«Битлз» in the USSR, или Иное небо - Буркин Юлий Сергеевич
…Мучник и Якубович переехали на «Жигулях» Леонида мост через Оку, оставили за собой Трухачево и свернули на Пущино. Мучник всю дорогу продремал. Якубович остановил машину недалеко от ворот на аэродром.
– Моисей, мы на месте, – негромко сказал он и легонько похлопал приятеля по плечу.
Тот вздрогнул, молча достал с заднего сиденья дубленку, тяжелую сумку, и они вышли. Ночь была холодная, но ясная. «Это хорошо», – подумал Леонид. Он всмотрелся и увидел, что ветровой конус болтается бессильно, как хобот слона.
– И это хорошо, – с удовлетворением пробормотал он. В окнах сторожевой избушки горел свет, из трубы шел дым.
Он прислушался и уловил еле слышные звуки гармони.
– А вот это уже просто замечательно. – Он улыбнулся в уже подернутые инеем усы. – Ну, Мося, – прошептал он азартно, – пока все за нас.
– А сторож-то не спит, – осторожно возразил Моисей Миронович.
– И это к лучшему, – заверил его Леонид. – Если бы мы посреди ночи затарахтели на всю ивановскую пропеллером, Мит-рич годовой запас дроби на нас перевел бы. А он, знаешь, стрелок меткий.
Они поднялись по ступенькам, потопали, стряхивая снег, сапогами. Леонид постучал, потянул за ручку двери, и они вошли. В ноздри им ударил смешанный дух самогонки, табака, кильки в томатном соусе, чеснока, псины и авиационного бензина.
Пожилой сторож сидел на стуле перед табуреткой, держа на коленях гармошку-трехрядку. На табуретке стояла шахматная доска с фигурами. Трогая клавиши гармони, он задумчиво рассматривал шахматную позицию. На кровати с блестящими шишечками кто-то, похрапывая, спал.
– Здравствуйте, Егор Митрич, – уважительно поприветствовал сторожа Якубович.
Тот мельком глянул на гостей, кивнул и вернулся к созерцанию ситуации на доске. Передвинул слона, подумал, вернул его обратно и повернулся к друзьям:
– И вам не хворать, Леонид Аркадич.
Голос у него был неожиданно высокий и молодой.
– Вот, Мося, познакомься, это наш уважаемый Егор Дмитриевич Сухопалов, ветеран Военно-воздушных сил. У Василия Сталина был механиком-мотористом. А это, Егор Митрич, мой друг Моисей Мучник.
Ветеран оглядел Мучника с головы до ног и спросил:
– Не шахматист ли?
– Ну, так, поигрываю, – смутился он.
– Подь сюды, мил человек. Да вы раздевайтесь, натоплено у нас.
Мучник и Якубович повесили верхнюю одежду к остальным тулупам и подошли.
– Вот, итьюд из «Науки и жизни». Мат в два хода. Мучник подошел к доске, оценил ситуацию и посоветовал:
– Конь на эф-три.
Митрич хищно навис над доской, двигая седыми бровями.
– Ух ты. Точно! Вот я, валенок старый… – Сделав ход, он обратился к Якубовичу: – Ну, выкладывай, Аркадич, что за нужда у тебя.
Якубович не стал врать.
– В Саратов надо слетать и там дальше, – неопределенно махнул он рукой. – «Аннушку» хочу взять. Хорошим людям помочь.
Егор Дмитриевич посмотрел на него пристально.
– Вот за честность твою… Но в журнал все равно придется записать, я такой рыск на себя взять не могу.
– Какой разговор, Егор Дмитриевич!
– И горючку оплатишь. По прибытию.
– Само собой… Мироныч, – обернулся он к Мучнику, – давай, чего там у тебя.
Моисей Миронович вытащил из сумки две бутылки водки и две банки красной икры.
– А это, Егор Дмитриевич, – пояснил пилот, – в порядке помощи города селу, смычки то есть.
– Ну, если смычки… – Егор Дмитриевич несуетливо принял дар. – Машину сам найдешь?
– Да, не впервой.
– Ну, мягкой посадки вам тогда… Погодите-ка.
Сторож подошел к столу, по-деревенски, прижимая буханку к себе, отрезал два шмата хлеба, посыпал их солью и протянул гостям.
– Откусите, но всё не ешьте.
Якубович улыбнулся, ополовинил хлеб и положил его на полотенце. Так же поступил, недоумевая, и Моисей Миронович. Егор Дмитриевич завернул остаток хлеба в рушник, спрятал на полку и стал давать напутствия:
– Лети низко, как можешь, радары еще на пять километров, и не забудь, линия ЛЭП на юго-восток через двадцать восемь километров. Но, честно говоря, сомневаюсь я, Аркадич. Заметят вас и, не дай бог, прихлопнут.
