арестанта начал позванивать от злости, у него еще с этапа не сложились отношения со Слевиным, на момент прихода Сани в лагерь, груженым за карантином.
Кукиш по привычке перевалился с ноги на ногу.
— Короче, братва! В чем предъява конкретно? Что за земляка впряглись — поклон вам низкий, но к нам-то какие вопросы? Мы все разрулили по понятиям. Из-за него, — смотрящий тринадцатого барака кивнул на Шутова, — Чуть весь отряд не встрял. И люди бы пострадали и дело наше общее. А мы и с отрядником убацали, и его, в принципе, не сильно встряхнули. Короче, и овцы целы, и волки сыты. Я лично забашлял мусорку, чтоб тихо все было. Так чего ж еще? А тебе, Саня, не в мазняк по моему бараку вопросы решать. У тебя свои бандерлоги есть. Вот им и указывай что да где. Но! Из уважения к тебе, и… — Кукиш кивнул головой в мою сторону, — … и присутствующим здесь людям, мы этот маленький инцидент между нами забудем. И сегодня никто из твоих парней не пострадает, даже он. — зек мотнул башкой в сторону Валеры, — Забрал его к себе, бог тебе навстречу. Пусть в твоем бараке будет, я не против.
Я уже знал, что будет дальше. Пламенная тирада Кукиша с секунды на секунду должна была прерваться не менее мощным, чем на первенстве Сибири, ударом кулака в его тупую голову. Немец не станет долго слушать какого-то отмора, на двадцать ступеней стоящего ниже его по положению. Да и не в иерархии вовсе дело. Авторитет никому не позволит так разговаривать с собой. Не будь он Немцем. И Кукиш знал это, но тем не менее открыто провоцировал. Это немного настораживало.
Но на сей раз я ошибся. Саня хотел сделать все по закону.
— Да нет, дружище! — начал Немец. — Это ты что-то путаешь. Я волен подойти к любому в лагере и спросить за беспредел. Как равный с равного. Скажи-ка мне, Валера, с чего начались у тебя проблемы в бараке?
Земляк неуверенно проговорил:
— Мать похоронили, а меня известили спустя десять дней.
— Это правда, Кукиш? — Саня в упор смотрел на блатного.
— Ну правда, и че?
— Хорошо, что ты это не отрицаешь. А станешь ли ты отрицать тот факт, что мусора по закону обязаны Валеру везти под конвоем на кладбище, либо в «конверт» гроб завезти, чтобы человек попрощаться мог?
— Ну нет, не стану. Ты к чему клонишь-то? Не пойму я. — смотрящий тринадцатого оглянулся на своих спутников, как бы ища поддержки.
— А к тому, Кукиш, что мусора закон не исполняют, а такие, как ты, отморозки им жопу лижут. Люди в карцерах гниют, чтобы мужику жизнь облегчить. А вы языки свои псиные повысовывали, аж слюна капает и ждете мусорской команды!
— Слышь, Немец! Ты за базаром-то следи! — было дернулся вперед Слива.