– Думаешь? – нахмурился Якубович.
– Как муху! – подтвердил сторож и так внушительно ударил ладонью по столу, что разбудил спавшего.
Откинув лоскутное одеяло, на кровати рывком сел молодой, но очень помятый мужчина. Он посмотрел на друзей дикими глазами и неожиданно гаркнул:
– Света, где паспорт?!
– Тише, тише, Михалыч, – успокаивающе сказал ему сторож. – Все свои, пожара нет. Это машинист наш – Михалыч, – пояснил он гостям. – Самолеты на той неделе в Венгрию повезет. Твои, Леонид, кстати, «кукурузники». А пока на отдыхе, перебрал слегка.
Якубович понял, что это перст судьбы.
– Михалыч, – продолжал сторож, обращаясь к выбирающемуся из постели, – познакомься, это Леонид Аркадич, хороший человек, а это друг его, шахматист.
Михалыч потряс взлохмаченной длинноволосой головой, накинул форменную куртку с колесом и крыльями и обменялся с гостями рукопожатиями.
– Уважаемый, э-э… – решил брать быка за рога Якубович.
– Кукуцаполь Михайлович, – чуть поклонился машинист.
– Как, простите? – не поверил своим ушам Мучник. Машинист тяжело вздохнул.
– Кукуцаполь, – повторил он. – А фамилия – Костенко.
– Что ты человека в краску вгоняешь?! – напустился на Мучника Михаил Аркадьевич. – Может, у него предки из Мексики? Там бог такой был – змей крылатый.
– Змей – это Кецалькоатль, – зашипел в ответ Мучник. – Не надо меня путать! Я, между прочим…
– Змей тут ни при чем, – оборвал их новый знакомый. – Это моим папе с мамой спасибо, а также Хрущеву Никите Сергеевичу. Кукуцаполь расшифровывается, как «кукуруза царица полей».
Мучник с Якубовичем оторопело переглянулись.
– Да ладно вам, – ухмыльнулся Кукуцаполь, видя, какое произвел на них впечатление. – Зовите меня просто Михалыч. Как все.
Друзья с готовностью покивали.
– Вот что, Михалыч… – включая на полную катушку свое безотказное обаяние, начал Якубович охмурение машиниста.
– Да вы присаживайтесь, что ли, – перебил его хозяин, указывая на скамейку возле стола. – В ногах правды нет.
Мучник с Якубовичем сели, Михалыч устроился на стуле в торце.
– Чего хотели-то? – спросил он. Сторож налил всем мятного травяного чая.
– Вам когда в рейс, милейший? – спросил Якубович, сияя добродушнейшей улыбкой.
– В четверг, в ночь. А что?
– В четве-ерг… – протянул Якубович. – Жаль, жаль… Мы как раз в четверг передачу записываем… А то бы поучаствовали, по фактуре вы подходите. Но, в принципе, можно потом, после рейса, в другом выпуске…
– Что за передача-то? – глядя на Якубовича, с неприкрытым интересом поинтересовался Михалыч.
– «А ну-ка парни!» Слышали о такой?
Это он, конечно, кокетничал. Кто же не слышал о самой популярной передаче в Советском Союзе! Леонид Аркадьевич уже привык к тому, что участвовать в ней мечтают все поголовно, и нередко пользовался этим, как универсальной валютой.
– Ах, эта, – неожиданно разочарованно махнул рукой Михалыч. – Слыхал.
– И не интересно было бы поучаствовать? – удивился Якубович. – Я мог бы организовать. Я в ней сценаристом…
– Нет, – покачал головой машинист. – Не интересно. Чай у тебя, Митрич, высший класс, – обернулся он к сторожу. – Всё как рукой.
– Куку… Кукуцаполь Михайлович! – воскликнул Мучник, видя поражение напарника. – Скажите, вы музыку любите?!
– Я-то? – усмехнулся машинист. – Вот если бы вы в «Музыкальном киоске» работали… Бери гармонь, Митрич.
С этими словами он наклонился, вытянул из-под кровати за гриф большую черную бас-гитару, которая оказалась подключенной к древней радиоле «Ригонда», крутанул рукоятку громкости и заиграл хардовое начало «Smoke On The Water»*. [* «Дым над водой» (англ.) - песня группы «Deep Purple».]
Егор Дмитриевич умело поддержал его слегка частушечными руладами. Низким хриплым голосом Кукуцаполь затянул: